ДАНИЕЛА ФОНТЕ
Возвращение в Эсперансу я вспоминаю не особенно отчетливо, последующие впечатления многое стерли из памяти. Поездка протекала спокойно, почти монотонно. Сегодня она кажется мне чем-то вроде передышки между боями. А потом события сменяли одно другое с калейдоскопической быстротой, и все случившееся осталось во мне навсегда. Но первая половина дня остается словно занавешенной кисеей, как и солнце, стоявшее над Карретера-Сентраль. Потом оно снова появилось из-за сбившихся облаков, и полил дождь редкой для наших мест силы. Правда, это уже позднее...
Когда Карлос встретил меня в вестибюле, я вновь оказалась под властью его обаяния. Держался он, как всегда, уверенно, легко решил на ходу все оставшиеся вопросы, никакого особого беспокойства я в нем не заметила; а слегка нервничали мы все. На завтрак времени не оставалось. Перед гостиницей стоял новенький «форд-импала»; номер у машины был не армейский, наверное, ее реквизировали — так, по крайней мере, я подумала. В машине я отдала ему пистолет, который он забыл в моей комнате, за что получила в подарок три банана. Карлос вел машину очень быстро и почти не открывал рта. Перед народным имением «Дос росас» горели поля, и после этого мы еще не раз видели вдали клубы дыма.
— Червяки, — сказал он. — Это они подожгли наш сахарный тростник.
Прозвучали его слова как-то уныло. Я, в общем-то, ощутила противоречие между внешней энергичностью Карлоса и некоторой внутренней расслабленностью, но не придала этому значения. Несколько раз он ронял голову на руль, мы оба очень устали за последние дни. Во сне мне приснился Мигель, сначала он был в форме Рамона, потом оказался малышкой-озорником, который бегал вокруг меня и поддразнивал: «Боже мой, сеньорита, а вдруг мои тормоза откажут и мы столкнемся?» И еще в разных других видах: в наряде короля карнавала, а потом в сутане Леона, что окончательно лишило меня сна.
В Ховельяносе я сменила Карлоса за рулем. Он сел на соседнее сиденье и, похоже, уснул. Однажды, когда после поворота открылся вид на сьерру, я глубоко вздохнула. Карлос открыл глаза, будто прочтя мои мысли, и сказал:
— Не переживай так тяжело, девочка. Ты мне обо всем доложила — и точка! Больше тебя это касаться не должно...
— Надо же, именно сейчас... — пробормотала я и осеклась. Мне стало стыдно, что я лезу к нему с такими вещами. А он вдруг рассказал мне о женщине, которая была его невестой. Перед его уходом в горы она вышла замуж за сторонника Батисты. Этой кисло-сладкой историей он хотел меня утешить. Но то, как он рассказывал, меня согрело, мои воспоминания во многом совпадали с его. Я хотела избавиться от них и еще больше запутывалась. Грусть Карлоса оказалась заразительной.
— Мне надо было удержать его.
Оказывается, я не подумала это, а произнесла вслух. Карлос положил руку на спинку моего сиденья и проговорил с сочувствием :
— Старые раны иногда ноют, девочка. Но ведь ты нашла у нас новых друзей, правда? — Он решил обратить все в шутку: — Вот я, например. Я взял бы тебя и с пятью детьми, лишь бы ты согласилась!
Он не понимал меня — да и легко ли понять?.. И все-таки я решила объяснить ему:
— Это непостижимо, Карлос. Ведь к вам я попала только благодаря ему. Мы столько времени проводили вместе, я считала, что могу угадать любую его мысль. Он брал меня с собой на серьезные дела, он был таким храбрым, ловким, он был лучше всех. И вот он явился к нам как бандит, стреляет в компаньерос, и если мы схватим его...
Мне приходилось внимательно следить за дорогой, мы уже въехали в горы; за поворотом показалась башенка церкви в Эсперансе, потом группа бело-серых пальм заслонила городок. Карлос сказал:
— Ты все еще привязана к нему?
— Я не могу быть привязанной к предателю нашего дела, — вырвалось у меня.
Жестом усталого человека Карлос снял руку со спинки сиденья. Несколько погодя сказал:
— Не смотри на вещи так мрачно. Иногда жизнь выкидывает странные штучки и дарит человеку шанс, на который тот больше не рассчитывал.
На сей раз не поняла я. Предателям у нас не на что рассчитывать — какие там шансы? Выбор не из богатых: долгие годы тюрьмы или расстрел.
— В тебе сейчас говорит не революционер, — упрекнула я. — Ты просто хочешь меня утешить, а зачем? Я сама была тогда виновата: я была единственной, кто мог бы удержать его. Тремя-четырьмя словами...
— Подожди, может, он явится с повинной.
— Тогда он давно нашел бы дорогу к нам.
На это Карлос возразил:
— Когда человек один, ему всегда трудно перейти из одного лагеря воюющих в другой.
Сегодня я знаю, кого он имел в виду на самом деле. Тогда я этого не подозревала.