Генри с Эдной не вернулись до двадцати минут второго. Мне пришлось звонить в компанию, чтобы перенести установку сигнализации на два часа позже, но я приехала вовремя, чтобы впустить техника. Я предоставила ему заниматься своим делом, со сверлом, лестницей и проводами. Он сказал, что установит панель около входной двери, а вторую — на кухне, заверив, что даст мне краткий урок по использованию, когда все будет готово.
Обычно меня раздражает, когда кто-нибудь ходит туда-сюда, но он был веселым и, кажется, знал свое дело. Вскоре появился слесарь и поменял замки на обеих дверях.
Гуллен проработал меньше часа, когда подошел ко мне и сказал:
— Приехала ваша подруга.
— Моя подруга?
Он показал на окно позади меня.
— Она подъехала несколько минут назад, и смотрела на переднюю дверь, так что я подумал, что она приехала за вами. Если хотите, могу сказать, что вы сейчас придете.
Я повернулась в кресле и выглянула в окно. Серебристо-серый седан стоял у тротуара, с женщиной за рулем. Я не узнавала машину. Она припарковалась с ближней стороны улицы, так что я не могла рассмотреть ее достаточно хорошо, чтобы определить, знаю ли я ее. Гуллен был прав насчет ее интереса. Она наклонилась вперед и рассматривала фасад бунгало. Все, что я видела, это длинные темные волосы. Эйприл?
Я еще немножко посидела и наконец встала.
— Пойду посморю, чего она хочет.
Я пошла по дорожке, и когда приблизилась к машине, женщина опустила стекло с пассажирской стороны. Я наклонилась и положила руки на открытое окно.
— Вы — Эйприл.
— Да, и я приехала извиниться за вчерашнее. Я понятия не имела, что мой папа позвонит в полицию.
Вблизи я видела, какое у нее было милое лицо: большие карие глаза, нерешительная улыбка. На носу и щеках была легкая россыпь веснушек. Ей пришлось отодвинуть сиденье назад, чтобы поместить свой живот.
— Это было неприятно, но ничего страшного. Хотите зайти?
— Ничего, если мы поговорим здесь? Я видела, что там работают, и предпочла бы уединение.
— Как вы узнали, где меня найти?
— Вы назвали свои имя и фамилию по телефону. Еще вы говорили, что вы — частный детектив, так что я нашла вас в желтых страницах. Я бы позвонила, но боялась, что вы не станете со мной разговаривать.
— Ваш отец знает, что вы здесь?
Она засмеялась.
— Надеюсь, что нет. Вам удобно сейчас разговаривать? Я не хочу мешать, если вы заняты.
— Все нормально. Дайте мне минутку, и я принесу почтовый пакет.
— Спасибо. Я буду очень благодарна.
Я вернулсь в офис. Техник был где-то в задней части бунгало, весело насвистывая за работой. Я отогнула ковер, набрала комбинацию на сейфе и открыла его. Достала пакет и закрыла сейф.
Когда я подошла к машине во второй раз, Эйприл открыла пассажирскую дверцу, что позволило мне сесть в машину. До того, как я отдала ей пакет, она подняла руку.
— Дайте мне сказать сначала. Я не должна была звонить отцу. Он очень чувствителен, когда дело касается моей матери. Мне правда, очень жаль.
— Вы имели право быть подозрительной. Мы все слышали о таких случаях мошенничества. Правда, обычно не через двадцать восемь лет.
Она засмеялась.
— Я не могу поверить, что он позвонил 911. Это абсурд.
Я видела, что она собирается продолжать извинения, поэтому сказала:
— Теперь, когда мы признали проблему, давайте не будем больше обмениваться извинениями. Мир. Все прощено.
Я протянула пакет, который она взяла.
Эйприл рассмотрела почерк и провела пальцем по штемпелю.
— Где он был все это время?
Я быстро объяснила задержку на двадцать восемь лет.
— Это обратный адрес ее подруги Клары. Она отправила посылку по просьбе вашей мамы.
— Это почерк моей мамы или ее?
— Я думаю, вашей мамы. Я не догадалась спросить.
— И отец Ксавьер был ее священником?
— Он до сих пор в церкви святой Елизаветы. Я разговаривала с ним в субботу. Вас растили католичкой?
— Нет, но Билла растили, и мы собираемся растить нашего ребенка католиком.
Она прижала пакет к груди.
