Я поставила машину в дальнем конце подъездной дорожки, где бетонный полумесяц был предоставлен для разворота. Поднялась по ступенькам заднего крыльца и вошла через французские двери на кухню.
Мебель в столовой была отодвинута к стенкам, и паркетный пол был устлан четырьмя слоями толстых стеганых одеял. Вера сидела, прислонившись спиной к дивану, с огромным животом и подушками, подложенными сзади для удобства. Ее ноги были босы.
Маленькая девочка, которую я определила как Абигайль, стояла рядом, держась для баланса за голову матери.
Ее ножки казались немножко неуверенными, но в остальном делали то, что должны делать ножки младенца. На ней было платьице из муслина, крошечные розочки на белом фоне, с рукавами-фонариками и розовыми воланчиками спереди. С ее босыми ножками и пухленькими ручками, ее хотелось съесть.
Мэг и Питер бегали босиком из фойе на кухню и обратно. Они придумали игру, в которой нужно было пронестись по коридору и стукнуть руками в преднюю дверь. Потом они разворачивались в сторону кухни, топая босыми ножками, и врезались в заднюю дверь.
В углу я заметила Чейза, их золотистого ретривера, который, похоже, был в замешательстве от неослабевающей детской энергии и шума.
Когда я впервые встретила пса на пляже, рядом с Верой и Нилом, Питеру было года полтора, и Вера была массивно беременна Мэг. Теперь Чейзу было четыре и он заметно повзрослел. Он лежал, вытянувшись на полу, положив голову на лапы. Иногда он бросал взгляд на детей, проверяя, все ли на месте, а потом продолжал дремать. Кажется, он не воспринял меня как угрозу.
Конечно, у Веры и Нила была живущая в доме няня. Не знаю, как бы она справилась без помощи, хотя, зная Веру, можно предположить, что все было бы в порядке. Она была крупной женщиной, и носила себя с уверенностью. Ее темные волосы были коротко подстрижены. В своих огромных очках с голубоватыми стеклами, она умудрялась выглядеть стильно, даже с животом, раздутым как дирижабль.
После обмена приветствиями, Вера сказала:
— Это Бонни.
Она указала на полную женщину средних лет у кухонной стойки. Я приветственно подняла руку, она улыбнулась в ответ.
Она сварила дюжину яиц всмятку, три из которых сейчас стояли в желтых подставках в форме цыплят. Она убрала кончики, оставив половину скорлупы, куда дети могли макать тосты, вырезанные в форме солдатиков. Она достала три разрисованные пластмассовые тарелки, разделенные на секции. В одну она положила нарезанные бананы и ананас, в другую — цветы из редиса и спирали из морковки.
Вера позвала через плечо:
— Эй, ребята? Успокойтесь. Время пикника. Питер? Вы с Мэг садитесь сюда, в облака, вместе со мной.
Пит примчался из коридора и бросился на одеяла. За ним последовала Мэг, повторяя его движения. Весь дом, по крайней мере та часть, которую я видела, был безопасным для детей. Большинство поверхностей были голыми, и все розетки заткнуты специальными пластмассовыми затычками, чтобы дети не совали туда вилки.
Там не было книжных полок с тяжелыми томами в опасной близости к краю и никаких безделушек в пределах досягаемости маленьких ручонок. Лампы были прикреплены к стенам или к потолку, без свисающих шнуров. Нижние шкафчики были заперты. Между столовой и кухней установлены втягивающиеся воротца. Дети могли свободно бегать по коридору. Точка.
Что меня поразило — сверхъестественное сходство между Верой и ее маленьким выводком.
Ее черты лица были переданы нетронутыми. Они были красивы, как маленькие лисята, дубликаты ее и друг друга. Никакого сходства с Нилом вообще.
Питер и Мэг уселись на полу, скрестив ноги. Бонни поставила перед каждым яйцо с маленькой ложкой, вместе с аккуратно разделенными на тарелках овощами и фруктами.
Дети явно были голодны и с энтузиазмом приступили к работе.
Вера кормила Абигайль, кладя кусочки ей в рот, раскрытый, как у птенчика.
