Я вернулась к офису и забрала машину. У меня было время заехать еще в одно место.
Я нашла карточку с адресом Тарин Сиземор. Проехала по Стейт и свернула на боковую улицу, приблизившись к бару, который назывался “У сплетника Пита”. Бар закрывался и снова открылся под новым названием несколько лет назад. Несмотря на это, все называли его по-старому. Перед моим мысленным взором предстало фирменное блюдо заведения: сэндвич с острой салями и острым расплавленным сыром и яичницей в хрустящей булочке с маслом. Я бы и дальше предавалась этой фантазии, но заметила нужный адрес прямо напротив. Мне пришлось свернуть на следующем углу и развернуться. Было больше пяти часов, и многие заведения уже закрылись, что сделало парковку легкой.
Я закрыла машину и вошла в обновленное викторианское здание, которое, видимо, вмещало теперь целый комплекс офисов психологов. Из этого я вычислила, что Тарин должна заниматься семейной терапией, консультированием или социальной работой. У нее, наверное, были годы профессиональной подготовки к тому, как изображать интерес к разговорам других людей. Это может сработать в мою пользу, пока она не поймет, что мне не нужен психолог.
Ее офис был под номером 100 на первом этаже. Я вошла и оказалась в небольшой комфортабельной приемной с маленьким диваном и двумя креслами. Цветовая палитра была успокаивающих голубоватых и зеленоватых тонов, возможно, предназначенная для усмирения пациентов с эмоциональными тенденциями от огорчения до возбуждения. Окон не было, а вторая дверь вела, очевидно, в сам кабинет.
Справа от двери горела красная лампочка. Я решила, что это значит, она занята. Стояла мертвая тишина. Я посмотрела на часы, надеясь, что пришла не слишком поздно. Было 5.25. Насколько я знала, сеанс психотерапевта длится пятьдесят минут, но я понятия не имела, когда он начался. Я села, отметив, что она выписывает шесть женских журналов, все свежие. Я взяла “Дом и сад” и начала читать статью о том, как развлечь на Пасху восьмерых гостей, но потом поняла, что я не знаю столько людей, тем более, которые согласились бы страдать от моей стряпни, даже если я их приглашу.
Через пятнадцать минут я встала, на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Ни уютного мурлыканья разговора, ни вскриков, ни всхлипов. Я снова уселась.
Явившись без предварительной записи, я не считала себя вправе колотить в дверь и жаловаться. Конечно, было возможно, что она ушла, но тогла она заперла бы входную дверь. Без десяти шесть свет резко поменялся с красного на зеленый. Никто не выходил.
Там должен был быть отдельный выход наружу, чтобы психи не встречались друг с другом.
В шесть дверь в кабинет открылась, и оттуда быстро вышла молодая женщина. Она резко остановилась, заметив меня.
— Ой, извините! Я не знала, что тут кто-нибудь есть.
Она обернулась и с тревогой посмотрела в комнату позади себя.
— Вы записаны?
— Нет. Я зашла в надежде застать вас до того, как вы уйдете. Вы — мисс Сиземор?
Она протянула руку.
— Да, Тарин.
— Я должна вас называть “доктор Сиземор”?
— Тарин подойдет. Даже имея степень, я не называю себя “доктором”. Это кажется претенциозным.
— Кинси Миллоун, — представилась я, когда мы обменялись рукопожатием. — У вас найдется несколько минут?
Я смотрела, как она принимает решение.
— Мне нужно быть в другом месте в семь, но у меня есть время до шести тридцати, если это поможет.
— Это будет прекрасно.
— Заходите.
Она развернулась на каблуках, и я проследовала за ней в кабинет, подождав, пока она закроет за нами дверь.
Она была высокая и худощавая, возвышаясь надо мной в сапогах на высоких каблуках. На ней был короткий белый вязаный свитер и джинсы, которые сидели низко на бедрах.
