Проклятая и безликая

Глава 26

Сорванные с петель ворота лежали перед арочным входом в башню, выбитые изнутри очень давно. Значит, не было ни восстания, ни нападения... Вид ворот втоптанных в грязь развеял последние сомнения. Теперь становилось ясно, что бы не произошло, это берет свое начало внутри башни, а соответственно, ордена Волкодавов. Гннилые доски под нашими нагами хлюпали, слившись с грязью, стальные пластины давно проржавели и потрескались, медленно разрушаясь под проливным дождем. Вода застаивалась в выемках и пробоинах, в ее скоплениях отражалась рыжая ржавчина, скрежещущая от наших ботинок и порой казавшаяся почти живой. Под нашими шагами сталь прогибалась, трескалась и ломалась надвое, вода с удовольствием поглощала в себе разбитые осколки, обволакивая их и начиная медленно поглощать в себе. Дерево стало мягким, словно размокшие свитки, в нем копошились мелкие насекомые, трупоеды и личинки, почему-то выжившие после песни Волка, которая уничтожила все растения и остатки ткани от знамен, когда-то вывешенных на каменных стенах. Сейчас, они стали черным пеплом, размазанным в виде волчьих голов и открытых пастей каких-то животных. Каменные столбы, покрытые грязью и кровью, что держали арку, имели на себе выщербленные резкими ударами топоров, мечей или зубил, предостережения, сочетающие в себе как древний имперский, так и современный диалекты. Но смысл пусть и был видоизменен, но оставался схожим. “Убойся животного, с человечьим ликом” - гласили наиболее древние надписи, которые с трудом читались из-за затертых временем символов. Новые же предупреждали о разбойниках и ловушках, что таились внутри, предостерегая от дальнейшего исследования этих мест. Застыв около них, я невольно провела по рубцам на камне рукой, ощущая в каждой надписи свой собственный ритм, будто бы слова до сих пор отзывались в камне чувством тревоги и беспокойства. На душе чувствовался странный диссонанс, вызванный этим местом, и в особенности, древними надписями. Животное с лицом человека… это ведь было о неизвестном жреце, не могло быть ни о ком, кроме него. Тогда неужели он выживал здесь в течение стольких столетий? И что куда важнее… утратил ли он свою силу, или только отточил ее за все это время, проведенное во тьме и одиночестве. Сущность жреца становилась для меня все более многогранной, это мог быть избранник Владык, мог быть проклятый богами изгнанником, в наказание лишенный своего человеческого лица и вынужденный скрываться от всего мира. Возможно, он сошедший с ума маг или рунный кузнец, который подвергся ереси и выбрал для себя путь, мне незнакомый но исключительно порочный… Я знала множество легенд, что после смерти, члены рода Вир превращаются в волков, быть может, это вовсе не выдумки, а давно забытое проклятое? И этот неизвестный зверолюд просто сумел совместить в себе множество жизней, постепенно превращаясь в животное, но не лишаяясь человеческого облика до конца… Я не знала, но отчаянно рассчитывала узнать, пока еще мы не столкнулись с ним лицом к лицу. Возможно, внутренняя часть башни даст ответы на вопросы...

Гвин зашла внутрь первой, я по-прежнему шагала чуть неровно, заваливаясь на один бок и прихрамывая, во многом из-за усталости, нежели боли. Рука пусть и до сих пор пульсировала, несколько неумело сжимая пальцы, но я могла полностью контролировать ее и использовать, в то время как истощение накопленное в течение дня оставалось со мной как все приближающийся и приближающийся предел, после которого, меня ждет забвенный сон. Эти мысли не радовали, но то, что мы могли встретить внутри пугало еще сильнее, поэтому я предпочла думать об усталости, нежели вдаваться в теории. Дождавшись, пока Гвин подаст мне сигнал о том, что впереди безопасно, я последовала в темноту, борясь с холодом и дрожью, постигшим тело в первые же мгновения, как я преступила порог башни. Внутри бушевал холод, который покрыл инеем разорванные в клочья трупы и озерца крови, что словно зеркала устилали собой весь главный зал, представившийся мне во всем своем умерщвленном великолепии.

