Прелюдия 11

Глава 11

— Но на сей раз Москва чересчур далеко протянула свои руки, — уверял радиокомментатор. — И конец уже близится!

Паломино уменьшил звук — стены в кабинете деревянные. Он вслушивался в слова из приемника, пытаясь отыскать в этой болтовне зерно истины. Как понимать «близится»?

А вот это уже чистейшая ложь:

— Сегодня наши партизаны совершили успешное нападение на мост западнее Сьерры-дель-Мико. Путь частям Кастро преградили огромные пожары. Этот удар был сигналом для всех патриотов Кубы. Народ Кубы восстает повсюду...

Восстает? Где? И начнется ли вторжение? Если да — когда, в каком районе? Обо всем этом комментатор умалчивал. По сути дела, это вчерашний текст:

— Все больше бывших сторонников Кастро становятся на сторону свободы. Пять командующих провинциями отпали от коммунистического режима, чтобы идти со своими войсками навстречу освободительной армии.

Под окном скрип шагов. Он выключил радио, все равно эта передача ни гроша не стоит. Кто там, уж не капитан ли из следственной комиссии? Начинается? Они хотят допросить его в кабинете, откуда он руководил целой провинцией? Но нет, это, наверное, командир батальона милиции, хочет доложить об отходе взвода прикрытия. Удачно, что ему удалось отправить батальон под командованием этого дотошливого Рамона в долину Росарес. Через несколько минут в городе останется одна штабная рота. А она верна ему, Паломино. И если кому вздумается арестовать его из-за одной-единственной ошибки, которую, видит бог, он допустил по неведению, он... Да, он возьмет в руки пистолет и прикажет охране арестовать членов комиссии. Его лучшие солдаты поблизости, среди них несколько орлов, штурмовавших вместе с ним «Тумбу катро». Их он предупредил, объяснил, что возможна высадка диверсантов в кубинской армейской форме. Но как же так?.. Выходит, он готов оказать сопротивление законной власти? Своей власти?..

Но вместо офицера в комнату вошла Даниела. Остановилась перед столом, не в силах произнести ни слова. Опираясь о стол, попыталась начать и закрыла глаза... Только когда он поднялся, Даниела, часто-часто дыша, выдавила из себя:

— Карлос, я... Я дала уйти контрреволюционеру!..

Смертельно бледная, она сорвала кобуру и положила на стол.

— Решай, как со мной поступить!

— Потише, все по порядку!

Он обошел вокруг стола, с интересом глядя на нее. Он не знал, что и подумать, в голове все смешалось, перепуталось. Такой ему Даниелу видеть не случалось.

— Что произошло?

— Он был здесь, Мигель. Да, здесь, у нас! Я хотела поднять тревогу. Но не смогла!..

— Чего он хотел?

— Им нужен «джип». Чтобы я его украла... для их вторжения... И чтобы я дезертировала, бросила армию, вернулась в Гавану!

Она застонала. На глазах появились слезы, она словно забыла, где находится. Ее речь сделалась сбивчивой, потом она опомнилась и замерла, ожидая, очевидно, приговора.

— Кому ты еще рассказала? — спросил он.

— Никому. — Она покачала головой как ребенок. — Я хотела сказать Рамону, но не осмелилась.

Паломино перевел дыхание, скрестил руки на груди. Он представил себе мысленно ту линию, которая отделяла его пока от врага. Команданте понимал всю разницу между тем, какие планы можно ковать в горячечном бреду в гостинице, и тем, чтобы действительно протянуть «червякам» в горах! Пока что ему все позволено, нельзя лишь пытаться остаться нейтральным, остановиться на полпути. Этим парням нужен «джип». Пусть получат его. В данном случае планы «червяков» могут совпасть с его планами. Кое-кому хочется арестовать его, поставить к стенке. А тут ему судьба дает прекрасный случай прихлопнуть этих «червяков» одним ударом. Пусть все: и комиссия из Гаваны, и премудрый Рамен убедятся!.. .