Полоска голой кожи мелькала, когда она двигалась. Длинные джинсы доходили до подъема, отчего ее стройные ноги казались еще длинней. Я закончила обзор, когда она подошла к телефону и включила автоответчик. Темные глаза, пышные каштановые волосы до плеч. Большие кольца в ушах, красная помада.
Я огляделась по сторонам. Кабинет был уютным, как и приемная. Вместо письменного стола был старинный стол с резными ножками, пустой, за исключением низкой вазы с розовыми и желтыми розами, книги для записи пациентов в кожаной обложке и аккуратного ряда ручек. На этажерке стояли папки с разноцветными ярлыками.
Книжные полки тянулись вдоль двух стен, в дальнем конце были два окна и дверь, выходившая на боковую сторону здания. Наверное, в одну сторону дорожка вела на улицу, в другую — на парковку позади дома. Если у нее были шкафы для файлов, я их не заметила.
Тарин предложила мне на выбор диван, блестящее кресло из кожи и хрома или одно из двух кресел, обитых тканью в цветочек в голубых и зеленых тонах. Я выбрала одно из двух одинаковых кресел, а Тарин устроилась на диване, с кофейным столиком между нами. Интересно, имел ли значение мой выбор в психологическом плане, но я решила не беспокоиться по этому поводу.
Ее ногти были коротко подстрижены и без лака. Ни обручального кольца, ни других украшений, кроме часов, которые свободно болтались на руке, как браслет, и она поправляла их другой рукой. Я заметила, как она бросила взгляд на часы, отметив время.
Она казалась открытой и ждала, пока я задам тему и тон разговору.
Я не обдумала заранее, как суммировать историю, так что вынуждена была перейти сразу к делу. В самом деле, мне нужно исправлять свое беззаботное поведение. Это уже третий раз, когда я была поймана неподготовленной. Ой, да какого черта, подумала я.
— Я — частный детектив, и ищу информацию. История запутанная, и если я буду все рассказывать, нам не хватит времени. Я подумала, что изложу ситуацию, а вы скажете, если понадобится что-нибудь пояснить. Предполагая, что вы согласны отвечать на вопросы.
— Говорите.
— Вам о чем-нибудь говорит имя Пит Волинский?
— Конечно. Я знала Пита. Не очень хорошо, но когда услышала, что его застрелили, не знала, что и думать. Вы из-за этого здесь?
— Не совсем. Полиция арестовала преступника, но дело не было доведено до суда. У меня побочный интерес. Он был вашим пациентом?
— Я предпочитаю называть их “клиентами”, но нет.
— Хорошо. Это прекрасно. Мне не хотелось просить вас нарушать конфеденциальность.
— Никакой опасности, — ответила она с вежливой улыбкой.
— Можете рассказать, откуда вы его знали?
— Назовем это для простоты “старыми делами”. Наши дороги пересеклись много лет назад, а потом он опять появился прошлой весной.
Был большой шанс, что “старыми делами” она назвала судебное дело, которое она завела против Неда Лоува. Я чуть не упомянула его, но решила подождать, не сделает ли это она сама.
— Так что, Пит решил возобновить контакт?
— Да. Мы встречались дважды, три или четыре недели между встречами. Когда он больше не объявился, я ничего не подумала. Узнав о его смерти, я была в шоке.
— Это было тяжело, — сказала я нейтральным тоном.
— Чем вызван ваш интерес?
— Его вдова — моя подруга. Пит оставил Рут с кучей долгов, и его дела в беспорядке. Ее проверяет налоговая служба, так что мы просматривали его бумаги в поисках финансовых документов. Вчера я нашла почтовый пакет, спрятанный под двойным дном в коробке для файлов. Пакет был адресован священнику в Бернинг Оукс и датирован 1961 годом. Еще там был список, спрятанный между страниц документа, в той же коробке. Ваше имя было в этом списке.
— Что за список?
