Семейный совет медленно подходил к концу, решив поставленную ему задачу. до сих пор ощущала терпкое счастье в душе, оставшееся после того, как наконец, все оказалось решено. Я окончу свой путь во церкви змея в столице... И начну новую жизнь под окровавленными крыльями Мириана, Ангела крови и возмездия. Будет ли она лучше или хуже мне предстоит узнать, но я знала, это был мой путь, верный путь. Праведный от начала и до самого конца. Но оставался один единственный насущный вопрос, который уже не был связан со мной, потому уже не принуждающий меня к нахождению в стенах отцовского кабинета. Это касалось Аль, а точнее, предстоящей свадьбе Людвига либо с ней, либо с Мирен. По-прежнему, я не спешила принимать ни одной из существующих сторон, предпочитая уделять свои мысли и слова делам более… важным. Как минимум, большая часть моих же собственных планах оказывалась значительно более интересным занятием, чем попытки решать за брата то, с кем ему жить. Но и уйти, разумеется, несмотря на все желание сделать это, я была неспособна. Подобное не просто было бы странно, подобное уже не имело на меня никакого внимания, скорее попросту неуважительно по отношению к окружающим. Ведь несмотря на все, в том числе то, что я первая из семьи готовилась встать под взор Возмездие несущего, я по-прежнему являлась полноправной частью семьи Рихтер, и оказывалась попросту обязана участвовать в подобных разногласиях… даже если принимать чью-либо сторону не хотелось, в случае полноценно совета, я буду вынуждена отдать свой голос за ту или иную сторону. Но вдруг, на мои плечи вновь опустились ледяные пальцы матери, поглаживая их. Переведя на нее взгляд, я встретилась с Сессиль взглядом, видя, как та кивает в сторону, на тяжелую дверь, явно призывая покинуть кабинет. Признаться, подобного я не ожидала, ведь для того, чтобы решить этот вопрос, нужно было минимум трое человек, но видимо у матери были свои планы. Оглянувшись через плечо, я увидела, что отец и Людвиг уже вновь сошлись в противостоянии, обмениваясь аргументами и крайне хмуро взирая в зрачки друг друга, лишь недавно казавшиеся крайне дружелюбными. Видно, что даже несмотря на признание Мирен, что-то сдерживало отца от того, чтобы дать брату самостоятельно выбирать свою судьбу. Впрочем, это не было удивительно. Южане, Империя презирала их, казалось, даже сильнее чем демонов... И это несмотря на то, что север тоже предал нас, у нас с ними тоже были разногласия и борьба за территории. По-прежнему, они не простили нам Алый марш Гаррета Вира, который выбил их из нейтральных земель, мы в свою очередь со скорбью вспоминали день падения стен близь Северного горнила. Бывшего пристанища Архитектора войн, уничтоженного в его отсутствие. Но юг... Войну песков, как ее звали, мы не могли закончить в течение нескольких десятилетий, и по-прежнему, не добиваясь никаких видимых результатов. Ни одна из сторон не желала уступать другой, затишья которые порой возникали лишь давали ложную надежду людям, которые возвращались на старые места своей жизни, лишь для того, чтобы заново бежать. Союз с девушкой южанкой... Это очень большой удар по репутации семьи. Очень большой.
- Прогуляешься со мной, Лиз? Не хочу вновь слушать их споры... Я достаточно внимала им в течение очень, очень долгой дороги. - Тихо спросила Сессиль, нежно проводя пальцами по моим плечам, в какой-то момент резко одергивая свои пальцы, убирая к себе, в складки платья. Я удивленно подняла взгляд, пытаясь увидеть в ее зрачках правду, те мысли, что двигали матерью в этот момент. И в отличие от отца, мне это удалось без труда. Возможно, лишь от того, что не прочесть в ее сознании скорбь, было невозможно. В отражении ее зрачках, в беспокойном океане из ее разрозненных мыслей и страхов, сейчас царила и правила истинная, непримиримая печаль, глубокая, словно размытая дождем яма, внутри которой таилась темнота, неподвластная моему пониманию, но которая исчезала, стоило ей только взглянуть в мои зрачки. Испытывала ли она боль? Быть может, тоску по скорому расставанию и моей новой жизни? Либо же, счастье, скрытое за нервным страхом перед неизвестным? Столько вариантов, но в этом и была трагедия... Вновь, я не могла осознать те эмоции, что видела, мне не хватало опыта, жизненного опыта, который у моих родителей был в избытке. - Я не задержу тебя надолго… обещаю.
