Проклятая и безликая

Глава 4

За окном уже наступала осень, заставляя деревья жахнуть и постепенно умирать, безвольно роняя свои жухлые и ломкие листья, устилающие землю словно сотканным из разных кусков ткани ковром, разноцветным, но неизменно грязным и неровным, словно сшитым дрожащими руками. Я не любила осень… медленное гниение мира вокруг, ранние ночи, что заставляли меня возвращаться во тьму кошмаров, порой даже быстрее чем я успевала оклематься после них. Отчаянные звери, что зачастую бродили за забором в поисках еды или тепла, порой выли так отчаянно, жестоко и злобно, что мне становилось их жаль, особенно в те моменты, когда выглядывая поутру из окна, я могла видеть, как их мёртвые, тощие и неровные тела, тащили к нам в имение, готовясь пустить на мясо и шкуры.

В Империи холода наступали резко, одномоментно и беспощадно, поражая своей природной жестокостью не только нерасторопных животных, но и многих людей. В столице порой не успевали сжигать бездомных, которые так и не решились вступить в легионы или церковь чтобы согреться и послужить своей стране на зиму. Впрочем… зачастую, крематории жгли лишь зимой. Осенью, во время, когда повсюду властвовали болезни, больно ударяя по южным районам Империи, тела использовались для баррикад и в качестве медицинских разработок. Кроме юга, где чумы лечились только огнем Чтецов о смерти, ведь пока территории все еще были в ранге нейтральной земли, наши лекари и жрецы не решались посещать их, рискуя своими жизнями во имя тех, кто возможно, даже не принял нашей веры. Лично мне повезло, я не болела никогда за одиннадцать лет жизни, даже обычной простудой. Возможно, боги посчитали мои проклятья уже достаточным испытанием и потому, вряд ли из милости, не решались приносить в дом Рихтер новые огорчения и проблемы, в лице болезней. Мать болела крайне редко но всегда тяжело, братья… в основном так же. Помню, когда семью сразила хворь, здоровыми остались только мы с отцом. Пожалуй, в те месяцы мы провели времени больше, чем за всю прожитую мною жизнь.

Мои шаги разрезали листья словно волны, на несколько секунд поднимая их над землей. Я намеренно шла именно так, мне всегда казалось это забавным… Я любила представлять, будто таким образом, я борозжу океан, продвигаясь сквозь бесконечную гладь вод… Пусть никогда не видела чего-то, крупнее озера. Но торговцы на приемах отца часто делились рассказами о том, насколько красивы огромные коралловые рифы, возле которых слышится странная песнь, тянущаяся с самого дна и зовущая за собой, в морские глубины, где обитает богиня южан, матерь Близнецов, Вессила, проклятие рода человеческого. Я не знала ни преданий, ни того, что она совершила… но была осведомлена, что ей поклоняются южане, заменив веру в Их свет. Но несмотря на это, рассказы моряков никогда не имели отрицательного окраса. С улыбкой на лицах и с блаженным взглядом, они упоенные рассказывали, как ветер развивает паруса, позволяя за считанные на пальцах дни проходить полмира, как качается на волнах корабль, и как отличаются рыбы в океане от тех, что живут в, как их называли, пресных водах. Пусть я и никогда не желала связывать свою жизнь с морским делом, предпочитая твердо стоять на ногах, но не восхищаться красотами мира, что казался слишком далеким, таким небывалым, не могла. Все же… Это было для меня воистину чудом, что не поддавался объяснению. Ведь как можно поверить, что где-то нет конца воде? Что не видно дна, и где-то далеко, среди мглы, обитает богиня.

Удары дерева о дерево слышались со стороны конюшен, которые находились справа от главного входа в наше имение. Скрываясь от солнца под одеждой, я стремительно двигалась в нужную сторону, все отчетливее слыша звуки боя, что манили своей дикой, неизведанной природой, которую я смогла лицезреть впервые, лишь выйдя из-за угла и взглянув на очищенную от листьев небольшую арену, где кружили в поединке двое детей, держащих в руках деревянные мечи, доски которых оказались скреплены с помощью веревки и вручную раскрашены сажей, смешанной с соком ягод, имитируя те же брызги крови, что на моей маске оказались благодаря краскам.

