Разговор с Гвин не шел, спотыкаясь о множественные камни, названные прерывистыми обрывками слов и неловким молчанием. Это оказалось в новинку, поскольку до этого момента, такие ситуации возникали крайне редко. Почему-то, мы не находили возможности поговорить, хотя я была бы не против обсудить с ней все то, что произошло за то недолгое время, что мы сидели на противоположных сторонах стола. Подобное было возможно то-ли от напряженной ситуации и быстрого темпа шага Аколита, которая вела нас в сторону, казалось, своей кельи, то-ли от ситуацией с Миреной, которая сама по себе казалась ужасающей и крайне противной. Не исключено, что виной молчания стала сама Аколит, я доверяла девушке, знала, что несмотря на жестокость и ту власть, которой она обладала, девушка оставалась, наверно, одной из самых нежных, способных на сочувствие и жалость созданий. Ее занятия были полны истязаний и боли, но в этом не было вины Аколита, только законы мира, законы Богов, что не будут сломлены ни мною, ни ей. Тем не менее, сейчас, я пыталась понять, что она хочет от нас… и почему не отправила Гвин вместе с своим наставником на поиски чего-то, что они пытались выследить в нашем поместье. Возможно, виной всему замешательству, что в разуме, что в попытке завести разговор, что в неровном движении, было мое собственное смятение, казалось, будто бы мир вновь решил устроить для нас испытание, зачем-то послав для этой цели лорд Тревелья… выбрав целью Мирену, что не была достойна тех страданий, которые оказались приготовлены для нее… Жрицу пытал тот, кому она возносила молитвы, тот, кому она служила столько долгих лет, потраченных впустую, без радостей и наслаждения, без блаженства, которое она могла получить от своей роли. Она отдала все, ради чего? Я знала... Но не могла принять, ощущая, что страхи возвращают, я не желала сомневаться, не хотела этого. Мы шагали все дальше, и судя по направлению, далеко не в обитель Аколита… по крайней мере, принадлежащей далеко не моей наставнице. По пути оказалось прекрасно видно, что весь дом находился в напряжении, практически дрожа от жажды узнать правду и покончить с опасностью, которой возможно, даже не существовало. Стражники группами патрулировали коридоры, оглядываясь по сторонам и вглядываясь в каждый угол, каждую комнаты и темный угол, словно расчитывая найти там целую группу повстанцев. Главные ворота закрыли, отрезав возможность бежать как жильцам дома, так и тем, кто появился внутри без приглашения, слуги бродили с кинжалами, небольшими деревянными щитами или луками. Отец не желал, чтобы вновь хоть кто-то усомнился в безопасности нашего дома, как то случилось несколько лет назад, теперь, он вознамерился сохранить в живых каждого слугу и каждого гостя, для этого подняв на уши абсолютно весь гарнизон нашего поместья, заставив тех держать под контролем все поместье. Лично я не считала это излишнем, репутация и так пострадала… не к чему вновь рисковать и возможно, терять людей, которые не были достойны смерти. В особенности, когда в поместье столь важные персоны… матриарх церкви и богатый промышленный владелец, мы не могли допустить того, чтобы с девушкой хоть что-то случилось, иначе у нас появятся очень могущественные недоброжелатели в лице чинов церкви и возможно, самого Сивила. Эти мысли придавали сил, заставляя двигаться быстрее, лишь бы скорее помочь Мирен, которая и вправду запала мне в душу куда сильнее, чем безликая Аль, мой шаг перешел практически в бег, делая все, лишь бы не отставать от петляющей в коридорах Аколита. Интересно, что она сделала с названным братом? Отдала приказ, который в иных обстоятельствах, я бы сочла за магию. Но я не смогла ощутить то, чем являлась магия, и к какой отрасли она принадлежала. Мне отчаянно хотелось узнать, поскольку любое колдовство Аколита казалось мне крайне могущественным и увлекательным в своем изучении и осознании. Например для того, чтобы опустить человека в сон, нужно было своей волей сломить его разум, подчинить себе и раскрыть, словно спелый фрукт… Аколит была способна сделать это одним быстрым взглядом, мне требовалось время и хотя бы один зрительный контакт, чтобы узреть зрачки, что являлись путем в разум, и уже в нем найти брешь. После чего, я медленно продвигалась по мыслям, что текли из раскроенного, пораженного сознания, которое постепенно отдавалось мне, показывая радости и страхи человека, его слабости, пороки и напротив сильные стороны, которых стоило опасаться. Он становился для меня простым, читаемым. После этого опустить человека в сон никаких проблем уже не составляло… я даже могла выбирать, наслать ли кошмар ило же благодатный сон, что принесет радость, успокоение и надежду. Даже божественное знамение могло быть ложно, сотворено руками человека, но никто не смел подделывать Их голоса, как и голоса иных богов и Владык. Но что она хотела от меня прямо сейчас? Неужели, Аколит обучит меня новым заклинаниям, или же ей просто требовалась поддержка, чужая кровь? Мы стремительно удалялись от ее келии, скорее всего, приближаясь к жилищу наставника Гвин, в котором я не была ни разу за очень долгое время... И не желала этого сейчас.