- У меня всегда будет время для тебя… несмотря ни на что. - Я аккуратно взялась за ее руку, оставляя на бледной ладони, что виднелась за тонкой, бархатной вуалью, закрывающей кисти, алые печати, что невольно заставили женщину вздрогнуть от неожиданности. Мои алые пальцы так резко бросались в глаза на ткани, жгли меня своей порочностью, я ощущала ее в каждом движении и новой грязи, которую я оставляла на безмятежном, непорочном одеянии собственной матери. Но несмотря на это, я сделала несколько шагов к двери, уводя вслед за собой оробевшую матушку, что делал аккуратные шаги, издавая глухой стук каблуков о деревянные полы и при этом, растерянно глядя в спину. Мне было сложно понять, что именно она хотела, но несмотря на это, даже обычная прогулка являлась столь необыкновенным действом… что игнорировать ее, казалось бессмысленной и грубой ошибкой. Мы редко гуляли с Сессиль, и тем более... Вот так. Я не хотела упускать шанс, мелькнувший столь внезапно. - Ты хочешь что-то обсудить?
- Разумеется… И это тоже. Но перед тем, как ты уедешь в столицу… я хотела бы прогуляться с тобой по нашему дому… и поделиться некоторыми планами, которые твой отец решил оставить пока что в секрете… только не говори ему об этом хорошо? - Сессиль наконец опомнилась, начиная шагать рядом со мной увереннее, статнее и величественнее, ровно так, как то было во время балов и повседневной жизни. Ее уверенность всегда была достойна уважения... Я знала, что матушка уроженка далеко не самого престижного, по чести, даже разорившемуся роду, но несмотря на это, я видела ее слабость лишь единожды, во время того самого дня, когда наш дом был атакован. И от того, было не удивительно, как быстро она могла менять свои образы. Кровавые отпечатки на ее ладонях потерлись, став просто мазней, что порой, касались голубых тканей платья. Подобное оказалось на редкость завораживающим зрелищем, от которого можно было отвести взгляд только благодаря тому… что к сожалению, или к счастью, алые брызги не портили великолепие нарядов матери, резко выделяясь на их фоне, а вовсе не сливаясь воедино, создавая причудливый танец из уродства крови, ее смертельной опасности и тревоги, и голубых тканей, связанных с небом и покоем. - Он не хочет, чтобы ты этого знала…
- Конечно, матушка, я не собираюсь… говорить лишнего в присутствии отца. Я рада, что ты хочешь рассказать мне это... Очень мило с твоей стороны. - Мы покинули удушливый кабинет, который когда-то манил меня своей удивительной недоступностью, но сейчас оставшись лишь библиотекой, полной удивительных историй и трактатов. Я по-прежнему любила его... Но с возрастом пропала та наивная тяга, которая притягивала взгляд к этой тяжёлой двери, ныне, оставшейся лишь небольшой преградой. Впрочем, сейчас это неважно... Шагая по имению, я ощутила себя так же, как несколько лет назад, вновь испытывая болезненное воспоминание о том дне когда пришли северяне. На мне кровь, рядом испуганная мать, вокруг снуют слуги и стражи... Но конечно, было одно главное отличие. Сегодня, именно мы оказались теми, кто причинил боль и приговорили гостя к смерти… подобное было осознавать столь сложно и больно, что я всеми силами попыталась убедить себя забыться, переведя взгляд на картины вокруг и редкие, занавешанные окна, которые вели на бесконечные леса вокруг нас. Нужно успокоиться... Я сделала это для защиты Их плана и Мирен... Здесь нет ничего схожего с тем, что сотворили соколы.
