"Икс" ["X"]

41

Я отправилась домой. Я не видела Генри после нашего общения с соседями и хотела сообщить ему новости. Нам здорово повезло, и если он еще не позвонил Адельсонам, им не обязательно приезжать. Проезжая мимо дома Шелленбергеров, я заметила маленький фургон для перевозки мебели у дверей. На крыльце стояли шесть картонных коробок.

Может быть, мое упоминание друзей из полиции оказало на Эдну большее действие, чем я подумала вначале.

Я заехала на подъездную дорожку Генри, схватила сумку и подошла к его кухонной двери.

Когда я постучала, ответа не последовало. Я прошла вдоль дорожки и пересекла газон Шелленбергеров. Входная дверь была раскрыта, и коробка с консервами удерживала ее в этом положении. Я заглянула внутрь. Никого не было видно, и я постучала по косяку.

— Кто-нибудь дома?

Джозеф отозвался из кухни:

— Да! — видимо, не поняв, что это я.

Я вошла в гостиную. Складные металлические стулья были сложены у стены, и ножки карточного столика убраны. Кругом был беспорядок. Коврик был свернут, оставив пыльный овал.

Вошел Джозеф, шаркая ногами. На нем были мешковатые штаны с подтяжками, расстегнутые на талии.

— Какое чудо. Вы ходите, — сказала я сухо.

Он перестал притворяться инвалидом, хотя ему до сих пор мешал лишний вес, от которого у него, наверное, болели колени.

— Эдны нет.

— Ну, надеюсь, она скоро вернется. Вы куда-то собрались?

— Не думаю, что это ваша забота.

Он развернулся, и я последовала за ним в кухню, где он продолжил сборы. Кроме коробки с консервами, в этом помещении было сделано немного. Он продолжил опустошать кухонные шкафчики, глупая потеря времени, по-моему, потому что они могут купить то же самое где угодно. Большая часть того, что у них было, все равно было дерьмом.

Я взяла коробку смеси для кекса из кукурузной муки и посмотрела на срок годности, который был до июля 1985. Открыла крышку. Сама мука свернулась зернами, а у крышки протянулась паутина, в виде маленьких гамаков со сладко спящими личинками.

— Фу. Вы должны это выкинуть.

Я вернулась в гостиную и прошла по коридору, заглядывая в спальни. Одна осталась нетронутой. В другой белье было снято с постели, и матрас стоял, прислоненный к стене.

Я вернулась в гостиную и остановилась у входной двери.

— Эй, Джозеф? Знаете что? У вас все это не влезет в фургон.

Ответа не было.

— Если хотите, я помогу. Я хорошо укладываю коробки.

Снова молчание из кухни, что я расценила как согласие.

Я поставила сумку на пол у дивана и вышла на крыльцо, откуда забрала одну из коробок.

Принесла ее в дом и поставила в спальне. Сходила за второй коробкой, потом за третьей и четвертой. Когда крыльцо полностью освободилось, я отодвинула в сторону коробку, удерживающую дверь. Я могла бы что-нибудь распаковать, но мне не хотелось помогать настолько.

Я уселась на подлокотник дивана.

— Надеюсь, вы не возражаете, если я посижу и подожду.

— Эдна будет возражать. Ей не понравится, если она вернется и увидит вас здесь.

— Очень плохо. Я надеялась поговорить с ней.

— Чтобы сказать что?

Я обернулась и увидела Эдну, стоявшую в дверях позади меня. Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь. На ней было черное пальто, в руке она держала сумочку.

— Не могу поверить, что вы нас покидаете. Как вам удалось так быстро найти новое жилье?

— Мы понимаем, когда нас не хотят.

— О, но вас как раз хотят. Вас даже разыскивают. Смотрите, что я нашла.

Я залезла в сумку и вытащила копии газетных вырезок. Показала первую, с заголовком СОТРУДНИЦА КОЛЛЕДЖА В ПЕРДИДО АРЕСТОВАНА ЗА ВОРОВСТВО.

Эдна равнодушно взглянула.

— Я ничего не знаю об этом.

Я погрозила ей пальцем.

— Знаете. У меня есть ваши фотографии, которые, должна признаться, вам не льстят.

На фотографии при поступлении в тюрьму Эдна выглядела несчастной, большие глаза, жидкие волосы. Беспощадный свет выявил каждую морщинку на ее лице.

У Джозефа было испуганное выражение лица, а кожа казалась влажной. Я бы посоветовала его припудрить, но может быть, в тюрьме округа Пердидо не предлагали услуг парикмахера и косметолога.

— Нас никогда ни в чем не признали виновными.

— Еще есть время.

Я посмотрела на часы. — Упс. Может, уже нет.