Ее бой был завораживающий, и судя по количеству ушибов, фингалов и даже открытых ран, у стоящих вокруг детей, далеко не первым. Ее короткие волосы, остриженные резкими движениями чьего-то кинжала, трепыхались от неровных, но изученных движений и противящегося ветра, что заставлял девочку жмуриться одним глазом, отступая по контурам их арены, балансируя на краю, но готовясь обманом и скоростью заставить ее оппонента рухнуть, проиграв. Хватка меча была до странного неудобной, она держала его словно нож или кинжал, несмотря на длину лезвия, из-за чего даже быстрые удары казались медленными и неудобными. Вторая рука была ушиблена, на ней виднелся синяк и множество мелких ссадин, кое-где даже можно было различить следы стертой крови, но несмотря на это, она по-прежнему использовала левую руку в качестве своего искусственного щита, полагаясь на устойчивость к боли. Правда, при первом же ударе о кисть девочки, около переносицы выступили небольшие слезы боли, которые она пыталась согнать движениями головы. Изящный нос с шрамом около переносицы болезненно дергался из стороны в сторону и всхлипывал, но несмотря на это, ее рука продолжала использоваться ею как щит.

Ее аккуратный берет из холщовой ткани, с узорчатым изображением змеи около кожаного ремешка, был сбит уже давно и валялся в нескольких метрах от места стычки. На теле болталась из стороны в сторону блестящая от серебряных чешуек жилетка, несколько пуговиц которой отвалились и потерялись в листве. Под ней я видела украшенную кожаными накладками рубашку, что не имела никакого окраса и оставалась чисто белой. Кожаные укрепления служили также небольшими карманами, но большая их часть предназначалась для защиты или подобия обороны, находясь около наиболее уязвимых мест. Около шеи, закрытой высоким воротником, можно было увидеть блеск серебряной цепочки, уходящей своим тусклым сиянием и звоном под одежду. Волосы, имеющие серый с вкраплениями русого оттенок, доходили всего до середины ушей, в то время как мои локоны опускались до плеч и спокойно собирались в косы при желании. Брюки Гвин не отличались и каплей мешковатости, плотно прилегали к тонкой голени и бедрам, но также имели укрепленные сталью и кожей места, около колен и по всей голени. На ногах ударяли о землю почти что военные сабатоны, пусть имеющие и не сильно длинные, но достаточно острые носы, способные ранить, обувь держалась на кожаных пряжках, подошва располагала небольшим каблуком, сделанным из дерева.

Ее лицо было непроницаемым. Я вглядывалась в него, забыв о бое, в котором участвовала девушка, пыталась понять хоть частичку ее мыслей и жизни, надеялась заметить нечто… способное рассказать мне кем же была Гвин Грау, но в итоге… только пустота бесконечно серых, глубоких глаз, в которых не было и следа личности, только нескончаемый покой, который абсолютно не сочетался с действиями и телом. Резкие, непоследовательные движения, яростные броски вперед, смешанные с взмахами деревянного оружия, которые не могли достичь цели ввиду странной хватки, но при этом открывающие пространство для маневра, которым девочка умело пользовалась, ударяя по ногам своими военными ботинками и пытаясь подманить соперника еще ближе к себе, вот-вот готовясь нанести свой удар. Гвин не переставала дрожать, но больше от взбудораженных чувств и ощущения схватки, нежели страха. Иногда с ее губ срывались тихие проклятия, которые я не слышала, но могла прочесть в движениях и метаниях зрачков из стороны в сторону, словно надеясь увидеть нечто, способное в мгновения ока закончить бой. Казалось, что одновременно я вижу перед собой две абсолютно разные личности, несовместимые и одновременно сшитые воедино. Такая ожесточенная, пламенная ярость боя, что градом удара теснила сына поварихи, при этом так же быстро отступающая, не давая пылкому бою поглотить себя, резко контрастировала с тишиной, смиренным покоем лица, даже разбитая в кровь губа не дрожала, как то можно было ожидать, пусть на лице и виднелась боль.

