31

Генри с Эдной не вернулись до двадцати минут второго. Мне пришлось звонить в компанию, чтобы перенести установку сигнализации на два часа позже, но я приехала вовремя, чтобы впустить техника. Я предоставила ему заниматься своим делом, со сверлом, лестницей и проводами. Он сказал, что установит панель около входной двери, а вторую — на кухне, заверив, что даст мне краткий урок по использованию, когда все будет готово.

Обычно меня раздражает, когда кто-нибудь ходит туда-сюда, но он был веселым и, кажется, знал свое дело. Вскоре появился слесарь и поменял замки на обеих дверях.

Гуллен проработал меньше часа, когда подошел ко мне и сказал:

— Приехала ваша подруга.

— Моя подруга?

Он показал на окно позади меня.

— Она подъехала несколько минут назад, и смотрела на переднюю дверь, так что я подумал, что она приехала за вами. Если хотите, могу сказать, что вы сейчас придете.

Я повернулась в кресле и выглянула в окно. Серебристо-серый седан стоял у тротуара, с женщиной за рулем. Я не узнавала машину. Она припарковалась с ближней стороны улицы, так что я не могла рассмотреть ее достаточно хорошо, чтобы определить, знаю ли я ее. Гуллен был прав насчет ее интереса. Она наклонилась вперед и рассматривала фасад бунгало. Все, что я видела, это длинные темные волосы. Эйприл?

Я еще немножко посидела и наконец встала.

— Пойду посморю, чего она хочет.

Я пошла по дорожке, и когда приблизилась к машине, женщина опустила стекло с пассажирской стороны. Я наклонилась и положила руки на открытое окно.

— Вы — Эйприл.

— Да, и я приехала извиниться за вчерашнее. Я понятия не имела, что мой папа позвонит в полицию.

Вблизи я видела, какое у нее было милое лицо: большие карие глаза, нерешительная улыбка. На носу и щеках была легкая россыпь веснушек. Ей пришлось отодвинуть сиденье назад, чтобы поместить свой живот.

— Это было неприятно, но ничего страшного. Хотите зайти?

— Ничего, если мы поговорим здесь? Я видела, что там работают, и предпочла бы уединение.

— Как вы узнали, где меня найти?

— Вы назвали свои имя и фамилию по телефону. Еще вы говорили, что вы — частный детектив, так что я нашла вас в желтых страницах. Я бы позвонила, но боялась, что вы не станете со мной разговаривать.

— Ваш отец знает, что вы здесь?

Она засмеялась.

— Надеюсь, что нет. Вам удобно сейчас разговаривать? Я не хочу мешать, если вы заняты.

— Все нормально. Дайте мне минутку, и я принесу почтовый пакет.

— Спасибо. Я буду очень благодарна.

Я вернулсь в офис. Техник был где-то в задней части бунгало, весело насвистывая за работой. Я отогнула ковер, набрала комбинацию на сейфе и открыла его. Достала пакет и закрыла сейф.

Когда я подошла к машине во второй раз, Эйприл открыла пассажирскую дверцу, что позволило мне сесть в машину. До того, как я отдала ей пакет, она подняла руку.

— Дайте мне сказать сначала. Я не должна была звонить отцу. Он очень чувствителен, когда дело касается моей матери. Мне правда, очень жаль.

— Вы имели право быть подозрительной. Мы все слышали о таких случаях мошенничества. Правда, обычно не через двадцать восемь лет.

Она засмеялась.

— Я не могу поверить, что он позвонил 911. Это абсурд.

Я видела, что она собирается продолжать извинения, поэтому сказала:

— Теперь, когда мы признали проблему, давайте не будем больше обмениваться извинениями. Мир. Все прощено.

Я протянула пакет, который она взяла.

Эйприл рассмотрела почерк и провела пальцем по штемпелю.

— Где он был все это время?

Я быстро объяснила задержку на двадцать восемь лет.

— Это обратный адрес ее подруги Клары. Она отправила посылку по просьбе вашей мамы.

— Это почерк моей мамы или ее?

— Я думаю, вашей мамы. Я не догадалась спросить.

— И отец Ксавьер был ее священником?

— Он до сих пор в церкви святой Елизаветы. Я разговаривала с ним в субботу. Вас растили католичкой?

— Нет, но Билла растили, и мы собираемся растить нашего ребенка католиком.

Она прижала пакет к груди.