— Я не знаю, как ты это делаешь, — сказала я.
Она улыбнулась.
— Открыть тебе секрет? Ты не делаешь ничего другого. Вот почему большинство дедушек и бабушек так наслаждаются общением с внуками. Они не думают ни о чем, более важном. Попробуй почитать или поговорить по телефону, или делать любую вещь, которая требует сосредоточенности, и они не дадут тебе покоя. Сиди с ними, как делаю я, и они не смогут дождаться, чтобы сбежать.
Другой секрет — это скоординированный дневной и ночной сон. Я видела родителей, у которых дети бегают до одиннадцати вечера. У меня была подруга, которая заявляла, что у ее трехлетней дочери “нет настроения” идти спать до полуночи. Я смотрела на нее, как будто у нее было две головы. У ребенка нет настроения? Мои дети в постели в восемь часов, никаких если, и, или но. Детям нужно минимум двенадцать часов сна. Иначе они будут надутыми и капризными. И я тоже.
— У тебя будет пятеро детей, младше пяти лет?
— О. Да, наверное, — ответила она, как будто эта мысль только что пришла ей в голову.
— Если честно, я бы не возражала добавить еще одного, для ровного счета. Нил не в восторге от этой идеи, но может передумать. Садись. Хочешь яйцо всмятку?
— Может, попозже. Ты чудесно выглядишь.
— Спасибо. Я едва могу ходить, чтобы не обмочиться, но приму комплимент в том духе, каком он был сделан. Это для детей? — спросила она, показывая на пакет с моими находками в магазине игрушек.
— Конечно.
Я протянула ей пакет, и она заглянула внутрь.
— Идеально.
Когда дети закончили обед, я вручила Питеру и Мэг по бутылочке с пузырями, предварительно выудив палочки и проведя демонстрацию. Оба были заворожены потоком пузырей над их головами. Абигайль засмеялась и шлепнулась на попу. Вскоре после этого она расплакалась, и Вера объявила, что время спать. Бонни увела троицу наверх.
Даже учитывая хорошее поведение детей, наступившая тишина была чудесной.
— Ах, время для взрослых, — сказала Вера. — Расскажи, что происходит.
Я рассказала о своем посещении имения Клипперов, встрече с матерью Чини Филлипса в “Роскошной недвижимости Монтебелло” и разговоре с детективом Нэшем об украденной картине, возвращенной владельцу за двадцать пять тысяч помеченных долларов.
Мой рассказ включал также путешествие в Беверли Хилллс, где я видела “Хелли Бетанкур”, теперь известную мне под ее настоящим именем — Тедди Ксанакис.
— Тедди Ксанакис? Ты шутишь!
— Я думала, ты можешь ее знать.
— Не могу сказать, что я ее “знаю”, но я, конечно, знаю, кто она такая. С ней и Ари носилось все Монтебелло, с той минуты, когда они там поселились. Он жертвовал кучу денег на все благотворительные мероприятия, а она состояла во всех комитетах и комиссиях. Идеальная комбинация. Он был щедрым, а она — умницей и хорошим организатором.
Они купили большой дом, где развлекались часто и на широкую ногу. Матроны Монтебелло лебезили перед ними. Никому не говори, что я это сказала. Матроны Монтебелло думают, что они слишком крутые и опытные, чтобы лебезить перед кем-то.
Они все заявляли, что искренне любили эту пару. “Такие открытые, честные, добрые и искренние”.
— Я чувствовала, что ты знаешь всю подноготную.
— Как всегда. Когда они в конце концов разошлись, матроны не могли разбежаться быстрее. Если дело шло в суд, никто не хотел идти в свидетели. Это заведомо проигрышная ситуация, как ни посмотри. Ты будешь свидетельствовать против нее или против него, и не знаешь, кто выиграет. Я думаю, что они в конце концов пришли к соглашению, после ужасных двух лет, когда каждый пытался победить другого.
Сейчас, когда пожертвования опустились до нуля, никто больше ее не приглашает.
Единственная подруга, которая у нее осталась — это рыжуля по имени Ким, которая тоже принадлежала к высшему обществу, как и Тедди, пока ее мужа не посадили за растрату.