— Хорошо, — сказал он. — Мы дадим им машину. И ты сама поведешь ее. Ты ведь не испугаешься?

Даниела непонимающе смотрела на него, и тогда он протянул ей оружие.

— Я знаю, это рискованно. Но только так я накрою их одним ударом. Мы поставим на шоссе заслоны с обеих сторон.

Достал из нагрудного кармана патроны, положил их, обозначив «джип», на столе и изобразил руками раскрытые клещи.

— Когда ты дашь им машину, они сядут в нее все — и ловушка захлопнется!

— Выходит, ты мне доверяешь?

О, этот голос и этот вопрос! Указав на пистолет в ее руке, он приказал:

— Положи его в кобуру, девочка. Я тебя знаю. Ты свою вину искупишь.

Он все решил мгновенно и рассчитал правильно. Но допустил на сей раз последнюю, роковую ошибку: мысленно представляя себе свой триумф, он не сделал самого простого и естественного — не связался по радиотелефону с Рамоном и не сообщил о своем плане ликвидации остатков банды.

Спустился вечер, и начался дождь. На него смотрело отверстие пистолетного ствола — темный, устрашающий взгляд. Куда бы он ни посмотрел, пистолет оказывался в поле его зрения. Они магнитом притягивали его к себе — отделанная слоновой костью рукоятка и черный блестящий ствол... В маленьком кабинете стало душно. С неба прошипела раскаленная, невероятно яркая молния. Гром загрохотал несколько секунд спустя. Выглянув наружу, он подумал: в такую погоду они высаживаться не станут. Им необходимо превосходство в воздухе, чего они стоят без него? Он коснулся рукой телефона, словно желая оживить аппарат. Где сообщения о налетах и бомбардировках, об армии вторжения и ее флоте, все те сообщения и планы, которые терзали его со вчерашнего дня? Или штаб не информирует его, потому что не доверяет? С ним покончено?..

Пока он размышлял, стоит ли рискнуть и позвонить в Гавану, чтобы узнать о последних событиях, вошел Франсиско Мелуса, самый способный из его разведчиков.

Мелуса передал ему конверт, описал, с каким трудом заполучил содержащиеся в нем сведения о намерениях врага. Он действовал, не щадя себя...

Паломино не слушал, он не отрывал глаз от документов. О пистолете он забыл. И о своем положении больше не думал. Документы захватили его целиком. Страниц двенадцать плотной машинописи, озаглавленные «Административный план 1-4000». Перелистав, он увидел, что это оперативный план. «В день Д-7 начинается посадка бригады на корабли в порту Игрек, — прочел он... — Оно завершается в день Д-4 в 24.00. Транспортные суда «Барракуда», «Марсепа», «Агиа», «Сардина», «Тибурон» и «Бальена» выходят из порта Игрек в день Д-3 децентрализован-но до встречи в точке Кю-Икс. Там они соединяются в день Д-1 и направляются в зону операции к Голубому берегу...»

На следующей странице прочел: «За 14 часов до часа Аш проводится отвлекающий маневр у Санта-Фе с целью отвлечения основных сил врага в этот район...»

Очертания комнаты расплывались, бумага тихо шуршала в его руках. Он понимал, что перед ним часть плана вторжения. Конечно, Мелусу могли обмануть, подсунуть ему сфальсифицированные документы, так называемую дезу. Но эти документы вполне достоверны, это пронумерованный экземпляр с пометкой с степени секретности на титульном листе и печатью штаб-квартиры контрреволюционеров. О подлинности говорило и отсутствие географических и временных обозначений, вместо них — цифры, шифр, законспирированные даты. Кто не знал кодовых наименований, мог по этим данным судить лишь о размере операции и механизме ее исполнения. Сомневаться не приходится, операция разрабатывалась ЦРУ... Он произвел несложные расчеты. Дату, по крайней мере, можно вычислить. В день Д-3 суда интервентов вышли из порта, а это — по сведениям военного министерства — произошло позавчера. Значит, завтра — день Д!