— Он теплый. Вам не кажется, что он теплый?

Я приложила руку к поверхности.

— Не особенно.

Поскольку было ясно, что она не готова исследовать содержимое, я решила сменить тему.

— Когда ваш срок?

— Через месяц. Двадцать девятого апреля.

— Вы знаете пол?

Она улыбнулась и помотала головой.

— Мы хотим, чтобы это был сюрприз. Билл говорит, что большинство сюрпризов в жизни не такие приятные.

— Как его практика?

— Прекрасно. Дела идут хорошо.

Мы больше смотрели в окно, чем друг на друга. В прошлом у меня были такие разговоры.

Размер машины создает интимную обстановку, которой вы иначе бы не добились.

— Вы не хотите открыть это?

Эйприл опустила взгляд.

— Мне страшно. Вдруг я найду что-то, что разобьет мне сердце?

— Нет причин предполагать худшее.

— Вы знаете, что там?

— Да. Пакет не был запечатан, так что я подумала, что можно заглянуть.

— Расскажите мне. Чтобы я была готова. Потом я посмотрю.

— Она хотела, чтобы у вас была Библия, которую ей подарили на конфирмацию. Там еще четки и открытка на День матери, котрую вы сделали для нее.

— Я сделала для нее открытку?

— С отпечатком вашей ладони. Вам должно было быть три года. У вас день рождения в апреле, да?

— Двенадцатого.

— Она вложила открытку на ваше четырехлетие.

Она снова посмотрела на почтовый штамп.

— Вы говорите, что в конце марта, когда она собрала посылку, она уже знала, что собирается сделать?

Я немного подумала, прежде чем ответить. Это была опасная территория. Я не была убеждена, что Ленор совершила самоубийство, но не собиралась сидеть здесь и утверждать, что ее отец убил ее мать, или довел ее до самоубийства.

— Это может быть что-то вроде составления завещания. Вы делаете это для тех, кого любите. Это не значит, что вы собрались скоро умереть.

Она обдумала идею.

— Вы не думаете, что она отдала вещи потому что знала, что они ей больше не понадобятся?

— Я не была знакома с вашей матерью, поэтому не могу ответить. Ясно, что она любила вас.

— Вы правда так думаете?

— Не сомневаюсь.

— Почему она не попросила о помощи?

— Она просила, но я не думаю, что кто-нибудь понимал, насколько серьезно ее положение.

Люди волновались, но не были напуганы, если вы видите разницу.

— Какие люди?

— Отец Ксавьер. И Клара Дойл.

— Вы говорили с ними?

— Да, пару дней назад. Клара отправила пакет, и отец Ксавьер хранил его, думая, что однажды вы свяжетесь с ним и он передаст его. Пакет оказался в кладовке, и я думаю, о нем забыли.

— Почему мама использовала адрес Клары, а не свой?

Я ступала на опасную почву и отвечала с осторожностью.

— Я думаю, она волновалась, что пакет вернут к отправителю. Иногда на почте так делают, по непонятным причинам. Она не хотела, чтобы он снова оказался в доме.

— Почему?

Эйприл была хуже, чем трехлетний ребенок. Что я должна была отвечать? Мне хотелось стукнуться головой о приборную панель, но удалось удержаться. Я понимала ее любопытство. Были вещи насчет моих родителей, которых я никогда не знала, и чертовски мало осталось людей, чтобы спросить.

— Возможно потому, что ваш отец не был католиком, и она не хотела, чтобы он знал, что она передает вам вещи религиозного назначения. Это просто догадка.

— Так вы говорите, что она это сделала за его спиной?

— Можно взглянуть на это и так.

— Это непохоже на любящие отношения.

— Мне тоже так кажется, но браки бывают всех форм и размеров. Некоторые работают, некоторые — нет.

— Как это попало к вам?

— Это длинная история и не настолько важная.

— Важная для меня.

Мне не хотелось рассказывать об этом, но уклонение от объяснений только вызовет больше вопросов.

— Я нашла пакет, когда разбирала личные вещи моего друга, который умер. У него была коробка со старыми документами, котрые нужно было уничножить много лет назад. Я проверяла, не осталось ли там чего-нибудь важного, прежде чем выбрость содержимое.

— Ваш друг знал мою мать?

В отчаяньи, я сказала:

— Честно, Эйприл, я не была готова ко всем этим вопросам. Я собиралась отдать вам пакет, чтобы вы делали с ним, что хотите.