- Простите, но наставник не разрешает мне входить в его кельи, Аколит… мне не дозволено нарушать его волю. - Остановившись около тяжёлой двери, промямлила Гвин, бросая обеспокоенные и тревожные взгляды на девушку, которая встала около двери, доставая из складок одеяния свой небольшой ключ. Я прекрасно понимала Гвин, и сама не желала входить внутрь, помня, что встретило меня в комнате у моей собственной наставницы. Если Аколит Гвин был столь же изощрен, безумен и неряшлив, то внутри нас не ждало ничего лучше, чем останки плоти, безумные зарисовки и скорее всего, множество оружия. Я боялась юношу даже когда его не было рядом, но и отступать было попросту некуда. Мне было нельзя ослушаться воли Наставницы, покуда она не преступала законы Близнецов и Империи. Это было одним из условий, по которым я находилась под ее началом. Любопытство тоже давало о себе знать, я не ощущала запаха крови, только лишь холод, шедший из-под двери. - Я могу подождать вас здесь, если вы просто желаете взять что-то у…
- Не бойся, дитя, внутри ты не увидишь ничего запретного, по крайней мере… я уверена, что мой названный брат еще не скатился в ересь, это так же невозможно, как то, что некогда погаснет свет солнца. Нам нужно выполнить ритуал, его место чище, боги услышат нас четче именно из его покоев… и для ритуала, мне нужна ваша кровь и сила… увы, одной Лиз мне не хватит, как бы я не ценила и не гордилась моей ученицей. Ее кровь хорошо проводит магию, практически растворяясь в ней, отдаваясь без остатка тропам и вникая в них, но твоя… слишком ценна, она барьер. Очень крепкий. - Взгляд девушки блеснул, заставив названную сестру рядом со мной протяжно вздохнуть, сдерживая свой плачевный стон. Я уверенно взяла ее за руку, сжимая пальцы и прижимая к себе, заключая в объятья. Я знала, что Аколит не причинит излишней боли и не возьмет лишнего. Она являлась справедливой, подобно Мириану… и я знала, что точно не использует силу крови против нас. По крайней мере, пока девушка находилась в здравом рассудке. - Поверь, мой брат… поймет необходимость, которая вызвана тем, что ты нарушила наказ. В случае чего, пусть явится ко мне. Я объясню ему всю тяжесть ситуации, в которой мы находились.
Как мне кажется, мое объятие подействовало куда сильнее чем попытка Аколита успокоить девушку. Гвин несколько секунд выдыхала теплый воздух мне в плечо, после чего успокоилась, положив голову на плечо и глядя в никуда. Аколит кивнула, явно поддерживая мой способ решения проблемы, после чего аккуратно отперла дверь, вновь убирая ключ куда-то в одеяние, на секунду, мне даже показалось, будто он попросту растворился в одежде, но вряд ли такое было возможно… по крайней мере мне она о подобном не рассказывала, пусть такой способ хранения вещей мог стать невероятно удобным. Впрочем, сейчас это было неважно, я отвела взгляд, переводя его на Гвин, которая еще несколько секунд держала голову на моем плече, после чего отступила, смущённо отводя взгляд в сторону и оборачиваясь в сторону входа в келью. Лишь одними губами шепча мне: "спасибо". Улыбнувшись ей, я склонила голову набок, ощущая невероятный прилив сил, нахлынувший словно сам по себе.