Наши взгляды соприкоснулись, на секунду, весь покой Гвин рассеялся, видя мою маску. Вспышка страха, пробежавшая по лицу, заставила ее оступиться, опустив руки. Это дало ее противнику возможность наконец сделать свой выпад, который ткнул девушку в бок. Я видела, как боль содрогнула тело Гвин, левая рука сжалась в кулак от злости, наконец взяв меч так, как держали почти все солдаты которых я видела, девушка, игнорируя боль, бросилась в атаку, нанося серии рубящих ударов по плечам юноши, заставляя того обороняться. Но неизменно, она смотрела на меня, с враждебностью, опасением, страхом и даже, казалось, презрением. Я боязно отступила, стыдливо пряча взгляд и натыкаясь им на лежащий берет. Аккуратно опустившись на колени, я подобрала шляпу, отряхивая ее от грязи и озираясь на продолжающийся бой. Гвин уверенно теснила мальчика двенадцати лет, сражаясь ожесточеннее и видимо мстя за прошлый удар. Но в какой-то момент, тот резко закричал, поднимая руки, но далеко не от того, что признал поражение.

- Ты вышла из круга! Вышла! - Закричал тот, отбрасывая оружие. Нога девушки действительно мяла листья за пределами арены, я удивленно вздохнула, сжимая пальцами шляпу и глядя, как резко начинает краснеть лицо Гвин, что бросила на пол меч, убирая ногу обратно. - Я победил!

- Она отвлекла меня, нечестно! - Девочка указала на меня, злостно пиная в сторону игрушку. Ее владелец - сын конюха, недовольно побрел подбирать его, имея у себя на теле множество синяков и ссадин. Кажется, свою изначальную цель она выполнить смогла. - Из-за нее я пропустила удар и оступилась сейчас, я требую реванш.

- Обойдешься. - Пробурчал один из проигравших, утирая колено и бросая на меня почти что благодарственный взгляд, я никак не отреагировала замерев на месте и держа в руках берет. В душе все похолодело, обвинения делали больно, я ведь не виновата! Я даже не успела представиться… - Добрый день, госпожа Рихтер… - Поклонился мне слуга, а за ним и остальные. - Айда в лес, пацаны! Адлер рассказал, что неподалеку есть поляна с ягодами и грибами, если соберем достаточно, мама испечет пирог.

- Сейчас, только отнесу их к нам в комнату… Можете пока идти, я вас нагоню. - Гвин отчаянно бросала взгляды на расходящихся противников, что кучкой отходили в сторону ворот. Сын конюха скрылся собственно в конюшне, ковыляя на левую ногу. Глядевшие на поединки девочки-одногодки и старшие сестры сражавшихся начали расходиться, бросая неодобрительные взгляды на Гвин и приветствуя меня, делая аккуратные поклоны по пути к дому.

- Из-за тебя я проиграла! - Гвин подлетела ко мне со скоростью света, вырывая из онемевших рук свою беретку и злостно нахлобучив ее себе на макушку, уставилась на меня. От былого спокойствия и грации не осталось ничего, ее губы дрожали, зрачки метались из стороны в сторону, подрагивали мышцы на лице. Застыв, я почувствовала как сложно дышать, руки до сих пор остались в той же позе что и несколько секунд назад, тело бросило в жар. Но… я ведь не виновата. - Какому-то простолюдину, деревенщине! Ты хоть понимаешь, как это позорно?