— Извините. Я не хотела ставить вас в затруднительное положение.

— Я не виню вас за вопросы. Я просто пытаюсь объяснить, почему так плохо на них отвечаю. Вы должны поговорить об этом со своим отцом.

— Я не могу. Он не будет говорить о ней. Это его огорчает. Когда я была ребенком, то иногда спрашивала, но научилась, что лучше молчать. От этих тем я держусь подальше.

Вещи, которых он не выносит. Определенные праздники, особенно Пасха. Разговоры о его матери. Матери в целом. Иногда, женщины в целом.

Это были темы, котрых я сама хотела избежать, иначе я скажу все, что думаю об этом человеке его единственному ребенку. По внезапному импульсу, я спросила:

— Вы никогда не встречали человека по имени Пит Волинский?

Это застало ее врасплох.

— Он приходил ко мне несколько меяцев назад. Это он умер?

— Да. Это было в конце августа.

— Ой, как жаль. Мне он понравился. Он казался таким добрым.

— Он был добрым.

— Что с ним случилось?

— Его убили при попытке ограбления.

— Это так печально. Я встречала его в самых неожиданных местах.

— Это потому что он вас оберегал.

Эйприл посмотрела на меня.

— Не могу поверить, что вы это сказали. Помню, я думала, что он был кем-то вроде моего личного ангела-хранителя, но мне казалось, я это придумала.

— Что ж, вы не придумали.

— Почему он оберегал меня?

— Я знаю только маленькие кусочки истории. Всего не знаю. Он чувствовал, что должен вас охранять.

— Теперь я не понимаю, что он делал с почтовым пакетом.

— Что сажает нас в одну лодку. Я собираю вместе кусочки, так же, как и вы. Отец Ксавьер отдал пакет Питу, чтобы он передал его вам. Наверное, судьба вмешалась, и он погиб раньше, чем смог его доставить.

Эйприл помотала головой.

— Разве не кажется странным, что пакет вдруг попал ко мне именно сейчас? Он был где-то двадцать восемь лет, а теперь я держу его в руках. Далекий подарок моей матери наконец добрался до меня, но почему сейчас? Вы не думаете, что это связано с моим ребенком?

— Я лично не верю в совпадения. Некоторые события просто происходят случайно. Я бы не делала никаких заключений.

— Вы верите в привидения? Потому что я верю. Ну, не в привидения, а в духов.

Я издала неопределенный звук.

— Вы не верите в привидения?

— Я не знаю, верю или нет. Был случай, когда я была убеждена в “присутствии”, за неимением лучшего слова, но то, что я это говорю, не значит, что это правда.

В надежде отвлечь ее от темы, я предложила другую.

— В этом пакете есть кое-что еще. Ваша мама вложила фотографию вашего отца в детстве, на коленях у его матери.

— Фрэнки — это еще один предмет, о котором мы не говорим.

— А, правильно. Вы говорили, что матери исключены из списка. Похоже, вы с вашим отцом очень близки.

— Вообще-то, когда-то мы были. Мы путешествовали повсюду. Обедали в красивых ресторанах. Он повез меня в Диснейленд на мое четырехлетие.

Я была временно выведена из строя заявлением, что он повез дочку в парк развлечений меньше чем через две недели после смерти жены.

— Вы вообще помните вашу маму?

Она помотала головой.

— Я не помню, как она выглядела. Все, что я помню — чувство беспокойства. Это было ничего, пока я отвлекалась, но по ночам или во время болезни, это была просто большая зияющая темная дыра. Не могу сказать, сколько раз я плакала, пока не засыпала. В конце концов, я это пережила.

— От такого нельзя так легко избавиться.

— Вы не можете жить в таком месте, где столько боли. Вы должны затолкать ее вниз и закрыть крышкой. Иначе она вас поглотит.

— Это то, что вы сделали?

— Что я сделала — я выросла. Тогда мы уже жили здесь. Думаю, он надеялся, что я никогда не уйду, всегда буду папиной маленькой девочкой. Я надеялась на противоположное. Я не могла дождаться, чтобы сбежать. Самым длинным годом в моей жизни был год между двенадцатью и тринадцатью годами. Я хотела стать подростком. Как будто жизнь станет совершенно другой, когда я достигну этого возраста. Потом, казалось, прошла вечность, пока мне исполнилось шестнадцать, и я получила водительские права. Когда я закончила школу, он думал, что я пойду учиться в университет Санта Терезы, а я думала: “Ты что, с ума сошел? Меня нет, я уезжаю отсюда.” Факт в том, что я так и не сбежала, не правда ли?