- Спасибо, Тиер не хочет давать тебе пустых обещаний или напротив, слишком сильно пугать предстоящим… он видит в тебе всю ту же маленькую девочку, которая спит с куклами и любит платья… но… увы… - Глаза Сессиль заслезились, в то время как на лице играла очаровательная, глубокая улыбка. Это испугало меня, но выбора нет, я лишь склонила голову, ощущая как к горлу подскакивает ком, она говорила это с такой любовью и нежностью, которая била по мне, очень больно и грубо. Я ощутила в сердце едкий укол, словно бы, отец и мать были мною преданы, брошены и оставлены где-то на обочине жизни. Но на деле… я... Я не знала, как продолжить эту мысль, как оправдать себя в этот раз. Сейчас это казалось столь далеким от меня, таким дальним. Потому, я предпочла просто аккуратно идти рядом, следуя за матерью, которая неспешно шла в спальную комнату, клацая шпильками каблуков о каменные плиты. Вокруг суетились слуги, иногда продолжали появляться отряды стражи… но казалось, будто мир вокруг попросту… перестал существовать, оставшись где-то далеко, вне этого разговора. Я посвятила всю себя только мыслям о том, что виновна. - Возможно… я тоже грешна этим.
- Ты говоришь так, будто вы собираетесь хоронить меня… я… мне немного страшно, матушка, что-то случилось? - Аккуратно шагая по мягкому ковру родительской спальни, мы медленно приближались к окну, из которого тек солнечный, теплый свет, постепенно скрывающийся, вместе с уходящим на покой солнцем. Сессиль быстро закрыла створки и льняные шторы закрыли всякий солнечный свет, оставив меня в покое. Но несмотря на это, я уже успела увидеть закат. Значит, мы потратили много времени… очень много. Случилось немыслимое, этот день наконец клонился к концу, медленно растворяясь, словно дымка среди дрожащих пальцев безумца. - Надеюсь, ничего страшного не случилось пока вы были в столице?
- Нет, все было спокойно, как и в большинстве наших поездок… Разумеется, не считая вечных споров твоего отца и брата. Бедная девочка, она смотрела на них таким испуганными глазами, все время не находила себе места. Сессиль аккуратно села на вырезанное из дерева кресло, стоящее в глубине балкона, который на деле представлял собой еще одну комнаты с мраморными, выбеленными до блеска ограждения и деревянными стенами над ними которые могли раздвигаться. Рядом с стенами, по бокам комнаты и даже у потолка, стояли горшки с цветами… самыми разнообразными, каждое из которых по своему светилось под лучами света, но сейчас, неизменно все находились в полумраке. Похлопав себя по коленям, она пригласила меня сесть к ней, мило улыбаясь… и не найдя в себе сил отказать матери, я опустилась на ее колени, ощущая, как руки Сессиль притягивают меня к себе, позволяя расслабиться, глядя на бесконечные массивы деревьев, тянущихся на километры за тонкими щелями среди шторм, прямо как океан… бесконечный океан. - Ты, наверное, даже не помнишь, но мы часто сидели здесь… когда ты была маленькой. Уже почти под ночь, я зажигала фонари, внизу ещё работали слуги. Ты показывала руками на лес, спрашивала, почему он такой большой, густой, отчего оттуда воют волки и поют птицы, почему мы там ни разу не были. Так странно осознавать… что недавно, ты смогла... прости... Мы тут не ради... Не ради этого.
По щеке матери медленно прокатилась слеза, так четко видимая мною и ощущаемая каждой частичкой тела. Ее руки сжали мои дрогнувшие плечи, прижимая к себе. Голова опустилась, поникнув словно лишённый солнца цветок, и подбородком касаясь моей макушки. Казалось, что ничего не сможет прямо сейчас испортить этот миг сильнее, причинить мне еще больше страданий и смятения, которые я испытывала прямо сейчас. Я ощущала страх, боль, тяжестью на душе и слабость в теле. Но в тоже время, тело сковал абсолютный покой, которого, признаться, я не чувствовала так давно, что практически забыла, какого это. Когда-то давно мы сидели здесь, я спрашивала о большом мире, который даже сейчас, выглядел для меня именно таким, пугающим, огромным и страшным. Когда-то давно... Когда все было проще, еще до кошмаров, до этого проклятого сна, который сделал из меня то, чем я была сейчас. А мир остался неизменным, таким же, как и годы назад. Словно зверь, что страждет моей крови и смерти, он ждет там, за стенами, за которые я добровольно выезжала. Он по-прежнему видит меня, ждёт, притягивает к себе взгляд и мысли, порабощенные его природной красотой, но скрытые под ужасной маской и окропленной кровью шерстью, среди которой затесались обломки клинков и наконечники копий. Прижавшись к матери, я не смогла сдержать тихие вздохи и слезы, которые вырывались из груди. Тяжело… очень больно и едко на душе... Я не испытывала такого, казалось, и за всю жизнь, но сейчас, оно нашло меня.