Изрытый то ли намеренно, то ли в результате природного гнева каменный пол блестел осколками давно разбитой мозаики, кусочки которой по прежнему сияли словно звезды, отражая редкий свет, падающий из странного рисунка, начертанного дрожащей рукой с помощью крови на стене. Среди трещин пола торчали хребты давно умерших людей покрытые блеклыми, прозрачными снежинками, что сохраняли свои формы, несмотря на то, что сейчас было лето. Они казались мне столь искусственными, все, как одна, одинаковы, все как одна неправильная, уродливая и испорченная, с черными пятнами по краям. Черепа лежали повсюду, на полу, в стенах, среди перевернутых и разбитых столов, скамей и шкафов. В их глазницах лежали вырванные звериные глаза, аккуратно придавленные к белесым глазницам, словно пытаясь соединить их воедино. Их пустые взгляды приветствовали всех входящих, звериные зрачки казались столь... Страшными, что я не смогла смотреть на них слишком долго. На лбах черепов были кровью и сажей написаны названия эмоций которые, как я предполагала, должны были читаться в мёртвых, звериных глазах, но в итоге казались насмешкой над ними, поскольку абсолютно все глаза выражали исключительно болезненное отчаяние и боль. Около входа стояли две статуи ангела Крови. Возвышенный и возлюбленный всеми Мириан, вырезанный из каменных глыб, держал на возведенных к небу руках серебряные блюдца, украшенные символами бога, пылающим клинком и ликами мертвых волков. Из этих блюдец на землю медленно капали горошины черной кровь, уже вскоре утекающих в глубины трещин. Его высота составляла десяток метров, у ног лежал покрывшийся ржавичной, но некогда золотой, божий клинок, размером превышающий меня в полтора раза. Тело Ангела когда-то было белоснежным, под некоторыми местами, что не были грубо разрисованы кровью и грязью, виднелись остатки серебряного блеска. Золотые глаза обеих статуй выкололи, вместо них красовались распахнутые зрачки волка, что уже давно сгнили и были готовы вот-вот вывалиться, рухнув на землю. Тело нашего Бога было в мелких засечках, явно оставленных злостными ударами клинка. Небрежно испачканные плотью и отходами одеяния уже не казались столь ужасным святотатством, как отсутствие глаз и нанесенные статуи раны. Жрец по-настоящему ненавидел Мириана, и эта ненависть... в ней было что-то личное, обида, которая вынудила его так ожесточенно причинять боль статуе. Крылья ангела обломали, их остатки лежали глыбами мрамора, собой придавив несколько истлевших от времени трупов, возле которых валялись драгоценности и рваные мешки с провиантом, давно ставшим не просто гнилью, а пылью.

В центре стоял алтарь, выглядящий столь ужасное, что в первые мгновения, я не могла поверить собственным глазам, что созерцали творение рук явно не человеческих… Дальняя часть башни, что некогда являясь залом собраний, сейчас была алтарем, созданным в бережливой, тяжкой ненависти, что по крупицам соединялась между собой, сотворяя нечто нечеловеческое, демоническое в своей ненависти и бессильной злобе. Остатки мебели смешались с трупами, уже давно оставшиеся попросту пылью и остатками черепов. Но только взглянув вперед, чуть дальше, чем нужно было, я видела их обезображенные тела, стоящие в молитвенном кругу около кошмарной статуи. Это были призраки усопших здесь сотен людей, их бледные сущности выбивались из мироздания, оно отвергало их, пытаясь изгнать обратно, но они упорно пожирали реальность вокруг себя, создав прорези, через которые сочилась безумная магия троп, питающая не только их сущности, но статую, возвышающуюся над всем залом. Им недоставало рук и ног, они не имели сердец, грудные клекти бесконечно сочились кровью, текущей на землю под ними, легкие лежали в разорванных телах словно окровавленные обрывки ткани, что прилипли в обнаженным, сломанным костям. Из тел непрерывно текла кровь, руки, ноги, абсолютно везде кровоточили раны, лица застыли в гримасе агонии, поднятые вверх лица, смотрели на магическое творение чистой ненависти, презрения и фанатичной, почти что обезумевшей веры в своего бога, которого жреца вожделенно преобразил, заново собрав его облик по осколкам своих наваждений и мыслей.