Я смотрела в окно позади нее. Она повернулась и увидела мистера Ривака, идущего по дорожке. Я разговаривала с ним по телефону, но видела впервые. Ему было немного за сорок, одет в слаксы и рубашку с коротким рукавом. Гало светлых волос и симпатичное веснушчатое лицо.

Эдна узнала его, и ее самообладание пропало. В ее голосе слышалась паника.

— Почему он здесь?

— Чтобы арестовать вас, милая. Помните своего поручителя по залогу? Он имеет право преследовать сбежавших, и поскольку он не агент правительства, ему не нужен ордер.

Признаюсь, что я ликовала всю дорогу до офиса, обрадованная идеей, что Эдна и Джозеф наконец получат по заслугам.

Не успела я сесть за стол, как зазвонил телефон. Я схватила трубку, надеясь, что это Генри, и я смогу поделиться хорошими новостями.

Это был Диц. Он пропустил приветствия и пустую болтовню.

— Во что ты ввязалась?

Я почувствовала, будто кто-то выплеснул мне в лицо ведро воды.

— Ты явно знаешь больше меня, так что рассказывай.

— Я могу сказать тебе, кто такая Сьюзен Телфорд. Все в этой части штата знают, кто она такая. Она четырнадцатилетняя девочка, которая исчезла два года назад, в марте. Это могло не попасть в газеты в Калифорнии, но было во всех новостях здесь: заголовки, радио, телевидение, предложенная награда.

Я застыла.

— Что с ней случилось?

— Она исчезла. Как будто испарилась. Последний раз ее видели утром двадцать восьмого, на улице в Хендерсоне, предположительно она направлялась в парк. Мать заявила о ее пропаже вечером, когда она не вернулась домой. Полицейские говорили со всеми — родственниками, друзьями, учителями, рабочими, обслуживающими парк, людьми, живущими в районе около парка. Они проверили зарегистрированных нарушителей на сексуальной почве и бродяг.

— Никто ничего не сказал?

— В конце концов заговорила ее лучшая подруга. Сначала она была слишком напугана, но потом рассказала своей матери. Все равно это не помогло. Информация была слишком туманной.

— Что она рассказала матери?

— Историю, что какой-то мужчина подошел к Сьюзен в молле, за пару дней до этого. Он делал снимки на Полароид. Сказал, что работает в журнале мод, и спросил, не хочет ли она стать моделью. Говорил, что все это предварительно. Он вернется с командой для съемок через несколько дней, а пока изучает местность и ищет молодые и свежие таланты.

— Диц.

— Конечно, это все было дерьмо. Мужик явно искал молоденьких девчонок, и она была достаточно доверчивой, чтобы…

Я снова вмешалась.

— Я слышала эту историю, только в моей версии ее звали Джанет Мэйси, и она жила в Тусоне. К ней подошел фотограф, примерно с такими же речами. Я разговаривала с ее матерью по телефону неделю назад. Она последний раз видела дочь в 1986, но думает, что Джанет уехала в Нью-Йорк делать карьеру модели. Какой-то фотограф заявил, что работает в индустрии моды, и думает, что у нее есть задатки. Собирался помочь ей составить портфолио. Ей даже не исполнилось шестнадцати, и она пошла за ним, как дурочка.

— Черт.

— Ее мать заполнила заявление о пропаже, но полицейский не думал, что у нее есть причина волноваться. Он принял информацию и просил, чтобы она сообщила, если узнает что-нибудь про Джанет.

Все это время она рассказывала себе истории о том, где ее девочка, и почему не пишет.

Это Нед Лоув. Я знаю, что это он. Он работает в торговой фирме, но фотография была его страстью со школы. Я упомянула его в первый раз потому, что оба имени, Сьюзен и Джанет, были в списке, который составил Пит. Одной из шести женщин была его первая жена, которая умерла в 1961. Одна с ним развелась, а еще одна сейчас за ним замужем.

Четвертая была с ним в так называемых любовных отношениях, которые она разорвала.

— Где он сейчас?

— Ну, он живет в Коттонвуде, но собирается отправиться на одну из своих ежегодных фотографических увеселительных прогулок, что начинает звучать больше как охота. Его жена обещала позвонить, после того, как он уедет, но пока не звонила, так что, возможно, он задерживается.

— Я попрошу детективов из Хендерсона связаться с Тусоном. По крайней мере, они смогут сравнить информацию и установить связь, если она есть. Почему бы тебе не поговорить с Чини и не рассказать обо всем. Может быть, его получится задержать. Ты знаешь, куда он собрался?

— Понятия не имею, и его жена тоже не знает.