— Он теплый. Вам не кажется, что он теплый?
Я приложила руку к поверхности.
— Не особенно.
Поскольку было ясно, что она не готова исследовать содержимое, я решила сменить тему.
— Когда ваш срок?
— Через месяц. Двадцать девятого апреля.
— Вы знаете пол?
Она улыбнулась и помотала головой.
— Мы хотим, чтобы это был сюрприз. Билл говорит, что большинство сюрпризов в жизни не такие приятные.
— Как его практика?
— Прекрасно. Дела идут хорошо.
Мы больше смотрели в окно, чем друг на друга. В прошлом у меня были такие разговоры.
Размер машины создает интимную обстановку, которой вы иначе бы не добились.
— Вы не хотите открыть это?
Эйприл опустила взгляд.
— Мне страшно. Вдруг я найду что-то, что разобьет мне сердце?
— Нет причин предполагать худшее.
— Вы знаете, что там?
— Да. Пакет не был запечатан, так что я подумала, что можно заглянуть.
— Расскажите мне. Чтобы я была готова. Потом я посмотрю.
— Она хотела, чтобы у вас была Библия, которую ей подарили на конфирмацию. Там еще четки и открытка на День матери, котрую вы сделали для нее.
— Я сделала для нее открытку?
— С отпечатком вашей ладони. Вам должно было быть три года. У вас день рождения в апреле, да?
— Двенадцатого.
— Она вложила открытку на ваше четырехлетие.
Она снова посмотрела на почтовый штамп.
— Вы говорите, что в конце марта, когда она собрала посылку, она уже знала, что собирается сделать?
Я немного подумала, прежде чем ответить. Это была опасная территория. Я не была убеждена, что Ленор совершила самоубийство, но не собиралась сидеть здесь и утверждать, что ее отец убил ее мать, или довел ее до самоубийства.
— Это может быть что-то вроде составления завещания. Вы делаете это для тех, кого любите. Это не значит, что вы собрались скоро умереть.
Она обдумала идею.
— Вы не думаете, что она отдала вещи потому что знала, что они ей больше не понадобятся?
— Я не была знакома с вашей матерью, поэтому не могу ответить. Ясно, что она любила вас.
— Вы правда так думаете?
— Не сомневаюсь.
— Почему она не попросила о помощи?
— Она просила, но я не думаю, что кто-нибудь понимал, насколько серьезно ее положение.
Люди волновались, но не были напуганы, если вы видите разницу.
— Какие люди?
— Отец Ксавьер. И Клара Дойл.
— Вы говорили с ними?
— Да, пару дней назад. Клара отправила пакет, и отец Ксавьер хранил его, думая, что однажды вы свяжетесь с ним и он передаст его. Пакет оказался в кладовке, и я думаю, о нем забыли.
— Почему мама использовала адрес Клары, а не свой?
Я ступала на опасную почву и отвечала с осторожностью.
— Я думаю, она волновалась, что пакет вернут к отправителю. Иногда на почте так делают, по непонятным причинам. Она не хотела, чтобы он снова оказался в доме.
— Почему?
Эйприл была хуже, чем трехлетний ребенок. Что я должна была отвечать? Мне хотелось стукнуться головой о приборную панель, но удалось удержаться. Я понимала ее любопытство. Были вещи насчет моих родителей, которых я никогда не знала, и чертовски мало осталось людей, чтобы спросить.
— Возможно потому, что ваш отец не был католиком, и она не хотела, чтобы он знал, что она передает вам вещи религиозного назначения. Это просто догадка.
— Так вы говорите, что она это сделала за его спиной?
— Можно взглянуть на это и так.
— Это непохоже на любящие отношения.
— Мне тоже так кажется, но браки бывают всех форм и размеров. Некоторые работают, некоторые — нет.
— Как это попало к вам?
— Это длинная история и не настолько важная.
— Важная для меня.
Мне не хотелось рассказывать об этом, но уклонение от объяснений только вызовет больше вопросов.
— Я нашла пакет, когда разбирала личные вещи моего друга, который умер. У него была коробка со старыми документами, котрые нужно было уничножить много лет назад. Я проверяла, не осталось ли там чего-нибудь важного, прежде чем выбрость содержимое.
— Ваш друг знал мою мать?
В отчаяньи, я сказала:
— Честно, Эйприл, я не была готова ко всем этим вопросам. Я собиралась отдать вам пакет, чтобы вы делали с ним, что хотите.