Кости являлись основой всего, главным материалом, который составлял статую. Детские, взрослые, животные, разных форм и размером, с сколами и в трещинах или идеально чистые, блестящие своей белизной под пульсирующим светом неизвестной мне магии. Ему было неважно кого убивать во имя этого, множественные кучи отвергнутых костей лежали вокруг статуи, показывая насколько тщательно, насколько преданно жрец избирал материалы для своего господина и бога. Кости соединялись между собой с помощью дергающихся, живых вен, что гнали между собой потустороннюю, светящуюся кровь. Тянущиеся по всему телу зверя связки, мышцы и куски чужих шкур, из которых состоял зверь, дрожали от магии, что наполнила их, от проклятого колдовства, вызывающего лишь ужас и страх. Это был ужасный волк, по размерам превосходящий статуи Мириана, это был одичалый зверь, с взглядом, полным крови, текущей по его морде, туловищу и лапам, которая пожирала остатки костей, словно постепенно захватывая пол этого места. Внезапно, его когти, выросшие из лап, заблестели чистым, ярким золотом. В неверии делая шаг назад, я стала свидетельницей того, как постепенно, кости обрастают бронзовым мехом, колышущимся от несуществующего ветра. Я видела то, чего не существовало, но то, что жрец создавал в своем больном разуме, когда мастерил свое творение. Я ощущала биение его крови, слышала и чувствовала как бьется сердце этого неизвестного мне бога. Внезапно, голова наклонилась, в пасти засветились серебряные клыки, размерами превосходящими мое тело, его удар был столь стремителен, один из духов, закованный в разбитую броню, скрылся в его пасти, по морде начала течь кровь, разум заполнился криком и скрежетом стали, вместе с чавканьем плоти и свежего мяса. Его лапы били по собственному пьедесталу, создавая какой-то воинственный ритм, будоражащий кровь и заставляющий призрачное воинство приближаться к нему, лишь для того, чтобы он вновь сожрал одного из них. Тело волка было пронзено десятками оружий, проходящих насквозь. Воткнутые в спину копья выходили из сердца и торса, в голове сияли сотни топоров, через лапы проходили длинные клиники, в хвосте гремели сотни стрел и арбалетных болтов, которые порой выпадали на землю, тут же исчезая. Его ошейник валялся на земле перед статуей, сверкая зубьями и лезвиями с своей внутренней стороны, которые разорвали горло Волка и окрасили шерсть вокруг в золотой ихор. Рядом с ожившим перед моими глазами кошмаром, лежала опрокинутая статуя Мириана, оскверненная какой-то темной магией, что обволакивала ее по всему телу, постепенно пожирая, и разбивая на мелкие осколки. Все стены вокруг статуи Волку, были из живой плоти, наросшей на кости, сложенные в плотные ряды, собой подпирающие заднюю стену. Они двигались, пытались вырваться из ловушки, стенали, заполняя комнату своей тревожной, безысходной и ненавистной песнью, режущей сознание и заставляющей кровь в венах застыть.

- Ты… видишь это, Лиз? - Внезапно, прошептала Гвин, заставив меня дернуться, пытаясь найти ее взглядом. Неужели… это не мой разум подчинился магии? Это не видение, которое вызвано отравленным влиянием безумных троп? Не может быть, чтобы это все реальным… но тогда как их видит Гвин? Неужели он смог воплотить этот явственный кошмар в жизнь, выдернуть все образы с троп, заключив их в реальность? Я подошла ближе к Гвин, пытаясь побороть холод, закутавшись в свою одежду. С потолка порой падали те самые снежинки, всегда имеющие одну и туже форму, которая не менялась даже несмотря на то, что я смахнула ее с плеча, пытаясь хоть немного избавиться от холода. Казалось, будто в этом месте царила какая-то своя магия, неизвестная мне, темная… и порочная, идущая против всех законов и устоев. - Эта статуя… мертвые легионеры, стоящие вокруг… Оно пожирает их, бесконечно…

