Паломино стоял в приемной начальника штаба, он опоздал, но известие, только что им полученное, было важным. Подобные сообщения столь же важны, как и знание общей ситуации в стране, а для него иногда даже интереснее. Команданте злило только, что он так и не допытался, откуда эти сведения. Эстебан заверил его, что обрывки фразы, будто группа контрреволюционеров высадится у Двойного рифа, он услышал прошлой ночью за игорным столом в казино, что, конечно, ложь. Вознаграждения он не потребовал. Паломино же знал, что такую информацию безвозмездно ни от кого, кроме друзей, не получишь. Как этот человек относится к революции, почему он обратился именно к нему и какой будет цена?
Он никак не мог вспомнить, при каких обстоятельствах они встречались раньше. Важные события исключались; память на лица у него отличная, людей, участвовавших в серьезных для его жизни ситуациях, он запомнил навсегда. Эти густые седые волосы и продолговатое, удлиненное лицо! Он вспомнил еще такие слова: «Тогда будет лучше, если мы попрощаемся!» Сказано это было Эстебаном в связи с какой-то неприятностью — не сегодня, а тогда.
Ненадолго задержался перед дверью в конференц-зал, из-за которой доносился звучный голос военного министра: ...бандиты Миро и Тони планируют сначала высадить разведгруппу. Где — мы не знаем. Полагаю, они выберут участок побережья, удовлетворяющий трем требованиям. Во-первых, рядом должен быть порт — для высадки подкрепления. Во-вторых, со стороны суши должны иметься естественные препятствия, чтобы несколько тысяч наемников, высадившихся за головной группой, могли продержаться относительно долгое время. В-третьих, неподалеку должен быть аэродром, что еще увеличило бы их превосходство в воздухе. И тут мог бы высадиться Миро со своим правительством». Вспомните, как это происходило в Гватемале. Тогда все происходящее именовалось бы не агрессией, а гражданской войной, и США уж позаботились бы, чтобы ООН и пальцем не пошевелила. Невмешательство! Зато янки, как только Миро попросил бы их о помощи с кубинской земли, были бы тут как тут...»
Жаль, что он говорит столь общо. Насчет янки у нас сомнений нет. Может быть, подробности он хочет оставить при себе? Паломино подошел к окну, приподнял чуть-чуть листочки жалюзи, чтобы можно было смотреть на город. Удивительная картина открывалась отсюда: миллионный город в лучах заходящего солнца, аркады и купола, и стоянки машин, приморский бульвар с движением в шесть рядов, золотистые солнечные искры, сыплющиеся из тысячи окон, над красно-белой телебашней повис вертолет, а море — как из жидкого металла. Какой вид!
Паломино глубоко вдохнул воздух, словно желая навсегда сохранить в себе запах этого самого большого и самого красивого в Центральной Америке города.
Сбоку из комнаты вышел начальник штаба, молодой человек с фигурой спортсмена.
— Привет, Карлос! Рад видеть тебя в Гаване, дружище! —- они пожали друг другу руки. — Слышишь, они там уже начали. — Он кивнул в сторону конференц-зала. В его глазах Паломино прочел дружелюбие и уважение к себе; начальник штаба ценил его и никогда не позволил бы себе отчитать за опоздание. Он просто взял Паломино за локоть, чтобы ввести в зал.
Но Паломино не тронулся с места;
— Подожди. Я только что узнал, что горстка «червяков» собралась высадиться у меня.
— Не удивлюсь, — ответил начальник штаба как-то рассеянно. — Они в этом году уже десять раз пытались. Решили, наверное, довести счет до дюжины.
Паломино вспомнилось, что в штабе подобным акциям давались текущие номера, ибо их считали прелюдиями большого вторжения; изучалось, как они планировались и проводились.
— Значит, на моем участке будет «Прелюдия-11», — сказал он.
Под этим шифром десант, если он состоится, войдет в армейские протоколы.
Начальник штаба подошел к карте, лежавшей на курительном столике, сейчас он был собран и серьезен.
— Может быть, предварительных действий и не будет. Мы считаемся с любой возможностью. Взгляни-ка сюда, — его карандаш коснулся района на южном побережье, обвел Двойной риф, пополз в сторону острова, мимо заштрихованных коричневым Обезьяньих гор и остановился на какой-то пометке. — Видишь этот мост? Через него проходят коммуникации всего приморского шоссе. Для саботажников нет более лакомого куска. Тут надо усилить охрану, Карлос... Ты дал знать в штаб? Свяжись немедленно!
— Через гостиничный коммутатор? Мой адъютант позвонит из министерства обороны. — Паломино взглянул на часы. — Да, кстати, вы меня подводите: я все еще жду батальон милиции из Сьенфуэгоса. Я почти доконал «червяков», с тех пор как мы прослушиваем их радио и мешаем им получать продовольствие с самолетов. Но кольцо мое не очень-то плотное. — Он постучал пальцем по голубой поверхности Карибского моря на карте и сказал: — На триста километров побережья у меня всего тысяча человек.
— Ты испытываешь трудности? — спросил начальник штаба.
Паломино насторожился. «Это что — недоверие, подозрение?» Тот особый тон, которым были произнесены эти слова, дал ему понять, что речь идет не об обычных затруднениях: нехватке вездеходов, зениток, палаток, о недостаточной обученности солдат и разных других слабостях и прорехах в его системе обороны. Начальник штаба преследовал своим вопросом другую цель: он метил во внутреннюю организацию, интересовался боевым духом частей. Несколько секунд он чувствовал себя оскорбленным, а потом, подергивая себя за бороду, ответил с оттенком иронии:
— У меня? Мои ребята великолепны!