— Я знакома с Ким. Она теперь работает в “Роскошной недвижимости Монтебелло”.
— Ей пришлось работать? Вот бедняга, хотя ей лучше, чем Тедди, у которой нет полезных навыков.
— Случайно, муж Ким не сидит в Ломпоке?
— Не знаю, куда его отправили, но это хорошая догадка. Пока что, Тедди уехала в Лос Анджелес, а Ари сошелся с богатой вдовушкой. Вообще-то, из-за того, что он с ней связался, они и развелись. Его поведение было позорным. Вдовушка вдвое его младше и секс-бомба с головы до ног. Как тебе эта история?
Я помотала головой.
— Думаю, что Тедди вернулась в город.
— Да, что наверное значит, они подписали соглашение.
— И что ей досталось?
— Я не слышала. Я знаю, что она выходила замуж без цента на ее имени, и теперь зависит от его месячных выплат.
— Как долго они были женаты?
— Восемнадцать лет. Может быть, семнадцатть.
— Наверное, она получила достаточно, как ты думаешь?
— Трудно сказать. Я уверена, она получит алименты, но в остальном, он собирается сохранить то, что принадлежит ему, а она хочет то, что принадлежит ей. “Вэнити Фэйр” дала разворот на четыре страницы с подробным описанием их делишек.
— Жалко, что я пропустила. За что они сражаются?
— Большой косточкой была их коллекция предметов искусства. Он ничего в этом не понимал и не собирался коллекционировать, пока она его не уговорила. Когда они разошлись, он потребовал коллекцию, при условии, что он предполагает весь риск.
— Почему бы им просто не собрать все и не поделить поровну? Я думала, что так работает общая собственность.
— Я уверена, что они избавляются от всего, чего могут, что не доставляет удовольствия никому из них. Она отказалась от своей доли собственности в Монтебелло, которую она не может себе позволить содержать. Ей досталась квартира в Лондоне. Ей было бы лучше поселиться в Соединенном королевстве, где, по крайней мере, она смогла бы начать сначала. Даже с алиментами ей трудно будет поддерживать свой стиль жизни.
— Ей было бы лучше просто простить грех мужа и продолжать жить той жизнью, которая ей нравилась.
— Конечно. Я забыла упомянуть, что вдова-секс-бомба была лучшей подругой Тедди, что сделало удар более разрушительным.
— Что случилось с вдовой?
— Ари женился на ней в прошлом месяце, и они собираются в отложенное свадебное путешествие. Не помню, куда. Какое-то отдаленное и дорогое место. Это новая традиция.
Раньше все ездили в места, которые хорошо известны, так что каждый мог оценить чрезмерность расходов. Теперь вы выбираете настолько эксклюзивное место для отдыха, что о нем никто не слышал. Еще лучше, если туда трудно попасть, и требуется полет на личном самолете. Тебе что-нибудь пригодилось?
— Информация — это всегда хорошо, и чем больше, тем лучше. Но я до сих пор не пойму, зачем ей понадобилась я. Что за игру она ведет?
— Мне самой интересно.
— Ладно, что бы это ни было, если есть возможность ее уличить, я буду рада это сделать.
Я ушла от Веры через двадцать минут, подумав, что она захочет подремать сама, пока малышня не мешает.
Ее упоминание коллекции Ксанакисов возобновило мой интерес к краже картины, о которой рассказал Нэш в свой первый визит. Я отбросила идею, что богатая женщина не может воровать предметы искусства, если только она срочно не нуждается в наличных.
Такая умница, как Тедди, запросто могла украсть картину, а потом получить деньги за ее возврат. Возможно, она даже не расценивала это как преступление, просто небольшое надувательство, никто не пострадал. Возможно, она знала, кому принадлежат дорогие картины в Монтебелло, и какие применяются методы охраны. Она могла даже знать, какая собственность была хорошо застрахована, а какая — нет.
Вернувшись в офис, я отбросила все мысли о Тедди и направила свое внимание на Эйприл Сталингс и доставку памятных вещей, которые были ей оставлены.