— Неважно. Я сам позвоню в полицию Санта Терезы. Я больше знаю о деле Сьюзен Телфорд, чем ты, и это сэкономит им время.

Я дала ему адрес Неда и Селесты в Коттонвуде и их номер телефона. Положила трубку, чувствуя, как с меня спадает напряжение. Это было облегчением, передать все дело с Недом Лоувом силам правопорядка. Я занималась им, сколько могла, но теперь, когда я узнала о двух пропавших девушках, было ясно, что оно вышло за пределы моих возможностей. Диц поклялся, что будет держать меня в курсе, но я не ожидала новостей в скором времени. Пока что мне хотелось как-то отвлечься. Я достала два листа бумаги и свежую копирку, вставила в машинку и задумалась, как сформулировать информацию, которую я только что получила.

Я услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Подняла голову, но никто не появился на пороге. Я немного подождала, вышла из-за стола и заглянула в приемную.

Посмотрела направо, и в этот момент Нед Лоув схватил меня и сдавил локтем мою шею.

Он откинулся назад, приподнял меня, повернул, и я со всего маху грохнулась на пол. Я могла охнуть, ударившись о ковер, но это был единственный звук, который я издала. Я была изумлена, обнаружив себя, лежащей лицом вниз, уставившись в пол с расстояния в два сантиметра. Моя щека была с силой прижата к ковровому покрытию, что кусало мою кожу сильнее, чем вы можете представить. Все произошло так быстро, что я едва понимала, что к чему. У меня было странное ощущение в переносице, как от сильного удара. Крови не было, так что, видимо, хрящ был цел.

Нед уперся коленом мне в спину, схватил меня за волосы и приподнял мою голову достаточно, чтобы другой рукой дотянуться до моего лица. Он защемил мой нос, и та же теплая рука закрыла мне рот. Вот блин, подумала я. Я знала, что это такое. Так умерла Ленор.

В какой-то момент я отметила абсурдность ситуации. Все происходило посреди бела дня.

Мой офис был оборудован сигнализацией и панелью с кнопкой тревоги, которая быстро вызвала бы помощь. Проблема была в том, что я была способна пошевелить только ступнями, и не могла ни брыкаться, ни повернуть нижнюю часть тела. Небольшая попытка, которую я сделала, была бесполезной, и только сожгла кислород, который мне нужно было экономить.

Я отбросила мысли о сопротивлении и сосредоточилась на простом намерении дышать.

Прошло меньше десяти секунд, но его вес не давал мне вздохнуть, и меня охватила паника. Асфиксия под давлением ограничивала объем моих легких вплоть до удушения.

Именно этого явления я старалась избегать, никогда не поднимая домкратом мою машину и не залезая под нее для домашнего ремонта. Зажатый нос и ладонь, с силой прижатая к моему рту, создавали печать. Мое внимание было сконцентрировано на недостатке воздуха.

Часто, в моменты физической опасности, я отвлекаюсь на что-то, не соответствующее времени и месту. Однажды, истекая кровью на офисном ковре и готовясь к тому, что сейчас меня пристрелят совсем, я размышляла о том, какой невезучей душе придется убирать этот беспорядок. Когда имеешь дело с кровью, холодная вода всегда предпочтительнее горячей, потому что высокая температура сворачивает белок, и он остается на поверхности. Крови нельзя давать высохнуть, потому что пятно будет труднее отмыть. Никогда не запечатывайте окровавленный вещдок в пластиковый пакет, кровь будет разлагаться и станет бесполезной в суде.

В тот момент меня не волновало ничто подобное. Лишение кислорода — быстрый путь, чтобы покинуть эту землю. Три минуты максимум — за потерей сознания следует непоправимое разрушение головного мозга, за которым следует смерть.

Боль в легких была жестокой, а нужда в воздухе такой острой, что я почти сдалась ей.

Я не могла издать ни звука. Никакого воздуха не входило и не выходило из меня, и уровень углекислого газа в моей системе рос так стремительно, что я чувствовала, как меня пожирает изнутри. Рука была теплой и мясистой, и если бы он делал что-нибудь другое, а не убивал меня, я могла бы оценить его силу.

Все время, когда я работала допоздна, когда останавливалась по ночам, чтобы зайти в магазин по дороге домой, когда ходила в темноте по пустым улицам, я всегда чувствовала себя в безопасности. Я думала, что была готова.

Бороться за воздух было бессмысленно. Я лежала тихо, стараясь выразить покорность.

Знал ли он, что убивает меня? Конечно знал! В этом и был смысл. Мое сердце колотилось, и давление взлетело, когда мой организм трудился, чтобы доставить в мозг кислород, необходимый для дальнейшего функционирования. Жар расходился в моей груди и перешел в руки.