Внутри было темно и холодно, практически как в зимнее время, окна закрылись тяжелыми шкурами животных, света не было вообще никакого, кроме стоящих тут и там погасших свечей, некоторые из которых Аколит зажгла, коснувшись пальцами. Мои опасения не подтвердились, внутри не было ни плоти, ни мяса, ни костей, как того следовало ожидать от столь пугающего существа, как Аколит. Даже наоборот, по сравнению с кельей моей наставницей, внутри оказалось чисто, убрано, все стояло на своих местах, никакого хаоса или беспорядка. Юноша располагал полноценной кроватью, из тяжелых бревен, с пуховым одеялом, над которой висело потрепанное временем и языками пламени знамя, с изображением волчьей пасти, на фоне которой вверх были подняты пылающие клинки, с окровавленными лезвиями. Символика Архитектора войны... И его вернейших слуг, Северных Волков. Около входа стояли множество сундуков, запертых на замки, из которых исходил запах стали и дерева, трав и земли. Даже нечто, похожее на чай... Что было попросту удивительно, помня, что в кельи наставницы, все было залито кровью, что девушка спала на шкурах в окружении костей и кусков плоти, что ее стены являлись ужасной фреской, а древние фолианты и книги валялись среди обрывков бумаги. Напротив входа висел на странных, белесых веревках, чём-то похожих на связки, окровавленный двуручный топор, высотой мне до головы, чье древко, давно покрывшееся ржавчиной, сверкало древними рунами и письменами, до сих пор чуть светящимися в темноте. Могучее лезвие потерлось, утратив естественный облик прекрасных узоров, что когда-то, сверкали на нём, изображая порывы ветра или течение вод. С его навершия трепыхался на воздухе алый платок, с гербом северных волков, личной гвардии Архитектора, края ткани до сих пор остались обуглены, на рукояти по-прежнему отчетливо виднелись отпечатки окровавленных пальцев. Это оружие было наполнено болью, она сочилась с его хрупкой стали и трухлявого дерева, проржавевшей стали и забытых во времени узоров, которые сверкали на нем, уже не в силах поддержать былое величие. Мне стало не по себе от взгляда на оружие, по телу пробежал жар, на краю сознания вспыхнули отчаянные крики и биение сотен сердец, которые захватили сознание, полностью вытеснив мысли и эмоции. Он словно пытался связаться со мной, что-то сказать или показать, я была оторвана от реальности в течение всего нескольких секунд, показавшихся мне вечностью, но дальше так продолжаться было нельзя. С трудом отведя взгляд от страшного оружия, я наткнулась на не менее ужасающую и нервирующую стойку для доспех, которая имела на себе элитную, массивную броню, принадлежащую когда-то Северному волку, имеющего множество знаков отличия и даже полушубок, вшитый в сталь с помощью пламени. На шлеме виднелись сплавленные с железом волчьи клыки, помимо этого он украшался рисунком разинутой волчьей пасти, на груди, давно сожранные коррозией, висели множество слившихся воедино наград, которыми Аколит вряд-ли гордился. Около торса, на месте соединения двух частей, болтались подвешенные за иссохшие связки хрупкие черепа, перчатки лежащие на полу с внешней стороны оказались усеяны мелкими шипами, которые переливались светом серебра. От этой части комнаты веяло смертью, последними вздохами и едкой, горчащей на языке гарью, которая мешала здраво мыслить и думать, все это, словно трупы, сваленные в одно место, притягивали к себе все самое худшее, ненавистное для света и презираемое людьми. На полу, несмотря на чистоту, лежали мелкие обрывки плоти, которые я бы даже не заметила, если бы Аколит не зажгла небольшие бра, висящие около стола и на стенах. Даже здесь, в юноше, казавшимся мне мертвецом, была видна человечность куда большая, чем в моей наставнице, комната которой представляла собой абсолютный хаос и разрозненные обрывки всего подряд, не способные слиться воедино, как бы она не желала. Даже небольшая статуя ангела крови, стоящая в центре, напротив входа, казалась куда человечнее… Юноша не окропил ее кровь, не разрисовал крылья, лишь в руках Мириана теплилась стылое подношение, которое медленно утекало в небольшой сосуд из стекла, окропляя его в алый цвет. Теперь… Мне действительно стало непонятно кто же из двух, был большим человеком… и действительно ли я обоснованно опасалась юношу, вознося свою наставница.
