Прелюдия 11

Глава 3

Когда колонна двинулась от «Тумбы катро» на юг, спустилась такая темень, хоть глаз выколи. Машины оставили позади мост и свернули по направлению к приморскому шоссе. До Росалеса часа полтора. Во время поездки Кинтана не обращал внимания на смутные очертания предметов и тени при дороге. Впервые Даниела не согласилась при решении принципиального вопроса, совершенно очевидно, что она поступит так и в других случаях, у него нет над ней никакой власти. А над кем есть? В сущности, ни над кем. Он вспоминал о трениях с Педро, обо всех столкновениях в прошлом, даже о своих поражениях и редких, добытых в тяжелых схватках победах в отчем доме. Вечное противодействие давлению извне и постороннему влиянию!.. И никогда его достижения не находились в разумном соотношении с затраченными усилиями. Так оно было всегда, поэтому и здесь каждый позволяет себе делать что вздумается, пусть для вида его приказы и выполняются.

У Карлоса все совершенно иначе. Он и рта не успевает открыть, у него мысли читали в глазах и тут же бросались выполнять. То, что команданте удавалось согнуть легким прикосновением, в его, Рамона, руках обретало необычайную прочность. Сегодня он снова убедился, как сложно возражать Карлосу, При том, что тот никому жизнь не усложнял, всегда был терпим и любезен. Он уступал, не сдавая своих позиций, а завтра ехал в Гавану из уважения к нему, так сказать. Обходительность Карлоса просто непостижима. Часто казалось, будто он говорит молча: «Я в твои проблемы и заботы вошел, но решать их ты будешь по-моему».

Кинтана отдавал себе отчет: как раз эта широта натуры Карлоса, его предупредительность, умение избегать конфликтов и выслушивать взаимоисключающие мнения смутили его с самого начала. Он предпочел бы побольше характера и поменьше тактики; революционеру незачем быть фокусником, даже если это временно приносит преимущества. Сейчас, когда они свернули налево, к побережью, Рамон вспомнил, о чем они разговаривали с Карлосом летом во время прогулки по улицам Санта-Клары. Он не помнил, как и почему возник разговор, но смысл сказанного не забыл.

— Ты рассуждаешь вполне последовательно, — сказал Карлос без тени иронии, когда они сидели в ресторане высоко над городом и ели фруктовый салат. — Но ты не видишь границ своей логики, Рамон. Ты намерен все подчинить одной цели, нашему большому делу. Я считаю это нецелесообразным; разумная жизнь заключает в себе больше. Кто сверяет любое решение с принципами, теряет размах, а безвольные действия нам вредят. Моралист суживает донельзя пространственные представления, теряет способность реагировать гибко. Действовать в строгом соответствии с основными правилами означает для офицера, что он наказывает подчиненных за самое незначительное нарушение уставных положений. Врач, к примеру, не должен был бы курить, а тебе как будто сигара по вкусу? Тот, кто любит животных, не должен есть мясо; супруг должен тридцать лет жить с одной женщиной, лояльный гражданин, безразлично при каком режиме, обязан доносить в полицию о всех инакомыслящих. Мы, военные, — не прикасаться к спиртному.

— Для нас, — перебил его Кинтана, — главное — быть готовыми умереть за родину.

— А лучше жить ради нее. И поверь мне, мы и вообще-то живы благодаря чьей-то непоследовательности. Фидель жив потому, что у Гран Пьедры он попал в плен, а не пустил себе в лоб знаменитый последний патрон. Я жив потому, что не все при Батисте были доносчиками и не каждый из казармы «Тигр» оказался убийцей. Будь человечество последовательнее, оно давно уничтожило бы себя атомными бомбами. А в старину должны были убивать всех инаковерующих, людей с другим цветом кожи, а главное — всех еретиков. Разве может тот, кто предан своей идее беспредельно, долгое время терпеть рядом других, распространяющих враждебное учение?

