Последний король французов. Часть вторая

LXI

Однако правительство, ощутившее, возможно, радостное волнение при виде того, что ее враги готовы взаимно уничтожить друг друга, было всерьез испугано впечатлением, которое произвела эта первая пролитая кровь, и приняло все меры для того, чтобы стать хозяином положения; было произведено несколько арестов, и республиканцы и роялисты оказались под таким сильным надзором, что два уже назначенных поединка оказались сорваны из-за присутствия жандармов в условленном месте.

Наконец, 26 февраля все прочитали в «Вестнике» следующее заявление, переданное герцогиней Беррийской в руки генерала Бюжо, коменданта крепости Блай:

«Под давлением обстоятельств, а также мер, предписанных правительством, я, хотя и имея самые серьезные причины для того, чтобы держать заключенный мною брак в тайне, полагаю своим долгом по отношению к самой себе, равно как и к своим детям, заявить о том, что тайно вышла замуж во время своего пребывания в Италии.

Это заявление, которое еще не являлось официальным сообщением о беременности, но явно было шагом к такому сообщению, привело в растерянность легитимистскую партию, не нашедшую никаких других доводов для возражений, кроме как решительно отрицать, что это заявление было написано самой герцогиней Беррийской.

Те же, кто пошел на самую большую уступку правительству Луи Филиппа, согласились признать, что это заявление действительно исходило от нее, однако настаивали на том, что она подписала его по принуждению.

И тогда, дабы заставить замолчать даже самых недоверчивых, правительство решило, что герцогиня Беррийская, безоговорочно признанная беременной, рожать будет прилюдно и об этих родах будет составлен протокол.

Соответственно, г-н Денё, акушер герцогини, был отправлен в Блай, куда он и прибыл 24 марта 1833 года.

Трудность заключалось в том, чтобы добиться от узницы согласия на такие прилюдные роды.

Удерживали ее два обстоятельства:

во-первых, позор, к тому же наносивший смертельный удар ее партии;

во-вторых, страшно сказать, опасение, что, когда этот позор станет публичным, награда за него, то есть свобода, ускользнет от нее.

В отношении второго обстоятельства генерал Бюжо попытался успокоить ее; он дал слово, а все знали, что данное им слово никогда не нарушалось, и заявил, что если король не сдержит своего обещания, то он сдержит свое, откроет ворота цитадели, захватит корвет «Капризница» и самочинно доставит герцогиню Беррийскую на Сицилию.

Несмотря на это обещание, герцогиня отвергла все предложенные ей пути соглашения и написала генералу следующее письмо:

Понятно, почему узница требовала, чтобы об условиях, которыми правительство обставляло ее освобождение, ей было сообщено письменно.

И тогда было решено обойтись без ее согласия.

Утром 24 апреля в комнату герцогини вошел генерал Бюжо, держа в руках нечто вроде протокола, с содержанием которого он ее ознакомил; это было решение о том, что роды будут прилюдными.

Лицами, которым надлежало присутствовать на них, были:

в первую очередь, супрефект округа Блай; затем мэр, затем его заместители, председатель суда, мировой судья, командир национальной гвардии и два хирурга — господа Дюбуа и Меньер.

Всем этим свидетелям следовало войти в комнату узницы при первых же криках, которые она издаст; они должны были удостоверить личность принцессы, записать ее ответы и удостоверить ее умолчания; в том случае, если она будет кричать во время родовых схваток, свидетелям надлежало взять эти крики на заметку; значение придавалось даже пискам ребенка, и их необходимо было отметить в протоколе; кроме того, свидетелям вменялось в обязанность осмотреть спальню, кабинеты, шкафы, секретеры, ящики комодов и даже кровать принцессы, дабы убедиться, что в ее покоях нет новорожденного ребенка.

При оглашении этого длинного перечня, каждое слово которого вызывало краску на лице принцессы, она оставалась почти бесстрастной, но, когда генерал добавил, что в гостиной, примыкающей к ее спальне, будут находиться два стражника и дверь в спальню останется открытой, герцогиня вспылила:

— Ну, это уже чересчур, сударь! Уходите!

С этими словами принцесса бросилась из гостиной, где она находилась, в свою спальню и с силой захлопнула за собой дверь.

Несколько минут спустя она уже лежала в постели — лицо ее посинело, губы были перекошены, и все ее тело била лихорадочная дрожь.

На протяжении почти целого дня ребенок не шевелился, и все подумали, что он мертв.