- Бог, которому молится жрец. Он ужасен… - Я подошла еще ближе к Гвин, не желая отдаляться от девушки ни на секунду. Если здесь сиял странный, потусторонний отблеск идущий от надписей, то вот на втором этаже, куда вела мраморная спиральная лестница, уже царила кромешная тьма. Оттуда могло явиться что угодно, но пока что, я не слышала ничего иного, кроме как нашего сбившегося дыхания и топтания на месте, даже рев песни постепенно утихал. - Ты ведь ощущаешь, да? Этот холод… снежинки…

- Такое ощущение, будто здесь проводили один и тот же ритуал… дедушка рассказывал, как ужасны могут быть последствия. Переплетенные между собой тропы начинают просачиваться в наш мир, захватывать его… это все иллюзии, он не творил их, он стал причиной их появления… Но не создавал этого кошмара. - Гвин бесстрашно сделала шаг вперед, к призракам, будто бы зная, что делать. Я пыталась побороть в себе весь страх, отчаяние и смятение. Мне было необходимо… пересилить это все, довериться ее словам и принять ложность. Тут вокруг точно есть нечто, что достойно моего изучения, нельзя позволить себе предаться страху, когда вокруг такое богатое поле для исследования… Ради которого я проделала такой огромный путь. - Мы не можем этого исправить… но если жрец умрет, со времен, тропы падут перед светом небес, старые раны затянутся, они осыпятся... Это место придет в норму.

- Неужели мы ничего не можем сделать с этим? - Медленно пытаясь побороть сковывающий движения страх, я приближалась к алтарю, когда внезапно, волк уставился на меня. Его взгляд блеснул огнем, после чего, с глазниц полилась кровь. В зрачках бога я видела бесконечную ненависть, сплетенную в тугой узел с отчаянным бессилием и злостью, которая просачивалась сквозь меня, изучала каждую мысль. Холод взметнулся, подобно буре отбрасывая меня на несколько шагов назад, перед глазами возникла ледяная стена, за которой слышался отдаленный лай собак и чей-то хохот. Тело окоченело, я отчаянно боролась, не позволяя себе вновь потерять рассудок, я уже сполна ощутила то бессилие, которым наградила меня песнь, и не желала больше испытывать этого. Теперь... Я буду сильнее, я ей не дамся, несмотря ни на что. Но вихрь закончился так же хаотично и стремительно, как и начался, стена рухнула, с собой унеся кровь. Открыв заметенные снегом глаза, я не могла поверить в то, что увидела. Не было ничего, статуя осталась изваянием из костей и плоти, но больше, не было жизни и разума. Призраки исчезли, оставив на земле лишь остатки брони и оружия, расколотые и проржавевшие. Холод сходил на нет... Но в тоже время, сложенные из костей стены покрылись росписью из снежинок, которые врезались в древние кости, заново скрепив их между собой, вырезав на них свой узор.

- Полагаю... Он боится... - Гвин помогла мне подняться, в ее волосах остались снежные пушинки, я лежала в груде из снега, который не спешил таять, даже несмотря на то, что температура становилась все выше и выше, уже не вызывая никакой дрожи и стука обледеневших зубов. Я с трудом поднялась, чувствуя подвох и обман. Здесь было что-то другое, отдаленное от страха и ужаса. Ему нечего было бояться, но тогда... Почему он отступил? Может, просто готовит ловушку получше, но почему-то, я была уверена, что причина в чем-то другом. Он видел меня, он понял меня. Значит, что-то во мне заставило его отступить. - Ты можешь прочитать это? Я... Опять не могу разобрать старое письмо.