— Шесть имен женщин, которые были зашифрованы, по неизвестной причине. Мой домохозяин разгадал шифр и дал мне ключ.
— Я не знала, что Пит увлекался затеями в стиле плаща и кинжала.
— Думаю, увлекался, по крайней мере, в этом случае.
Тарин посмотрела на меня.
— И теперь вы пытаетесь выяснить, есть ли связь между этими именми.
— Точно.
— Можете дать мне остальные пять?
— Конечно.
Я открыла сумку и достала каталожные карточки. Сняла резинку и перебирала их, пока не нашла нужные записи.
— Сьюзен Телфорд из Хендерсона, Невада и Джанет Мэйси из Тусона, Аризона.
Тарин помотала головой.
— Ширли Энн Кэсл из Бернинг Оукс?
— Я знаю, кто она, но только слышала о ней от других. Никогда не встречалась с ней сама.
А кто четвертая?
— Ленор Редферн. тоже из Бернинг Оукс. И еще Филлис Джоплин из Пердидо.
— Это касается Неда Лоува, не так ли?
— Возможно. Я не уверена.
— Погодите минутку. Вы сказали, что вдова Пита — ваша подруга. С Питом вы тоже дружили?
— Извините. Я должна была рассказать. Мы работали на одно и то же детективное агенство много лет назад. Я только начинала, и мне нужно было проработать шесть тысяч часов, чтобы получить лицензию. Пит был приятелем Бена Берда и Морли Шайна, людей, которые управляли агенством. Если честно, я знаю о деле, которое вы завели против Неда Лоува в тот же период.
— Как долго вы там работали?
— С 1975 по 1978, когда ушла и открыла собственное агенство.
— Я думала, что Пит был партнером в агенстве.
— Он сказал вам это?
— Прямо не говорил, но это было впечатление, которое он производил.
— Ну, это неправда. Он даже не работал полное время. Только иногда, по контракту.
Я плохо скрывала свою неприязнь, что могло быть ошибкой. Если она без ума от Пита, мне не хотелось ее разочаровывать.
— Вы говорите так, как будто это что-то плохое.
— Мне не нравится, что он искажал факты. Бен и Морли старались с ним особенно не сближаться.
— И почему это?
Я обдумала свой ответ. Нет причины огорчать ее, на тот маловероятный случай, если она считала Пита образцовым гражданином.
— Я не вижу смысла в это углубляться.
— Если вы спрашиваете о нем, ваши взаимоотношения имеют смысл, как вы думаете?
Я мысленно провела небольшие дебаты. Если я хочу получить от нее информацию, придется как-то ее стимулировать. Проблема была в том, что мне приходилось быть осмотрительной, что не было моей сильной стороной. Я осторожно выбирала слова.
— У Пита была проблема отличать хорошее от плохого. Ему обычно не хватало денег, и он был готов срезать углы, когда потребуется.
— Неужели, — сказала она удивленно. — Он не произвел на меня впечатления аморального человека, как вы утверждаете.
— Давайте скажем так: его убили потому, что он вымогал деньги у человека, которому было что скрывать. Может быть, в делах с вами он был другим.
— Возможно.
— Вы знаете, я ценю вашу профессиональную сдержанность, но пока что все приходится вытягивать клещами. Можем мы немного расслабиться? Я пытаюсь решить, сколько времени и усилий потратить, так что крошечный кусочек информации был бы подарком.
— Спрашивайте все, что хотите. Я расскажу вам, что могу.
— Я была бы благодарна. Давайте начнем с Ленор Редферн. Я права, предполагая, что Нед был женат на ней?
— Да, много лет назад. Насколько я слышала, Ленни страдала от послеродового психоза после рождения дочери. Когда девочке было три, Ленни покончила с собой, и сейчас он женат на ком-то другом.
— На Селесте. Я видела ее имя в свадебном объявлении, которое Пит вырезал из газеты.
— Вы говорите о свадьбе Эйприл. Я сама видела заметку и еще подумала, что ее жизнь сложилась неплохо, после всего.