— Фанатики не добились этого, — ответил Кинтана. — Сил не хватило, а то бы сделали.

Этим своим ответом он недоволен и по сей день; он не устоял перед исходящей от Карлоса притягательной силой.

— Ну как там рассуждают фанатики, мне неизвестно, — пробурчал команданте. — Способны ли они проявить рассудительность и разобраться в соотношении сил? Другие, на которых фанатики набрасываются, хотя не могут без них обойтись, всегда немного не уверены в себе и поэтому человечнее. Для них мир полон трагических противоречий, даром что они знают, что с течением времени эти противоречия исчезнут. Решать-то приходится сейчас, вот и сомневаются — не обязательно в конечной цели, чаще в средствах. Спрашивают себя: нет ли таких моментов, в которых они ошибаются, а враг прав? Это делает их честными и терпимыми. Мы постоянно вынуждены делать выбор между вещами, истинная ценность которых пока неизвестна. Ты оставил свою профессию врача, чтобы служить стране как солдат. А может, будучи врачом или инженером, ты принес бы ей больше пользы? Ты жертвуешь людьми, чтобы победить в бою, исход которого не столь уж важен. Расходишься с женой и лишь много позлее узнаешь, лучше ли тебе будет с другой. Путей всегда много. Одну и ту же задачу можно решить разными способами; понявший такую возможность как бы избавляется от внутреннего оцепенения, ему становится легче и вместе с тем труднее...

Опасный ход мысли: великодушный на первый взгляд, он при ближайшем рассмотрении размывает все ценности!..

Колонна миновала место, где четыре дня назад высадилась банда. У Рамона внутри все кипело, столкновение с Карлосом больно задело его — просто Карлос сильнее. Но почему вдруг это вызвало такую досаду, что нового он узнал? Рамон сделал своим правилом не противиться неизбежному. Но непоправимо ли, если девушка тебя сейчас не любит? Рамон сам поразился, что рассуждения его приняли такой оборот: он понял, какие чувства его терзают — поведение Даниелы. Она верила Карлосу больше, чем ему, отсюда и боль в душе. Как это ни противоестественно, но после разговора на мосту Даниела показалась ему по-человечески значительнее, серьезнее, честнее, словно ее обогатили каким-то загадочным веществом. Девушка проявила волю, характер, она — личность. А что такое личность? Дар? Способность жить и уверенно реагировать на явления жизни, способность сохранять в себе то, что имеешь и на что способен, до того момента, когда это потребуется?

Так вот оно что. Вот оно что, значит. Даниела опалила тебя, теперь ты горишь, и огня этого не потушить. Она тебе не поможет. Вот она сидит за твоей спиной, но оборачиваться бесполезно, о помощи и думать нечего. Как прекрасно ты владел собой в прошлый раз! Но образ ее живет в тебе, куда бы ты ни шел и что бы ни предпринимал, — этого тебе не выдержать. Владеешь ли ты собой по-прежнему? У тебя приказ, все нити из сьерры собираются в клубок в твоей руке. На вчерашний день одиннадцать убитых и тяжелораненых. Но пора кончать с «червяками», надо задушить их, это правильно. А как насчет Карлоса? Оставить подозрения? Не знаю, нет, не знаю! Ну, ладно, вон уже Росалес...

Педро разместил их в доме священника, где спал сам. Руки у него на перевязи, он докладывает о боевых событиях минувшего дня. Взвод попал в засаду, он потерял четыре человека и ничего не добился, но тем не менее, кажется, чем-то горд. Пока они ели на кухне, положил на стол голубой лоскуток: кусок от рубашки Ласаро, как он утверждал. Ласаро тайком оторвал его и оставил в траве, острый угол лоскута указывал на северо-запад, там же найдены другие следы... Просто курам на смех, а Педро все распаляется, никак не остановится. Но как раз во время его сбивчивого рассказа Кинтана совершенно успокоился. Дал Педро выговориться, отчитывать не стал. В присутствии девушки делового разговора не получится.