- Прости меня, Лиз… я не хотела печалить тебя, прости меня... - Сессиль погладила меня дрожащей рукой, пальцами касаясь кожи и вызывая на теле мурашки. Я знала, что не хотела, знала, что скорее бы умерла, чем причинила боль, но если душа сама истекала кровью, слезами и ощущением, что добивало меня, ощущение предательства. Здесь уже ничего не сделаешь, как бы отчаянно ты не старался это исправить, все было разделено до этих слов и после… я ощущала себя брошенным псом, тяжело вздыхающим на благосклонных, нежных и теплых руках, спасших его от смерти, голода и морозов. Но несмотря на это… нет пути дальше, и я знала, что подобно подобранному дикому зверю, рано или поздно… я буду вынуждена покинуть нежность родных рук, вернуться в то, откуда пришла израненным во тьму... Которая заковала меня в себе, воспитала.. - Я просто не могу поверить… что уже скоро, ты окажешься в столице, никто из твоих братьев не покидал дом так рано… и никто, никто не делал это так, как ты.
- Я… уезжаю? Мы ведь должны отправляться только на праздник? Неужели я… останусь в столице, вместе с Гвин? - Мое сердце замерло, не ожидая ни столь смелого шага со стороны отца… ни подобного способа признания, который заставил разум и сердце сначало пасть на колени, а после, заново воспрять. Столица, великий обитель всея Империи, не падшая ни перед кем ни разу, великая цитадель власти и дом каждого из Императоров, которые по-прежнему правят там, как наследники Их. И ведь случилось то, чего я боялась всего несколько дней назад. Но сейчас, это казалось мне великим благом, не терпящим каких-либо сомнений в своей правильности. Будущего нет, я поняла это, оказавшись на лезвие у смерти, видя, что завтрашний день может никогда не начаться, оставшись всего лишь иллюзией. И потому так глупо боятся завтрашнего дня... Пока ты еще жив сегодня.
- Тиер много говорил об этом во время поездки, но сегодня, я увидела в нем уверенность в этом. Все уже готово, ждут только вас двоих… В столице нам выпала удачная возможность поговорить с твоим младшим братом… он согласен присматривать за вами и домом, помимо этого, наставники, разумеется, окажутся рядом, и в столице вы наконец приступите к изучению боевого искусства, в тоже время учась жить самостоятельно. Я не хочу этого, как не хотела отпускать ни одного из твоих братьев. Когда родилась ты… я надеялась, что ты останешься со мной до конца жизни, что даже выйдя замуж, вы будете жить здесь, но… но… но… - Сессиль сжала пальцы на моих волосах, случайно причиняя боль, которую я даже не заметила, слыша отчаяние в голосе матери, и тоску, которую не ощущала никогда прежде. Даже в самые тёмные времена, самые отчаянные дни, когда она плакала у моей кровати, отчаянно молясь близнецам, ее голос не был полон той боли, что слышалась в нем сейчас. Она оставалась здесь одна. Вновь одна. И я... Не могла исправить этого, не могла, не могла. Я не смогла стать дочерью о котором мать мечтала... И сейчас, вынуждена покинуть ее. Меня очаровывала возможность учиться в столице, быть ее неотъемлемой частью, наконец перестав держаться вдали от мира. Я бесконечно любила мать, даже в самые тёмные года, в сердце теплилась любовь, слабее, чем к отцу... Но последние лета дали мне возможность заново разжечь тот огонь, что оказался погашен. Только теперь, это приносило мне боль. Нестерпимую боль о том, что я он смогла стать для нее нужной дочерью.
- Прости меня, прости, что не смогла... Помочь тебе, дать тебе счастье, которое ты заслуживаешь. Которого всегда заслуживала. - Я подняла взгляд на мать, ощущая, как по щекам струятся едкие, горячие слезы. Все так сложно, так тяжело... Мне было поздно отступать, поздно менять хоть что-то, я уже была не в силах это сделать. Впервые в душе родилась горечь о том, что я избрала этот путь. Настоящая горечь, не парад моих собственных мыслей и переживаний, которые терзали разум, а печаль, печаль, что никогда я не смогу жить обычной жизнью. Но что сделать... Я запятнана, я не могу находится в церкви змея, на моих руках кровь, кровь которая пролита не в защите, далеко не во имя обороны. Моя душа черна, я использую свои силы далеко не только во имя молитв и святости, я знаю, на что иду, и это путь крови, путь отрешённости и лишений. Сивил не примет такую, как я, любой жених отвергнет, позор для Семьи... Я не могу принести матери счастья, как бы я не желала подобного, как бы не молилась, уже нет... Такого шанса. - Я люблю тебя, люблю... Не забывай об этом, когда я... Я...
