Глава 92 ИНДЕЙСКОЕ ЛЕТО

Их руки коснулись струн. Похолодев, услышал я быстрые, глухие аккорды, резкий удар так хорошо знакомой мелодии: зазвенело «Фанданго». Грянули, как поцелуй в сердце, крепкие струны, и в этот набегающий темп вошло сухое щелканье кастаньет.

Александр Грин «Фанданго»

Достаточно было спросить: «Кого ты пляшешь?» И ответ был исчерпывающим: сразу становилось ясно, где живет человек и из какого он племени.

Юрий Дмитриев «Птицы»

Через полвека после обещания индейца прислать Клюзнеру внуков своих, чтобы они «станцевали ему птиц», у станций метро Санкт-Петербурга то там, то сям, стали появляться индейские музыканты и танцоры.

Началось это в непривычно теплый сентябрьский день в сердцевине нежданно-негаданно наставшего на нашей магаданской широте бабьего лета, который на широтах другого полушария называют «индейским летом». Несколько лет подряд возникали эти неправдоподобные фигуры; у большинства длинноволосые прически украшены были перьями, у одного надеты крылья, напоминал он написанного каким-нибудь крещеным индейцем ангела или сошедшего с неведомого полотна крылатого вестника времен колониального барокко.

На высоком длинном цветном барабане, точно на постаменте, стояла глиняная чаша, напоминавшая миски, прижимаемые к животу (или стоящие на животах малых божеств, если те наблюдали музейные залы полулежа) одним из божеств дождей, чак-мооля; зрители кидали туда денежки, кто сколько может.

— Откуда вы?

— Из Эквадора.

— Из Венесуэлы.

— Из племени Айдахо.

И никто не сказал:

— Мы из будущего.

Знают февраль-скиталец, дождь-капельмейстер, что в ювенильных подземных озерах копится память.

Малую толику корни подарят листьям трав и деревьев.

Кого танцуешь? Летящего орла, парящего сорокопута, жаворонка, зависшего над полями, желну — черного дятла, воробья, зегзицу, сокола из Египта, ибиса фараона, брата индейки, петуха — будильника ветхозаветного полководца, чайку по имени Джонатан Ливингстон, вóрона Эдгара По? Еще станцуем тебе, слышащий нас, полет кондора над песочными часами побережий и пустынь.

Флейты, похожие на цевницу врубелевского Пана, длинные дудки вроде дудука, связки звенящих бубенчиков, букеты погремков, электронные блоки с голосом терменвокса, гонга; а гитара у гитариста совсем маленькая.

«Откуда гитара? Из Маракайбо?» — «Из Сыктывкара». Из чего делает гитары сыктывкарский мастер? Из ружейных прикладов, вымоченных в кадках дождей метеоритных, прошлогоднего талого чернобыльского снега, — тогда в таинственных спилах остаются поводы и причины звука.

Что знает многоствольная флейта о дыханье? Где вдох и выдох, лепечет она, там вход и выход.

Что нужно, чтобы раковина пела? Слепи ее сам из глины, обожги в стоящей на перекрестках троп печи, помни о ветре.

Что это за дудка полупастушья? — сестра свирели.

Звучите, звените букеты колокольцев, бубенцы веревочной стоузелковой связки, играйте, гонги Равдоникаса, вибрируйте, инопланетные терменвоксы.

Как обещано было: по туннелям подземки, по отноркам, по ручьям песчаным, по скрытым рекам, по притокам ручейным, волнами звука, перепадом дыханья.

Из раковины звучащей в раковину ушную.

Лабиринт лабиринту всё расскажет.

Музыка — единственный способ слышать друг друга.

Осененный летучим опереньем свиристелей, осоедов, петухов японских, дронтов, чеглоков сизокрылых, казарок, селезней, уток, лебедей, журавлей, зябликов, иволг — проходит под стаями, под тающим, развеществляющимся третьим украинским фронтом облаков полнолунного и новолунного небосвода, ведомый Хозяином Тишины, Покровитель Птиц.

Загрузка...