«С «Тибурона» в час Аш будут спущены две лодки с диверсантами-аквалангистами. Они доберутся до Голубого берега и обозначат там проходы позиционными световыми фонарями. С «Сардины» в час Аш + 10 минут будет произведена посадка батальона пехоты и танкового подразделения в 4 десантных понтона типа А, 3 понтона типа Р...» — один абзац он пропустил. — «Как только части окажутся на берегу, они занимают позиции согласно указаниям, данным в приложении В, и удерживают «Голубой плацдарм»... Важнейшие железнодорожные и пешеходные мосты в районе Гаваны, Матансаса, Ховельяноса, Колона, Санта-Клары и Сьенфуэгоса должны быть разрушены, чтобы изолировать зону высадки».

Из этого, правда, не следовало, в какой части побережья произойдет высадка, но что она в его провинции — несомненно.

Перелистал остальные страницы: детальный план снабжения. Доставка продовольствия и боеприпасов для частей воздушного десанта, для частей в амфибиях — по часам и в тоннах. Медицинское обеспечение, служба тыла, городской транспорт, радио-связь — согласно приложению Е, все продумано до мелочей. Только карты не хватает и кодовых наименований. Какой участок побережья они имеют в виду?

Команданте задумался. Коста-Асуль — Голубой берег; это обозначение засело в его мозгу. Отпустил Мелусу. И неожиданно вспомнил о карте, которую Рамон нашел четыре дня назад у убитого янки. Напечатана она на куске шелка и лежала, смятая, в кармане умершего. Паломино достал ее из ящика стола, разгладил. На карте район от Эскольос-Хемелос — здесь они назывались — до Эсперансы. Извилистая линия обозначала путь группы по Крокодильему полуострову. Ему бросились в глаза два едва заметно написанных слова: Коста-Асуль. Это чуть пониже Росалеса. Коста-Асуль — Голубой берег! Сердце бешено заколотилось. Выходит, удар будет нанесен в сорока километрах южнее, сегодняшней ночью. Спрятав кусок шелка, он решил уничтожить добычу Мелусы. Если у него обнаружат еще и план вторжения!.. А если план станет известен, вторжение не состоится?..

План вторжения у Паломино? Почему именно у него? И с какого времени?

Он разложил документы перед собой. Что с ними делать, сжечь? Но в штабе нет печки. Некоторое время он тупо размышлял. Хотелось собрать волю в кулак, отдать какой-нибудь решительный приказ. Мелькнула неоформившаяся мысль: а если собрать штабную роту, сказать речь, окопаться вокруг штаба, а еще лучше — уйти к Пико-Оркидеа. Ведь расстреляют, расстреляют ни за что ни про что!.. Время уходило, а он не знал, на что решиться. В груди у него что-то оборвалось. Вновь вспомнились слова падре о том, что в каждой стране найдутся мужчины, готовые оградить свой народ от худшего... Сейчас его, Паломино, к таким людям вряд ли отнесешь. Он даже не в состоянии обратиться к своим солдатам. Ну, что он им скажет? Ни один из них не последует за ним в горы. Ему необыкновенно повезет, если его обман, сокрытие документов не обнаружатся до утра. В противном случае игра окончательно проиграна. Предателя Паломино к стенке!

Он терпел эту муку минут десять. Но каких минут!.. Зазвенел телефон, звонок резанул по обнаженным нервам. Голос Рамона заставил его встряхнуться:

— У нас тут двое, оторвавшиеся от янки, — докладывал Рамон. — Один из них наш Ласаро, другой — перебежчик из той самой группы «Прелюдия 11», негр. Оба сообщили, что банда задумала прорваться из сьерры на побережье на армейском «джипе». Машину им якобы должна достать Даниела. Это звучит невероятно, Карлос, но ее подстрекали к предательству!