— Извините. Я не хотела ставить вас в затруднительное положение.
— Я не виню вас за вопросы. Я просто пытаюсь объяснить, почему так плохо на них отвечаю. Вы должны поговорить об этом со своим отцом.
— Я не могу. Он не будет говорить о ней. Это его огорчает. Когда я была ребенком, то иногда спрашивала, но научилась, что лучше молчать. От этих тем я держусь подальше.
Вещи, которых он не выносит. Определенные праздники, особенно Пасха. Разговоры о его матери. Матери в целом. Иногда, женщины в целом.
Это были темы, котрых я сама хотела избежать, иначе я скажу все, что думаю об этом человеке его единственному ребенку. По внезапному импульсу, я спросила:
— Вы никогда не встречали человека по имени Пит Волинский?
Это застало ее врасплох.
— Он приходил ко мне несколько меяцев назад. Это он умер?
— Да. Это было в конце августа.
— Ой, как жаль. Мне он понравился. Он казался таким добрым.
— Он был добрым.
— Что с ним случилось?
— Его убили при попытке ограбления.
— Это так печально. Я встречала его в самых неожиданных местах.
— Это потому что он вас оберегал.
Эйприл посмотрела на меня.
— Не могу поверить, что вы это сказали. Помню, я думала, что он был кем-то вроде моего личного ангела-хранителя, но мне казалось, я это придумала.
— Что ж, вы не придумали.
— Почему он оберегал меня?
— Я знаю только маленькие кусочки истории. Всего не знаю. Он чувствовал, что должен вас охранять.
— Теперь я не понимаю, что он делал с почтовым пакетом.
— Что сажает нас в одну лодку. Я собираю вместе кусочки, так же, как и вы. Отец Ксавьер отдал пакет Питу, чтобы он передал его вам. Наверное, судьба вмешалась, и он погиб раньше, чем смог его доставить.
Эйприл помотала головой.
— Разве не кажется странным, что пакет вдруг попал ко мне именно сейчас? Он был где-то двадцать восемь лет, а теперь я держу его в руках. Далекий подарок моей матери наконец добрался до меня, но почему сейчас? Вы не думаете, что это связано с моим ребенком?
— Я лично не верю в совпадения. Некоторые события просто происходят случайно. Я бы не делала никаких заключений.
— Вы верите в привидения? Потому что я верю. Ну, не в привидения, а в духов.
Я издала неопределенный звук.
— Вы не верите в привидения?
— Я не знаю, верю или нет. Был случай, когда я была убеждена в “присутствии”, за неимением лучшего слова, но то, что я это говорю, не значит, что это правда.
В надежде отвлечь ее от темы, я предложила другую.
— В этом пакете есть кое-что еще. Ваша мама вложила фотографию вашего отца в детстве, на коленях у его матери.
— Фрэнки — это еще один предмет, о котором мы не говорим.
— А, правильно. Вы говорили, что матери исключены из списка. Похоже, вы с вашим отцом очень близки.
— Вообще-то, когда-то мы были. Мы путешествовали повсюду. Обедали в красивых ресторанах. Он повез меня в Диснейленд на мое четырехлетие.
Я была временно выведена из строя заявлением, что он повез дочку в парк развлечений меньше чем через две недели после смерти жены.
— Вы вообще помните вашу маму?
Она помотала головой.
— Я не помню, как она выглядела. Все, что я помню — чувство беспокойства. Это было ничего, пока я отвлекалась, но по ночам или во время болезни, это была просто большая зияющая темная дыра. Не могу сказать, сколько раз я плакала, пока не засыпала. В конце концов, я это пережила.
— От такого нельзя так легко избавиться.
— Вы не можете жить в таком месте, где столько боли. Вы должны затолкать ее вниз и закрыть крышкой. Иначе она вас поглотит.
— Это то, что вы сделали?
— Что я сделала — я выросла. Тогда мы уже жили здесь. Думаю, он надеялся, что я никогда не уйду, всегда буду папиной маленькой девочкой. Я надеялась на противоположное. Я не могла дождаться, чтобы сбежать. Самым длинным годом в моей жизни был год между двенадцатью и тринадцатью годами. Я хотела стать подростком. Как будто жизнь станет совершенно другой, когда я достигну этого возраста. Потом, казалось, прошла вечность, пока мне исполнилось шестнадцать, и я получила водительские права. Когда я закончила школу, он думал, что я пойду учиться в университет Санта Терезы, а я думала: “Ты что, с ума сошел? Меня нет, я уезжаю отсюда.” Факт в том, что я так и не сбежала, не правда ли?