Стол аколита представлял собой зрелище одновременно поразительное и в тоже время тяжелое, скорбное для принятия и осознание. Это было его рабочее место, где среди обрывков каких-то бумаг, раскрытых книг и порванных в клочья страниц, порой намеренно соженных прямо на столе, в ряд стояли несколько деревянных игрушек, в форме животных, точнее, одного и того же животного. Это была кошка, абсолютно точно единообразная, пеплом окрашенная в черный цвет, с глазами бусинками и когтями, вырезанными дрожащей рукой, но при этом, практически одинаковых между собой по длиннее и размеру. На каждой, около извилистого хвоста, на теле или голове, значилось свое послание, текст которого продолжал вызвать все больше вопросов и создавать ощущение великого греха, связывающего двух наставников. На первой, самой маленькой, размером практически с кружку, было написано: "Прости меня" - повторяющееся послание заняло большую часть дерева, кроме голову, где сверкали янтарные зрачки. На второй, что уже сравнялась по росту с подсвечником, значилось следующее: " Ты любила кошек. У тебя была одна... Пусть она будет с тобой." - Эта фраза разместилась на спине, теперь, остальное пространство оказалось заполнено узорами в форме цветов. И последняя, самая высокая, уже превзошедшая собой длину моего предплечья, имела на себе всего два единственных слова, но написанных в таком огромном количестве, что это казалось практически узором, стройным и удачно сделанным. Спи спокойно. Тысячи раз, он повторил это на фигурке, проливая порой свою кровь, оставшуюся в разрезах между прошением. Между выставленными в ряд кошками лежало еще несколько грубых змей, что впрочем, судя по отсутствию голов, юноша доделать еще не успел. Их тела казались столько неизвестно вывернутыми, изгибающимися, будто живые, что я не могла понять, как именно грубые, иссченные пальцы юноши, смогли добиться такой плавности и ровности.
- Он тяжело перенес тот день... Но я его не виню, к сожалению, воля мира порой превосходит даже чаяния богов. - Голос Аколита оставался абсолютно спокойным, по крайней мере, она делала все, чтобы в словах не прозвучало ни одной эмоции. Несколько раз заглянув в разные сундуки и достав оттуда чашу, мел и небольшой ножик, девушка принялась рисовать на полу пентаграмму, но внезапно, дрогнули ее плечи, заставив дрогнуть все тело, сбив очертания круга, которое она рисовало. Тело девушки пробирал пугающий холод, заставляя бледное тело покрыться инеем я ощущала, что за спокойствием обитает глубокая печаль, что сжирает ее изнутри, что вырвалась в этом месте, не давая покоя на протяжении долгих лет, и которая прямо сейчас, овладела ее разумом, подчинив себе, сломив первую линию защиты. И теперь... Я уже чётко осознала, что в их дуэте, именно юноша был живым... Тогда, кем же была моя наставница? Чем она являлась на самом деле? - Я говорила ему выбросить их, сжечь, как он сделал с письмами и приказами. Он знает, что не вернет мне желтые глазки, но продолжает стараться. Мне больно от его старания... Он не верит, что прощен.
- Значит, это ваш кот? - Аккуратно спросила Гвин, разглядывая фигурки и даже касаясь пальцем резного дерева, после чего, вмиг убрала руку. На ее руке остались блеклые раны, словно от пореза бумагой. В тоже время я старалась выбросить из головы звон колоколов, что звучал от брони, кровь... Запах крови начал одолевать меня, я ощущала его от каждой вещи, она начала вытекать из расколотой земли, из плит под ногами. Долго находиться здесь казалось пыткой, которая постепенно становилась все хуже и хуже, убивая тебя и всякую волю... Даже несмотря на то, что я старалась возвести в сознание молитву, которую мне посоветовала Аколит, все было тщетно, влияние места оказалось слишком сильным... И в тот же момент, рука девушки легла на мое плечо, резко сжимая его и болью выводя из порочной дремы. Отведя взгляд от пола и переведя его на девушку, я выжидающе глядела в ее остекленевшие глаза, что замерли на месте. Она хотела мне что-то сказать? Просто помогла выбраться из тьмы, в которую я нечаянно рухнула, вслушиваясь в нечто, что лучше было не слышать? Как бы то ни было на самом деле, я оказалась благодарна ей за то, что наконец, шум исчез, оставив меня в покое.