- Я знаю, и не разочарована в тебе, наши боги даровали тебе великую честь, они... Забрали тебя к себе, я не смею противиться воле Близнецов, но с каждым годом, я вижу, как теряю тебя, все сильнее и сильнее. Я помню тебя еще столь крошечной, когда ты удивлялась, радовалась или грустила по каждой мелочи, а сейчас, ты столь юна, но уже видела ужасы, худшее из всех. Ты видела смерти, ты видела ересь, ты видела Их. Я даже не представляла, что они дадут тебе такую роль, что они сделают тебя столь несчастной... - Мать коснулась губами моего лба, убирая с лица растрепанные волосы и поглаживая щеки тыльной стороны ладони, но это не помогало, я была худшей предательницей, худшей из всех... Но другого пути которая не имела, не могла иметь. Воспоминания возвращались ко мне, открытые утерянные в детстве воспоминания, улыбки молодой матери, такой весёлой, почти что порхающей от счастья, и это я разрушила это, я оказалась недостойной, порочной... Такая неправильная, темная, уродливая и кривая. Она хотела дочь, но я... Я... Хуже, чем человек, и я знаю, где должна оказаться. Мне один путь, только там я найду свое место, смогу послужить Империи, всей Империи, и это не может измениться. - Просто обещай мне, что будешь навещать меня, постарайся быть рядом... В мой последний час, хорошо?
- Я сделаю все, чтобы ты была горда мною... Пусть и перед смертью, ты... Будешь счастлива. Я сделаю все, чтобы ты ушла в Их свет, с улыбкой на лице. - Я с уверенностью сжала руку матери, наивно полагая, что смогу сдержать эту робкую, почти что провальную в своей основе, клятву. Нет никаких сомнений, что когда-нибудь, это принесет нам обеим нестерпимую боль, множество тоски... Скорби, в последние же мгновения. Я могу оказаться где угодно, в самых отдалённых точках мира, могу погибнуть, но казалось, что это все стоило той ангельской, практически Божьей улыбки, что проскользила по бледному лицу матери, которая в ответ лишь кивнула мне, скрывая слезящиеся глаза, словно я не видела ее слез прежде. Возможно, мне действительно было лучше их не видеть... Никогда, не видеть их никогда.
- Ты самая лучшая дочь, о которой только можно хотеть... Несмотря на все, Лиз. Прости меня, прости... За все это. - Ее голос дрожал, будто бы вот-вот она собиралась умолкнуть на всегда, но к счастью, эта участь прошла стороной, оставив наш дом в покое. Хотя-бы на сегодняшний день. Тело ослабло, я безвольно опустилась, вновь ощущая себя зверем, брошенной псиной, которая нашла своего любимого хозяина. На душе медленно воцарился забытый за этот волнительный разговор покой, не обремененный страхом и болью. Где-то позади, за закрытыми шторами, медленно погибало под собственной тяжестью багровое солнце, возвещая приход ночи. Скоро должна состояться казнь, но я даже не знала, хочу ли смотреть, как отчаянный и беднейший жрец вновь испытает боль, которую не был достоин. Возможно, я желала провести этот день в покое, в счастье... Не видя новых смертей, очередного кошмарного сна, что наяву предстанет передо мной. Я знала, насколько чудовищно выглядело сожжение... И как горелая плоть ударяла по сознанию, как кипит кровь, и я не хотела быть свидетельницей этого, я хотела быть рядом с Сессиль, наслаждаться ее теплом, перед тем, как я покину этот дом. Но несмотря на все, мне нужно было быть там. Я должна была увидеть лик ереси, ее последствия... Но это не означало, что прямо сейчас, я брошу мать. Напротив, поняв, что времени, возможно, слишком мало... Я сильнее прижалась к ней, наивно полагая... Что возможно, лучше было бы никогда ее не отпускать. Больше никогда.