Вот оно — последнее звено в цепи. В цепи случайных, трагических совпадений и ошибок. Он сам выковал эту цепь, и она захлестнет ему шею, задушит его. Он, военный человек, первым делом обязан был сообщить Рамону о поездке Даниелы. Какая уж это забывчивость — кто ему поверит?! Ему нет оправдания.

— Даниела? — Паломино стало трудно дышать...

— Где она сейчас?

Голос из трубки подстегивал его, надо отвечать немедленно, выхода нет.

— Она поехала в Росалес...

— Совсем одна?

Вопросы попадали в Паломино как разрывные пули.

— Не знаю, — ответил он, понимая, что летит в пропасть.

— Это ты ее послал? — не унимался Рамон.

— Нет! — выкрикнул Паломино.

Каждое слово лжи, которое невольно вырывал у него Рамон, делало его положение невыносимым, безнадежным.

— Тогда и ей и нам грозит опасность, — прозвучало в мембране. — Я отрежу банде путь к отступлению... — и, помолчав, добавил: — Даниела должна дать мне полный отчет...

В трубке щелкнуло.

— Рамон! — крикнул Паломино. — Рамон!

Он хотел отказаться от своих слов, объяснить, как все произошло, — слишком поздно! Эта смертельная ошибка сломала ему хребет, оправдываться теперь бессмысленно. У перевала начнется бойня... Паломино рванул ворот рубахи: в кабинете душно. Вот он, его кабинет — сколько жизни связано с ним, здесь он бывал счастлив и энергичен, как никогда в жизни, здесь он диктовал приказы, разговаривал с крестьянами, словом — управлял провинцией. И теперь этому пришел конец.

Бежать? Но куда? В горы, как бездомный пес? К червякам, которых он прижимал к ногтю? Навстречу интервентам, которые придут, чтобы вернуть прошлое, к людям вроде Эстебана, Леона и директора марганцевого рудника? Которые намерены во что бы то ни стало высадиться завтра, теперь ему это известно. О да, он может спастись, для этого достаточно идти на юг, им навстречу. Но теперь, когда перед ним открылся именно такой путь, он совершенно отчетливо понимал, что неспособен и никогда не был способен на такой шаг. Даже в мыслях. Все остальное было полнейшей истерикой, игрой измученного воображения.

Паломино вслушивался в себя. «Без революции ты ничто, — шептало в нем. — Ты ее дитя, плоть от ее плоти, без нее ты сгниешь! Нигде ты себя не будешь чувствовать так, как в этом маленьком кабинете. И не сможешь взглянуть прямо в глаза ни одному честному кубинцу. А Даниела будет указывать на тебя пальцем. Ты послал ее на смерть. Сейчас это факт, железный, неопровержимый. До этого были заблуждения, страх, смятение. Но в этом — если она погибнет — будешь виноват ты один. Что же ты за человек, если оказался способным на такое?.. Но есть увы, которые куда крепче твоего страха, и ты от них не избавишься. Возьми карандаш и напиши: «Простите, товарищи, за то, что я оказался слаб...»

Он слышал — то ли в себе, то ли где-то совсем рядом — шепот других голосов: «Ты хочешь оставить за собой провинцию или вернешься инженером в Ориенте?» — «Мистер Паломино, мы добываем здесь двести вагонеток марганцевой руды; если ваши люди засучат рукава, можно добывать триста!..» Всегда находятся люди, готовые оградить свой народ от худшего.

Может быть, и ты такой человек. Может быть! Ты еще способен на что-то. Сейчас ты подведешь черту. Ты колебался, но ты не бандит. И не уйдешь со сцены как банкрот. Ты принес революции вред. А теперь сослужишь ей последнюю службу.

Паломино достал документы и карту. Разложил на письменном столе. Взял несколько гильз, поставил на углы бумаги. Пульками указал на отдельные слова. А последний патрон поставил на шелковую карту. Как раз туда, где написано «Голубой берег». Потом взял пистолет и поднес ко рту.