— Пошли спать, — сказал он.

Пятнадцать убитых и тяжелораненых...

Один из адъютантов проводил их наверх, под самую крышу, и указал на две маленькие комнатушки. В третьей снаружи торчал ключ, там находился священник. Кинтана упал на постель и быстро заснул. Во сне ему явился Карлос, он стоял, набычив шею, у окна и говорил: «Хорошо, завтра утром я поеду в Гавану...» — «А где тебя можно будет найти?» И тут Карлос повернул голову. Боже, что за выражение лица! Какой немыслимый холод в глазах! Совершенно чужое лицо. Рамон больше не сомневался, что команданте что-то от него скрывает. От этой мысли он проснулся. И еще от того, что стукнула дверь в соседней комнатушке. Что, у Даниелы гости? Пришли? Или ушли? Да, Даниела. Она не пожелала понять его, даже выслушать до конца, когда речь зашла о Паломино. Нет, необходимо объясниться, сегодня же, сейчас же, пусть и ночью. Быстро оделся. Время не самое удачное, может быть, самое неудачное, но больше ждать он не в силах. И без того времени упущено пропасть; Даниела, наверное, не знает, что о нем и подумать. Вошел, не постучав, взял стул и сел перед ней.

— Рамон, что все это значит? — спросила она.

В комнате темно, он едва различал ее силуэт, может быть, она даже улыбалась, ему это безразлично. Он не даст себя прервать, ему не объятия нужны, а ясность.

Даниела приподнялась на постели, подложила под спину подушку.

— A-а, ты услышал, конечно, как заходил Педро и как я его выгнала?.. Я знаю заранее, что ты скажешь. Ты начнешь уверять, что готов меня защищать и опекать всегда. Согласна, а теперь иди опять спать, хорошо?

— Даниела, мы не дети. Я пришел к тебе по другой причине. Ты помнишь наш разговор перед магазином оптики, когда шел дождь? И потом, в ресторане в Ведадо? Я хотел бы его продолжить. Кто знает, когда нам представится другой случай.

— К чему продолжать? Оставь все как есть. Ты лучший из рыцарей, какого только можно себе пожелать. Ты защищаешь меня даже от себя самого.

Это уже слишком, кровь бросилась ему в лицо. Выходит, она считает его сдержанность смехотворной. Он взял ее лицо в ладони и начал целовать, молча, страстно — лоб, глаза, подбородок, губы, Рамон был опьянен ею, запахом ее кожи и распущенных волос; как часто он мечтал о такой минуте! Он был настолько возбужден, что не замечал, отвечает ли она на поцелуи.

Рамон ждал от нее одного-единственного слова, рукопожатия, какого-то знака — тщетно. Она тяжело дышала, пока не проговорила :

— Я не такая, какой ты меня себе представляешь. У меня ребенок от человека, который бросил Кубу. Ребенок от перебежчика.

— Знаю. И что из того?

— Перестань, — сказала она. — Тебе это небезразлично. Тебе — нет!

Он не видел ее лица, но прозвучали последние слова так, что сомнения отпали. Она отказывала ему, и говорить дальше бесполезно. Он медленно поднялся, пошел к двери. Все кончено. Пока боль от падения в пропасть еще не ощущается, она придет позднее. Но кто, кто ей действительно нужен? Педро она выгнала, Тони мертв...

Кинтана еще долго лежал без сна. Зачем Даниела упомянула о ребенке и его отце? Он попытался представить себе его - фантазия нарисовала картину удручающую. Рамон впервые думал о Мигеле как о сопернике. Он воображал, что Даниела никак не может избавиться от тени этого предателя, хотя и не отдает себе в этом отчета. Времени-то прошло достаточно. Но есть, видно, где-то в глубине ее сердца уголок, изгнать из которого она его не может, есть всесильное воспоминание, живущее в ее крови.