Я здесь, а он — под боком, в Коттонвуде, до которого, сколько, целых десять километров?

— Какие у вас отношения с мачехой?

Она состроила гримасу.

— Не такие уж прекрасные. Она нервная и раздражительная. Я веду себя вежливо, но в наших отношениях нет ничего теплого и пушистого.

— Сколько они женаты?

— Четыре года. Он познакомился с ней на собрании анонимных алкоголиков. Это было в начале, когда она только присоединилась. Я так поняла, что она сильно пила. Теряла работы, разбивала машины в пьяном виде. В конце концов она дошла до точки, когда надо было что-то делать или умирать. Папа был знаком с ней три месяца, перед тем, как сделал предложение. Свадьба была через две недели.

— Ваш отец — член общества анонимных алкоголиков?

Эйприл помотала головой.

— Короткое время. Я знаю, что это звучит цинично, но я думаю, что он искал способ знакомиться с женщинами. Селеста до сих пор ходит на собрания пару раз в неделю.

— Он ждал долгое время после смерти вашей матери.

— Нет-нет. До Селесты у него была жена Филлис.

— Ой, извините. Правильно. Я помню, что слышала о ней. Что там за история?

— Он женился на ней, когда мне было семь. Я думаю, она не взяла на себя роль заместительницы матери, так что это продолжалось только пару лет. Позже он встречался с женщиной, которая работала в той же компании. Она была милая, и он ее обожал. Мне она тоже нравилась. Они не были женаты, но, в конце концов, она подала на него в суд, так что, с таким же успехом, это мог быть развод. К тому времени я уже училась в колледже и пропустила все фейерверки.

Я хотела спросить, за что женщина подала на него в суд, но знала, что мы говорим о Тарин, поэтому промолчала и дала ей продолжать.

— В общем, если считать мою маму с одного конца и Селесту — с другого, получится только четыре случая серьезных отношений за двадцать восемь лет. Это, в среднем — одно за семь лет?

— Не так уж плохо, если рассматривать с такой точки зрения.

— Посмотрим, как долго продержится Селеста. Не до конца жизни, могу гарантировать.

— Что у них за отношения?

— Очень совместимые. Он — тиран, а она — мышка. Они ведут себя, как будто все в порядке, но это не так. Они раз в месяц у нас обедают, и это все, что я могу вынести. Кстати, они приходят завтра вечером, так что это домашняя работа, которую я смогу вычеркнуть из списка.

— Вы думаете, ваши отношения могут измениться после рождения ребенка?

— Будем ли мы встречаться чаще? Я уверена, он на это надеется, но я — нет.

— Я никогда не знаю, что можно заключить из таких разговоров. Иногда я фантазирую, какой прекрасной могла бы быть жизнь, если бы мои родители были живы. Потом я слышу истории вроде вашей, и мне хочется упасть на колени и возрадоваться.

Она засмеялась.

— Я лучше поеду. Мне нужно в магазин, и я уверена, что у вас есть работа.

— Могу я попросить об одолжении? Я бы хотела написать в Сакраменто и запросить копию свидетельства о смерти вашей матери. Мне нужна ее дата рождения.

— 7 августа 1940 года.

— Как насчет номера социальной защиты?

— Она никогда не работала, насколько я знаю. Она даже не окончила школу, когда я родилась. Зачем вам нужно ее свидетельство о смерти?

— Из интереса все понять.

— Насчет чего? Она приняла повышенную дозу. Конец истории, не так ли?

— Я не знаю, конец или нет. Что, если ее смерть была несчастным случаем?

— О. Это никогда не приходило мне в голову. Интересно. Это было бы замечательно, правда?

— Кажется, к этому стоит присмотреться. Я не уверена, что что-нибудь узнаю, но думаю, что нужно попытаться.

— Вы мне сообщите?

— Конечно.

Эйприл наклонилась вперед и повернула ключ зажигания.

Я открыла дверцу, повернулась и посмотрела на нее.

— Вы не скажете отцу, что приезжали поговорить со мной?

— О, господи. Ни словечка. Он бы взорвался.

Загрузка...