Многие гневно возмущаются по поводу страданий, которые Мария Антуанетта претерпела в Тампле; однако Мария Антуанетта отстаивала в Тампле лишь свою жизнь, в то время как Мария Каролина отстаивала в крепости Блай свою честь.

Которой из них пришлось страдать больше: Марии Антуанетте или Марии Каролине?

После трех дней болезни, признав себя побежденной, узница вступила в переговоры.

Принятое соглашение основывалось на следующих положениях.

Герцогиня Беррийская согласилась:

1° известить генерала Бюжо о первых схватках, которые она ощутит;

2° утвердительно ответить на вопрос, который будет ей задан, является ли она герцогиней Беррийской;

3° и, наконец, если лица, которым надлежало присутствовать при ее родах в качестве свидетелей, придут лишь после этих родов, принять их, когда г-н Денё сочтет это приемлемым.

В ответ на эти уступки генерал, действуя от имени правительства, пообещал:

1° что г-н Дюбуа, которого герцогиня Беррийская ненавидела, ни под каким предлогом не войдет в ее спальню;

2° что ее освободят, как только г-н Денё сочтет, что она в состоянии выдержать путешествие;

3° что это обещание будет обсуждено на государственном совете, утверждено на нем и подписано по крайней мере пятью министрами;

4° что подлинник этого обещания или его копию, подписанную министрами, передадут на хранение генералу;

5° и что, наконец, у самой узницы будет копия этого документа, надлежащим образом удостоверенная.

Это последнее условие, за которое герцогиня держалась категорически, чуть было не привело к прекращению переговоров, осуществлявшихся посредством телеграфа; в конце концов все условия были согласованы обеими сторонами, и в Тюильри, наконец, могли спать спокойно.

Герцогиня Беррийская, регентша Франции, только что отреклась в крепости Блай от власти куда более определенно, чем это сделал Карл X в Рамбуйе.

Договору этому, в той его части, которая зависела от принцессы, суждено было исполниться в ночь на 10 мая.

Десятого мая, в три часа утра, герцогиня Беррийская ощутила первые родовые схватки и испустила первые крики.

Никто не думал, что это произойдет так скоро, и потому все были застигнуты врасплох.

Господа Денё и Меньер спали в гостиной, переделанной для них в спальню, чтобы, когда их услуги понадобятся, достаточно будет лишь открыть дверь и обратиться к ним за содействием.

Внезапно эта дверь распахнулась, и г-жа Ансле, спавшая подле принцессы, выскочила из комнаты, крича:

— Сюда, сюда, господин Денё! Мадам рожает!

Господин Денё в свой черед бросается в спальню герцогини, в то время как г-н Менье мчится будить генерала.

Генерал тотчас же приказывает подать сигнал, предназначенный для того, чтобы созвать свидетелей.

Этим сигналом служили три пушечных выстрела.

Ну а теперь предоставим слово протоколу; ничто порой не обладает более страшным красноречием, чем официальная бумага с ее холодной строгостью.

Но, по крайней мере, подобный документ имеет то мрачное преимущество, что он неопровержим.

Год тысяча восемьсот тридцать третий, десятое мая, три с половиной часа утра.

Мы, нижеподписавшиеся:

Тома Робер Бюжо, член Палаты депутатов, генерал-майор, комендант крепости Блай;

Антуан Дюбуа, почетный профессор Медицинского факультета Парижа;

Шарль Франсуа Маршан-Дюбрёй, супрефект округа Блай; Даниель Теотим Пастуро, председатель суда первой инстанции округа Блай;

Пьер Надо, королевский прокурор при том же суде;

Гийом Беллон, председатель торгового суда, заместитель мэра города Блай;

Шарль Борд, командир национальной гвардии округа Блай;

Эли Декрамб, кюре города Блай;

Пьер Камиль Делор, начальник гарнизона крепости Блай;

Клод Оливье Дюфрен, гражданский правительственный комиссар в крепости,

свидетели, созванные по просьбе генерала Бюжо с целью присутствовать при родах Ее Королевского Высочества Марии Каролины, принцессы Обеих Сицилий, герцогини Беррийской.

(Господа Мерле, мэр города Блай, и Ренье, мировой судья, равным образом назначенные свидетелями, отлучились на короткое время за город и не смогли прийти своевременно.)

Когда мы явились в крепость Блай, в дом, где жительствует Ее Королевское Высочество, нас провели в гостиную, находящуюся перед спальней, где в постели лежала принцесса.