- Это... Не имперский. - Я видела такие руны лишь когда изучала Север и его историю... В основном, подобный интерес был продиктован исключительно нападением на наше имение. Я хотела понять, кто такие Северные Соколы и что им нужно в столь отдаленной от севера части Империи... Но увидев, как я читаю о севере, отец преподнес мне великий дар, в лице собственной библиотеки, позволив брать оттуда любые интересующие книги. Я узнала очень многое... И в том числе, за год выучила их язык. Все оказалось просто, диктатура Империи полностью уничтожила их вековой алфавит, а то, что осталось взамен, было смежным с древним имперским наречением, лишь чуть сложнее, ввиду странного произношения многих слов. Теперь единственным языком, которым я не владела, являлся высший церковный и южный... Но они не представляли для меня никакого интереса, а потому, вряд ли когда-нибудь я буду тратить время на их изучение.- Похоже, на молитву, только к северному богу.

- К Коргаху? Разве северяне не отринули его, богом возведя Вечного? - Гвин, к моему удивлению, бесстрашно подошла к стенам, глядя на мерзлые руны и кости. Я пыталась прочесть, но каждый раз, что-то путалось в сознании, будто намеренно не давая понять смысл слов. Это казалось мне раздражающим, я всматривалась в слова, глядела на руны, понимала смысл, но как бы не старалась, не могла понять смысла. Окончательно потеряв веру и разозлившись, я тоже осмелилась сделать шаг вперед. Холод вернулся, словно разливаясь через эти руны, мои пальцы коснулись их, пытаясь хотя бы так найти смысл. - Мне казалось, его чтят как отца, но в тоже время клеймят как предателя... Тогда какому богу они могут возносить молитвы?

- Помнишь Соколов? Они верят, что Вечный сковал и предал Коргаха, держит его в плену, и они жаждут его освободить. Возможно... Каким-то образом, они обрели здесь пристанище, еще когда Империя была едина. - Я наконец смогла понять смысл, пересилив то, что уготовили руны. Мои глаза вновь настигла вьюга, из легких выбило кислород, но несмотря на это, текст стал мне понятен. И признаться, он меня пугал. - О Близнецы...

- Что? Что там? - Гвин поддержала меня, не дав упасть. Я отшатнулась в сторону, тут же оборачиваясь и видя, как около рассыпанных самоцветов, выделяется одна особенная плита, чуть сдвинутая вбок. На ней красовался северный узор из изображений цветов и крестов. Из этой башни действительно был выход... Как же глупо было полагать, что ни Волкодавы, ни повстанцы не продумают годы отступления, в случае проигранной осады. - Лиз, я сейчас...

- Тут написана предсмертная записка от мага-повстанца. Арчибальд перед смертью слышал волчий крик, и предостерег остальных мятежников о том, что здесь небезопасно, призвав многих уходить, а сам отправился наверх, чтобы отправить весть на Север. - Я двинулась к месту, которое упоминалось в рунах. Плита, что лежала, около разбросанных по полу самоцветов и ломких костей, должна был быть потайным лазом, ведущим в следующее убежище Северных Соколов. Именно так чародей призывал отступать, пока он вместе с отрядом очистит это место от их следов. Возможно... Мы найдем жреца именно там.

- А как же башня? Лиз, прошу тебя, не отвлекайся, где-то там жрец, а даже если нет... Возможно, мы сможем там что-то найти. - Гвин взялась за мою руку, не дав отойти. В ее словах был смысл... Я замедлилась. Что это... На меня нашло? Эту надпись осветил неизвестный бог, это определенно была ловушка, а так же, наш дальнейший путь в лапы неизвестного жреца, но в башне... В ней что-то должно было таиться, если не связанное с Волком, то хотя бы являющееся наследием Соколов. Гвин была права, нужно для начала исследовать ее, а после, бросаться по следам жреца. В особенности, когда я так желала этого. Остановившись, мне не осталось выбора, кроме как отступить. - Я... рада, что ты прислушалась ко мне. - Гвин отпустила меня, после чего, подобрала с пола ножку стула. - Подержи... Я подожгу ее, думаю, нам не помешают несколько факелов, там вверху темно.

- Спасибо, что остановила меня, Гвин... ты права. - Я взялась за дерево, ощущая в нем вековой холод, что невольно, заставил руку вздрогнуть. Стерпев это, я подождала, пока Гвин поддожет мне факел, после чего, взяала с собой еще несколько досок. - Пойдём... Тайны этого места нас уже заждались.