- Я… П-прости я… - Слова отказывались складываться в предложения, к горлу подступил ком страха и сомнения, ее лицо пугало меня, я с трудом сдерживала эмоции и казалось, будто я вот вот заплачу. Делая через усилия каждый новый вздох, я пыталась успокоиться, но в итоге, лишь сильнее подрывала саму себя, осознавая, что не могу сдержать эмоций. - В-в-вот, принесла т-т-тебе твою…

- Чего еще было ожидать от тебя… Тебе то непонятно, как обидно проигрывать в бою. - Слова задели меня, делая общее состояние только более шатким и тяжелым, но этого было недостаточно, чтобы повергнуть меня в стыдливое бегство или, тем более, заставить заплакать. Слезы постепенно отпускали меня, меня спасало только то, что она не видит их. Моя родная, теплая маска из дерева, которая и стала виновницей этого положения, сейчас отчаянно спасала меня от позора и страха, собой скрывая слабость от пронзительного и злостного взгляда Гвин. Впрочем, неуверенный, ломкий голос, наверное, выдавал слабость, живущую в душе, ровно как и дрожащие пальцы, которые я сжала в кулаки, пытаясь успокоить, а после разжала. - Зачем тебе эта маска? Пугать людей?

- Мне нельзя показываться солнцу… оно жжет меня и может убить. Маска защищает мое лицо. - Постепенно приходя в себя, я смогла наконец опустить руки и успокоиться, вернув самообладание. Но я все еще находилась на краю этой бездны разочарования, будучи одновременно испуганной и загнанной в худшее отчаяние. Все не задалось с самого начала, я уже успела все испортить, даже толком не начав общение… неужели, я действительно настолько бездарна? - Мое имя Лизастрия, ты ведь Гвин, да?

- Да, мы с дедом остановились у вас в поместье, после чего отправимся на передовую Северного фронта… Они сами бросили мне вызов, я не калечила ваших слуг, если ты пришла из-за этого. - Кажется, девочка не знала о планах взрослых… я вновь застыла, осознавая, что именно мне придется сказать ей это. Вновь по телу прошлась дрожь. Кажется, ей здесь не нравилось, да и отношение к моей семье не казалось доброжелательным. Нужно было собраться с мыслями и подать это как можно аккуратнее, чтобы не разозлить и не расстроить ее. Хотя казалось бы, куда больше… все и так было плохо. - Что с тобой? - Увидя, что я почти перестала двигаться и дышать, спросила Гвин, делая аккуратный шаг назад, словно опасаясь заразиться. - Ты больна? Мне позвать слуг?

- Нет, просто хотела сказать… что наши родители решили оставить тебя здесь, пока не решится опасная ситуация. Я надеюсь… - Теперь уже, застыла Гвин, безвольно опуская руки и шмыгая носом. Ее глаза опустились глядя в одну точку, берет сполз с макушки, вот-вот готовясь упасть. На секунду, я даже хотела поправить его, но рука, сначала застыла в воздухе, а после и вовсе опустилась обратно. Казалось, что в Гвин одновременно закипают десяток эмоций, что перемешиваясь между собой, не давали единого результата. Я не знала, что точно нужно сделать или сказать, но больше глядеть на то, как падает ее шляпа не могла. Моя рука, до этого испугавшаяся тишины, аккуратно потянулась к ее макушке, пытаясь поправить берет, но внезапно, Гвин перекосило.

- Не хочу! Почему я… Он обещал мне, что я поеду с ним! Что он будет рядом! - Почти что отпрыгнув от меня на полметра, она все же уронила шляпку, дрожа словно кошка и дыша так злостно, словно бык. Ее глаза, казалось, тоже оказались на мокром месте, а прерывистое дыхание было похоже на болезненные стоны. Аккуратно стряхнув с ее берета листья, я аккуратно пошла в ее сторону. Желая вновь вернуть его, мне было больно видеть такую реакцию, но я молилась, чтобы все обошлось как можно лучше.