- Да, у меня был безродный кот, с яркими, жёлтыми глазами... Я не была слишком оригинальной и назвала его желтыми глазками. Он сгорел, очень давно, к сожалению... Он по-прежнему пытается вернуть мне его. - Девушка покачала головой из стороны в сторону, аккуратно провожая нас обеих к небольшой чаше, которая расположилась в центре из своеобразной, невероятно сложной пентаграммы, которая блекло отражалась на темном полу. Ее узоры соединяли в себе фигуры, квадраты, треугольники и просто оторванные линии, с причудливыми растениями, формами, описания которых попросту нет. - Не противься, это место все равно возьмёт свое, ты только продлеваешь свои мучения... Дай прошлому вернуться сюда, и тогда, станет легче, тебе точно станет... Поверь, тебя он не ранит, он уже не ранит никого, кто не достоин этого... Все разрушения, что он сотворил, уже давно остались в прошлом, теперь, они забыты.
Я ничего не ответила, пытаясь разгадать эту странную загадку, возникшую прямо передо мной столь внезапно, что на секунду, я даже задумалась, не было ли это изначальным планом девушки. Кажется, мы подобрались к истории двух Аколитов даже слишком быстро... И я действительно не могла сказать, что моя наставница противилась этому. Она сама привела нас сюда, сама открыла завесу тайны, посоветовала увидеть все своими глазами, и я действительно прекратила читать молитву, позволив этим тяжелым, крайне сумбурным и трагичным эмоциями по очереди впиваться в мой разум, с каждым разом все сильнее и сильнее, терзая реальность вокруг и подвергая меня новым и новым проверкам. Я опустилась на пол перед чашей скрестив под собой ноги, по правую сторону расположилась Гвин, которая, кажется, наоборот стала куда лучше относится к Аколиту, которая прямо сейчас, завела скорбную песнь, разожгя под чашей пламя, что заставило аромат жженой стали пройтись по воздуху. Взяв ритуальный кинжал, она поднесла его к своей руке, сталь блеснуло под пламенем, отражая наши с Гвин испуганные глаза, медленно шепча слова и делая долгий, болезненный надрез, Аколит еле видно улыбнулась, раскрывая глаза и с наслаждением, вопиющей радостью глядя, как лезвие не покидало ее плоти ни на секунды, врезаясь все глубже и глубже, пока наконец не оставило кривую, рваную рану, идущую от одной части ладони к другой и практически деля ее на две части. Я уже предчувствовал всю боль, знала, что мне предстоит, но совет Аколит дал свои плоды, я стала видеть, ощущать всем телом, как вокруг, вырываясь из-под тяжести плит, стали медленно восставать бледные, изнеможденные призраки, что собирались вокруг огня, растворяясь в нем. Молитва пала, оставив тело и разум один на один с этим неизведанным ощущением, я погружалась все глубже и глубже, ощущая, как сгущается мрак, как он изменяется под стать моим мыслям, ища свой путь к сознанию, при этом сжирая крошащуюся на части реальность, что оставалась только в единственной, горящей на полу свече, что подогревала чашу, в которую полилась кровь... Моя кровь, но боль не нашла меня среди блуждающих вокруг призраков, один за одним восставших из гранитных плит этого места. Ныне, я оказалась слишком далеко, слишком сильно оторванной от реальности, чтобы испытывать эмоции живых существ, но отчётливо видя, как бледные тела что-то делают, сражаются, ходят... Корчатся от боли и пылают, пылают от огня одной единственной свечи, стоящей посреди этого бесконечного месте. И в какой-то момент, когда струйка крови наконец перестала течь... Собой погасив свечу, мир осветился заново.