Я здесь, а он — под боком, в Коттонвуде, до которого, сколько, целых десять километров?
— Какие у вас отношения с мачехой?
Она состроила гримасу.
— Не такие уж прекрасные. Она нервная и раздражительная. Я веду себя вежливо, но в наших отношениях нет ничего теплого и пушистого.
— Сколько они женаты?
— Четыре года. Он познакомился с ней на собрании анонимных алкоголиков. Это было в начале, когда она только присоединилась. Я так поняла, что она сильно пила. Теряла работы, разбивала машины в пьяном виде. В конце концов она дошла до точки, когда надо было что-то делать или умирать. Папа был знаком с ней три месяца, перед тем, как сделал предложение. Свадьба была через две недели.
— Ваш отец — член общества анонимных алкоголиков?
Эйприл помотала головой.
— Короткое время. Я знаю, что это звучит цинично, но я думаю, что он искал способ знакомиться с женщинами. Селеста до сих пор ходит на собрания пару раз в неделю.
— Он ждал долгое время после смерти вашей матери.
— Нет-нет. До Селесты у него была жена Филлис.
— Ой, извините. Правильно. Я помню, что слышала о ней. Что там за история?
— Он женился на ней, когда мне было семь. Я думаю, она не взяла на себя роль заместительницы матери, так что это продолжалось только пару лет. Позже он встречался с женщиной, которая работала в той же компании. Она была милая, и он ее обожал. Мне она тоже нравилась. Они не были женаты, но, в конце концов, она подала на него в суд, так что, с таким же успехом, это мог быть развод. К тому времени я уже училась в колледже и пропустила все фейерверки.
Я хотела спросить, за что женщина подала на него в суд, но знала, что мы говорим о Тарин, поэтому промолчала и дала ей продолжать.
— В общем, если считать мою маму с одного конца и Селесту — с другого, получится только четыре случая серьезных отношений за двадцать восемь лет. Это, в среднем — одно за семь лет?
— Не так уж плохо, если рассматривать с такой точки зрения.
— Посмотрим, как долго продержится Селеста. Не до конца жизни, могу гарантировать.
— Что у них за отношения?
— Очень совместимые. Он — тиран, а она — мышка. Они ведут себя, как будто все в порядке, но это не так. Они раз в месяц у нас обедают, и это все, что я могу вынести. Кстати, они приходят завтра вечером, так что это домашняя работа, которую я смогу вычеркнуть из списка.
— Вы думаете, ваши отношения могут измениться после рождения ребенка?
— Будем ли мы встречаться чаще? Я уверена, он на это надеется, но я — нет.
— Я никогда не знаю, что можно заключить из таких разговоров. Иногда я фантазирую, какой прекрасной могла бы быть жизнь, если бы мои родители были живы. Потом я слышу истории вроде вашей, и мне хочется упасть на колени и возрадоваться.
Она засмеялась.
— Я лучше поеду. Мне нужно в магазин, и я уверена, что у вас есть работа.
— Могу я попросить об одолжении? Я бы хотела написать в Сакраменто и запросить копию свидетельства о смерти вашей матери. Мне нужна ее дата рождения.
— 7 августа 1940 года.
— Как насчет номера социальной защиты?
— Она никогда не работала, насколько я знаю. Она даже не окончила школу, когда я родилась. Зачем вам нужно ее свидетельство о смерти?
— Из интереса все понять.
— Насчет чего? Она приняла повышенную дозу. Конец истории, не так ли?
— Я не знаю, конец или нет. Что, если ее смерть была несчастным случаем?
— О. Это никогда не приходило мне в голову. Интересно. Это было бы замечательно, правда?
— Кажется, к этому стоит присмотреться. Я не уверена, что что-нибудь узнаю, но думаю, что нужно попытаться.
— Вы мне сообщите?
— Конечно.
Эйприл наклонилась вперед и повернула ключ зажигания.
Я открыла дверцу, повернулась и посмотрела на нее.
— Вы не скажете отцу, что приезжали поговорить со мной?
— О, господи. Ни словечка. Он бы взорвался.