- Все хорошо, это ненадолго… Он просто заботиться о тебе, на войне ведь опасно…

- Ты ничего не знаешь о войне! Никто из вас ничего не знает! - Крикнула Гвин, ногой ударяя о землю и начиная утирать рукавом лицо. Я подходила ближе, неся ей берет, но когда наконец дошла, вставая почти вплотную… девочка толкнула меня в сторону, отвергая берет и злостно крича. - Уйди от меня! - Я не ожидала ни силы, что была у нее, ни подобного удара. Тщедушное тело даже слишком легко отступило назад, и еще на шаг, и еще… Ноги заплетались между друг другом, в какой-то момент под ногой попался камень и я упала на землю, срывая с самой себя плащ и подставляя голову и часть шеи солнечному свету, что не заставил себя ждать, врезаясь в меня с жадностью и жестокостью.

Боль мгновенно охватило мою голову, стоило только лучам коснуться незащищенной, ранимой кожи. Я почувствовала неистовый жар, агонию и запах медленно загорающихся волос. Поняв, что горю, я тут же попыталась закрыться руками, но легкие зачатки резвого пламени уже начали жечь и распространяться, принося с собой слезы боли, помутнение разума и судороги, заставившие меня зарыться в кучи влажных, мерзких листьев, что покрыли плащ и одежду грязью. Мне было обидно до такой степени, что я уже не скрывала слезы, унижение, что я испытывала сейчас, не могло сравниться ни с чем, испытанным мною ранее, казалось что весь мой мир сейчас пылает вместе со мной, и все это из-за того, что я хотела подружиться, что я просто надеялась найти себе подругу....

Мною были приняты отчаянные попытки сбить с себя пламя, но не в моих силах оказалось убрать руки из-под солнечного света, рискуя получить раны еще худшие… Нахлынувшая боль заставила меня выть и всхлипывать, плача отчаяннее и злее, но вновь не имея никакой возможности что-то исправить. Еще хуже стало от осознания того, что это Гвин толкнула меня, намеренно, без какого-либо иного плана и желая этого. И я ведь просто… просто пыталась быть доброй, пыталась помочь, даже новости преподносила как можно мягче, рассчитывая понравиться ей своей учтивостью и мягкой добротой. Это убивали меня, страх захватил сознание, я могу умереть… прямо сейчас, даже несмотря на то, что так близко к дому, и из-за кого? Из-за Гвин и самой себя… что поверила в сказки, в собственные мечты, в то, что вокруг меня люди, способные сострадать, способные к милосердию и принятию, но оказалось, что такие грустные и тяжелые осознания, как понимание того, что в мире есть только волки и овцы, оказались правдой. Я проклята Ими на одиночество, моя семья доказала это… так глупо надеяться, что кто-то станет ко мне добрее… Кто-то из тех, что не знают меня, для кого я пустое место.

- Нет, нет… Прости меня, слышишь, прости… я не хотела, просто… не умирай, не надо, пожалуйста. - Гвин смогла оттащить меня в сторону, под навес конюшни, помогая сбить пламя, она отчаянно просила прощения, сама плача, но я уже не могла смотреть в ее глаза… Душа рвалась от боли и обиды, вскочив на ноги, я побежала в сторону, снова выбегая под солнце, но успев накинуть на себя плащ и закрыв горло. Нет... Достаточно. Я хотела побыть одной, хотела обдумать не только эту ситуацию, горькую и жестокую, но и попытаться сделать выводы. А так же поплакать, не беспокоясь о том, что кто-то смотрит или будет смеяться надо мной за слабость. - Подожди пожалуйста, я… я не специально! - Крикнула мне Гвин, но я не слышала и не хотела слышать ее, утирая рукавом выступившие из разрезов в маске слезы. Меньше всего сейчас я хотела вспоминать о ней, о той, что казалась мне надеждой, а стала разочарованием, которого я не испытывала уже долгое время. Пробегая мимо слуг, я не обращала внимания ни на один вопрос, игнорируя всех вокруг и направляясь в единственное место, которое действительно давало мне то, чего я хотела. Тишину, покой, темноту и одиночество. Встреча, которую я ждала и на которую надеялась, оказалась провалом... Теперь, мне хотелось, чтобы это был сон, чтобы у меня была еще одна попытка... Или ее уже не было никогда.