Что чертовски усугубляло ситуацию, это короткая мысль обо всем времени и энергии, которые я потратила, учась самообороне. Успех в ручном бою основывается на силе сцепления и балансе, на нанесении точных ударов, на использовании костяшек пальцев, локтей и коленей. Я подумала обо всех упражнениях, которые проделывала, изучая самозащиту. В классе, ухватив оппонента за руку, ты получал достаточную точку опоры, чтобы перехватить инициативу и быстро провести атаку. Захват за волосы и блокировка предплечья, удар каблуком по голени атакующего, рубящий удар по шее. Боднуть головой и ударить локтем в солнечное сплетение. Я могла сделать с нападавшим что угодно.

Только не припомню такого сценария, когда меня бы швырнули на пол, и агрессор прекратил мое дыхание с помощью тяжелого веса и блокировки носа и рта, до гарантированной смерти. Я представила себе книжки по самозащите, со строгими указаниями ткнуть атакующего в глаз и ударить коленом в промежность. В моем нынешнем лежачем положении ничего из этого не было возможно. Я собиралась умереть здесь и хотела потребовать деньги назад.

Я скатывалась в поглощающую черноту. В ушах поднимался нарастающий гул. Хорошей новостью было то, что боль начала отступать. Мне пришло в голову, что никогда не думаешь, что умираешь, пока не умрешь.

Он прижал свою щеку к моей, и я поняла, что он облегчил вес своего колена и отпустил мой нос. Это позволило мне вдохнуть чайную ложечку воздуха, за что я была глубоко признательна. Он шептал, и я не сразу услышала, что он говорит. Я ожидала услышать угрозы, пока до меня не дошло, что угрожать было бы глупо, когда он уже находился в процессе убивания меня. Я до сих пор не могла пошевелиться, но он облегчил свой вес, ровно настолько, чтобы я могла вдохнуть капельку воздуха. Недостаточно для нормального дыхания, но достаточно, чтобы облегчить мою панику. Я моргнула и оценила ситуацию.

Его дыхание у моего уха было горячим, облако паров полоскания для рта маскировало запах того, что он съел раньше. Его голос был напряженным. Несмотря на эффективность, с которой он меня поборол, ему нужно было напрягаться, и хотя мое сопротивление было минимальным, усилия его утомили. Он шептал хрипло, как будто сам задыхался.

Когда я увидела его у Эйприл, то решила, что он слабый, судя по бледности и мешкам под глазами. Недооценка с моей стороны.

Он сказал:

— Я хорошо умею это делать. Очень хорошо, потому что у меня было много практики. Я могу вернуть тебя с самого края, или завести так далеко, что ты никогда не вернешься. Ты меня слушаешь?

Казалось, он ждал ответа, но я не могла этого сделать. Теплое дыхание у моего уха.

— Слушай внимательно. Ты должна прекратить, ясно? Не лезь не в свое дело.

Я перестала слушать, наслаждаясь чувством воздуха на своем лице. Давление ослабилось лишь для того, чтобы я могла делать половину вдоха. Мне хотелось сделать большой глоток. Мне хотелось всосать как можно больше воздуха в легкие. Я не хотела слушать, что он говорит, но на всякий случай решила прислушаться.

— Оставь это дело в покое. Что сделано, то сделано, и ничего не изменит фактов. Ты поняла? Больше ничего.

Я не могла кивнуть. Я даже не могла шевельнуть головой. Он был таким деловитым, что это пугало. Если бы я закричала, если бы я даже смогла застонать (чего я не могла, в любом случае) мой нос и рот снова были бы перекрыты. Эта идея наполнила меня ужасом.

— Не заставляй меня приходить за тобой снова.

Он произнес это так, как будто ему больно об этом говорить, но то что случится будет моей виной.

Он встал. Отсутствие давления было таким неожиданным, что я подумала, что могу взлететь. Я не слышала, как закрылась дверь, но знала, что он ушел. Я поднялась на четвереньки, а потом — на ноги. Дотащилась до кресла для посетителей и упала в него. Моя грудная клетка болела. Я чувствовала, как сгущается темнота, мое периферическое зрение сужается. Было бы глупо упасть в обморок, когда я только что выкарабкалась от края бессознательного состояния.

Я опустила голову между колен и подождала, когда темнота ушла. Я была мокрой и липкой насквозь, пот тек по лицу, меня бросало то в жар, то в холод. Я до сих пор чувствовала вес его колена. Я чувствовала тепло его ладони, закрывающей мне рот, мясистую прищепку его пальцев, зажимающих мне нос. Мое сердце до сих пор колотилось, видимо, не из-за радостной новости, что мы живы. Может быть, оно не было уверено.