— После самоубийства ее матери?
— Да.
— Что вы знаете о Ширли Энн Кэсл? Я думаю, что она как-то связана с Недом Лоувом.
Насколько я помню, ее имя не упоминалось в судебном деле.
— Не упоминалось. Ширли Энн была второстепенной.
— Что это значит?
— Значит, что я пока не хочу об этом говорить. Я не говорю, что не буду, но сначала мне нужно кое-что выяснить. Как много вам известно о судебном деле?
— Адвокат Неда нанял Берда-Шайна, когда я там работала. Вы подали в суд за умышленное причинение эмоционального ущерба, и их попросили сделать глубокую проверку.
— Проверить меня, да. Я убедилась в этом на своей шкуре.
— Я думала, вы забрали заявление.
— Мы заключили соглашение.
— Правда? Судя по разговорам у Берда-Шайна, он был у вас в кармане. Они тряслись, как осиновый лист. Почему вы отступили?
— Потому что я запаниковала. Когда адвокат Неда — забыла его фамилию…
— Арнольд Раффнер.
— Конечно. Как я могла забыть? Когда Раффнер выслушал мое заявление, он порвал меня в клочки. У него была информация, которая бы уничтожила меня, если бы дошло до суда.
— Какая?
Она закрыла рот и помотала головой.
— Извините, что делаю это, но я сказала достаточно. Это было тяжелое время, и я не хочу в это углубляться.
— Когда я упомянула имя Ленор Редферн, а потом Ширли Энн, вы сразу заговорили о Неде.
Почему?
— Он вырос в Бернинг Оукс.
— Он там родился?
— Не думаю. Я знаю, что он там учился в старших классах. Филлис Джоплин была его второй женой.
— Ну, вот это помощь. Я так понимаю, что это не вы дали Питу список?
— Должно быть, он составил его сам.
— Вы знаете, для чего?
— Я могу строить догадки, но предпочла бы о них не говорить. Надеюсь, вы не будете давить.
— Конечно, нет. Я благодарна за то, что вы уже рассказали, и хочу, чтобы вы чувствовали себя свободно, чтобы поделиться большим. Кстати, ненавижу слово “делиться”.
— О, я тоже, — сказала она, и мы обе улыбнулись. Она слегка изменила позу.
— Есть ли связь между списком и пакетом, о котором вы говорили?
— Пока не знаю. Интуиция говорит, что да, но это надо выяснять. Пока что, меня поразило, что мы делаем очень похожую работу. Мы изучаем жизни людей, определяем, что пошло не так и пытаемся это исправить. Судебное дело было десять лет назад. Что плохого может случиться, если вы поговорите о нем сейчас?
— Мне до сих пор неприятно о нем вспоминать, потому что я все испортила. Стыдно признаться, но я сделала все ошибки, какие можно себе представить. Начиная с моего адвоката.
— Что с ним было не так?
— Он был добрым.
— О боже.
— Правда. Я была в полном беспорядке эмоционально, а он казался таким сочувствующим.
Как только дело принимало крутой оборот, он сдавался.
— И на какую сумму вы заключили соглашение?
— Я подписала документ о неразглашении, которое я нарушу, если расскажу об условиях.
Это был некрасивый бизнес. Я должна была оставить все это позади и двигаться дальше по жизни. Скажу, что соглашение позволило мне получить мою степень, и еще осталось достаточно, чтобы обустроить этот офис.
— Звучит как не такое уж плохое соглашение.
— Да. Более важно, я заключила мир. Конец истории. Пока не появился Пит.
— Чтобы сделать что?
Она немного подумала.
— Послушайте, я не отказываюсь помочь, но я должна защитить себя. Если вы дадите мне свой телефон, я позвоню, когда решу, что делать.
— Хорошо.
Я достала визитку и протянула ей.
— Надеюсь, что вы ясно увидите свой путь.