Казалось вежливым заранее позвонить. Я понятия не имела, что ей говорили о смерти матери. Ей в то время было три года, и я сомневалась, что она вообще помнила Ленор.
Нед, наверное, вырастил ее на отредактированной версии правды, если не на полной лжи.
После смерти Ленор он мог рассказывать дочери что угодно, и кто мог его опровергнуть?
Кроме того, мне неудобно было являться к Эйприл, если она не была подготовлена.
Я достала телефонную книгу и нашла телефон Сталингсов, вместе с домашним адресом.
Я набрала номер и слушала гудки, репетируя свое изложение длинной и запутанной истории. Лучше всего был бы автоответчик, но мне не повезло.
— Алло?
— Могу я поговорить с Эйприл?
— Это я.
Выражаясь метафорически, я глубоко вздохнула и шагнула вниз с утеса.
— Меня зовут Кинси Миллоун, и у меня есть почтовый пакет с личными вещами, которые хотела вам передать ваша мать.
— Что у вас есть?
— Большой почтовый конверт с мягкой прокладкой. Обстоятельства сложные, и я прошу прощения, что застала вас врасплох, но я надеялась договориться о времени, когда я могу принести вещи и все объяснить.
Мертвая тишина.
— Моя мать? Это не может быть правдой. Она умерла много лет назад.
— Я знаю и обещаю, что памятные вещи пришли от нее.
— Кто вы?
— Кинси Миллоун. Я — местный частный детектив.
— Я не понимаю. О каких памятных вещах вы говорите? Что это значит — “памятные вещи”?
— Я знаю, что это сбивает с толку, и я надеюсь, что вы меня выслушаете. Ленор оставила вам распятие и Библию, которую она получила на конфирмации.
Момент мертвой тишины.
— Я не знаю, что вам нужно, но меня это не интересует.
— Подождите. Пожалуйста. Я знаю, это трудно сразу принять, но дайте мне закончить.
Незадолго до своей смерти она отправила пакет священнику из своей церкви, и он хранил его много лет.
Я не упомянула роль Пита Волинского, но решила, что это будет уже слишком. Она и так ничего не понимает. Я говорила быстро, стараясь передать суть истории, пока она слушала. Быстрое суммирование, наверное, не поддерживало впечатление искренности, которое я надеялась создать.
— Вы хотите что-то продать?
— Нет. Я ничего не продаю.
— Извините. Ничем помочь не могу. Пока-пока.
Последнее было сказано нараспев.
— Подождите…
— Нет, это вы подождите. Я не знаю, чего вы добиваетесь…
— Я ничего не добиваюсь. Я позвонила, потому что не хотела неожиданно вываливать это на вас.
— Вываливать что? Деньги после доставки? Вы думаете, что я идиотка?
— Нам не нужно разговаривать. Я была бы рада оставить пакет у вас на крыльце, если вы будете знать, что он там.
— Нет. Если вы покажетесь у моего дома, я позвоню в полицию.
После этого она положила трубку.
Черт. И что теперь делать? Если бы я рассуждала логично, то положила бы старый пакет в пакет побольше, адресовала бы Эйприл Сталингс, и отправилась на почту. Но каким-то образом я была убеждена, что должна передать его из рук в руки, если Пит Волинский, среди других, приложил столько усилий, чтобы пакет попал к ней после всех этих лет.
От Ленор к Кларе, от Клары — к отцу Ксавьеру, от него — к Питу Волинскому, и от Пита ко мне. Я потратила много часов, уж не говоря о милях, которые проехала. Теперь мне хотелось закончить начатую работу.
О чем я думала? Это еще один пример желания делать добро, из-за чего у меня всякий раз неприятности.
Я записала адрес Эйприл и нашла его на карте. Она жила в северной части Колгейта, в практически незнакомом мне районе. Я понимала, как это выглядело с ее точки зрения.
Она решила, что я хочу ее обжулить, чего я не хотела. Я взяла пакет, заперла офис, села в машину и поехала по 101 шоссе в Колгейт. Все, что мне было нужно сделать — оставить пакет и покончить с этим.