Доктор Дюбуа, генерал Бюжо и г-н Делор, начальник гарнизона, находились в этой гостиной с тех пор, как у принцессы начались первые схватки. Они сообщили другим свидетелям, что госпожа герцогиня Беррийская разрешилась от бремени в три часа двадцать минут, после очень коротких схваток, и что они видели, как при родах ей оказывали помощь доктора Денё и Меньер, тогда как г-н Дюбуа оставался в покоях вплоть до выхода ребенка.

Генерал Бюжо вошел в спальню и спросил герцогиню, угодно ли ей принять свидетелей.

Она ответила, что примет их, как только ребенка оботрут и оденут.

Несколько минут спустя в гостиной появилась г-жа д'Отфор, от имени герцогини приглашая свидетелей войти, и мы тотчас же вошли в спальню.

Мы застали герцогиню Беррийскую лежащей в постели, а новорожденный ребенок находился по левую сторону от нее. У изножья кровати сидела г-жа д'Отфор; г-жа Ансле и господа Денё и Меньер стояли у у изголовья постели.

Господин председатель Пастуро подошел к принцессе и громким голосом задал ей следующие вопросы:

— Я имею честь говорить с госпожой герцогиней Беррийской?

— Да.

— Вы действительно госпожа герцогиня Беррийская?

— Да, сударь.

— Этот новорожденный ребенок, находящийся рядом с вами, ваш?

— Да, сударь, это мой ребенок.

— Какого он пола?

— Женского. Впрочем, я поручила господину Денё сделать соответствующее заявление.

В ту же минуту Луи Шарль Денё, доктор медицины, бывший профессор клиники родовспоможения Парижского факультета, действительный член Королевской Академии медицины, сделал следующее заявление:

"Я только что принял роды герцогини Беррийской, присутствующей здесь, законной супруги графа Этторе Луккези Палли из рода князей ди Кампо Франко, проживающего в Палермо, дворянина покоев короля Обеих Сицилий".

Господин герцог де Бриссак и госпожа графиня д'Отфор, к которым мы обратились с вопросом, подпишут ли они отчет о том, чему они были свидетелями, ответили, что они явились сюда для того, чтобы в качестве друзей ухаживать за герцогиней Беррийской, а не для того, чтобы подписывать какую-нибудь бумагу.

По всем этим причинам в указанные выше день, месяц и год мы составили и, после зачитывания, подписали настоящий протокол в трех экземплярах, один из которых был в нашем присутствии помещен в архив крепости, а два других были переданы генералу Бюжо, коменданту, которому мы поручили направить их правительству.

Как же сильно отличаются роды, происходившие 10 мая 1833 года в крепости Блай, от тех, что происходили 29 сентября 1820 года во дворце Тюильри!

Новость о родах герцогини Беррийской была передана правительству по телеграфу. Настолько не терпелось ему узнать это счастливое известие.

Впрочем, правительство сдержало свое слово: ни одной из партий, выступавших против карлистской партии, при всей их ожесточенности и озлобленности, недостало храбрости потребовать для принцессы другого наказания, кроме того, какое на нее наложил ее дядя.

Восьмого июня Мария Каролина покинула тюрьму; пароход, стоявший на якоре возле крепости, должен был доставить принцессу на корвет «Агата», который ожидал ее на Ришарском рейде. На борту парохода принцессу ожидали несколько человек: это были маркиз и маркиза де Дампьер, князь и княгиня Боффремон, маркиз де Барбансуа, виконт де Менар, граф Луи де Кальвимон и аббат Сабатье, только что назначенный ее духовником.

В половине десятого утра герцогиня переступила через порог своей тюрьмы; подле нее шла кормилица, держа на руках принцессу Анну Марию Розалию, которая, родившись в тюрьме, вышла из нее лишь для того, чтобы вскоре лечь в могилу. Позади герцогини и кормилицы шли г-н де Менар, г-жа д'Отфор, г-н Денё, г-н де Сент-Арно, адъютант генерала, мадемуазель Ле Бешю и г-жа Ансле.

Без четверти десять принцесса уже была на борту парохода, который в десять часов поднял якорь и направился в сторону моря.

Около часа дня была проведена пересадка пассажиров, прошедшая без всяких происшествий, и подле Марии Каролины остались лишь те, кто должен был сопровождать ее на борту «Агаты» до Палермо.

Это были г-н де Менар, князь и княгиня де Боффремон, г-н Денё, г-н Меньер, генерал Бюжо и его адъютант, а также состоявшие у нее на службе мадемуазель Ле Бешю и г-жа Ансле.

Девятого июня «Агата» направилась к Палермо и вскоре, после благополучного плавания, бросила там якорь.

Так закончилась эта попытка восстания, роковая для побежденной партии, но, возможно, еще более роковая для партии победившей.