Развод. Его холодное сердце

ГЛАВА 12

Выхожу из клиники, поправляя сумку на плече, и замираю. Вместо привычного серебристого "Мерседеса" с водителем у входа припаркован чёрный "Бентли" Давида.

Он сам стоял возле него, прислонившись к капоту.

Самодовольный. Уверенный. Невыносимый.

Я развернулась, направившись в противоположную сторону. Каблуки решительно цокали по асфальту, как маленькие выстрелы протеста.

— И куда это мы так вырядились? — его пальцы сомкнулись на моем запястье, разворачивая меня к себе. Глаза опасно потемнели, оглядывая мой образ. — В таком виде опасно ходить вечером! Да и вообще неподобающе …

— А это уже не твоя забота, — я попыталась вырваться, но его хватка стала только крепче. — Я незамужняя женщина. Как хочу, так и хожу. В чем хочу, в том и хожу!

Я видела, как желваки заходили на его лице. Давид с трудом сдерживал ярость — он ненавидел, когда ему перечили. Особенно на публике. Прохожие уже начали оборачиваться на нас.

— Ладно, — он выдохнул, пытаясь говорить спокойно. — Я приехал не ругаться. Хочу поужинать с тобой в нашем любимом ресторане.

— А тебе не кажется, что романтика несколько неуместна в нашей ситуации? — я криво усмехнулась. — Учитывая, что твоя невеста уже обживает наш дом?

— Очень даже уместна, — его голос стал мягче, бархатнее. — Я хочу больше времени проводить с тобой. Тем более, я закрыл глаза на твою работу, хотя это совершенно лишнее — я обеспечиваю тебя всем, что пожелаешь.

"О да, — подумала я. — Жизнь мечты!!!"

— Я желаю свободы!

Чёрные глаза глаза опасно сверкнули:

— Твоя свобода закончилась в тот момент, когда ты ответила на мой первый поцелуй.

Он практически втолкнул меня в машину. В замкнутом пространстве его присутствие стало еще более давящим — каждый раз, когда его рука случайно касалась моей, внутри всё сжималось от смеси злости и раздражения.

Я отодвинулась к окну, максимально увеличивая расстояние между нами, и демонстративно отвернулась, разглядывая вечерний город.

Давид что-то говорил — кажется, про ресторан, про наши "любимые места", но его слова отскакивали от стены молчания, которую я выстроила между нами. Каждый поворот, каждая остановка на светофоре казались бесконечными. Хотелось выскочить из машины и бежать, бежать прочь от этого удушающего ощущения загнанности.

В ресторане все было как раньше — наш любимый столик у окна, свечи, дорогое вино... Давид говорил что-то о том, что этот брак ничего не значит, что он любит только меня, что все наладится...

А я механически ковыряла еду, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Он всегда умел смотреть так, словно заглядывал в самую душу. Раньше от этого взгляда внутри все переворачивалось от страсти. Теперь — от отвращения.

"Скорее бы уже Андрей сделал документы, — думала я, избегая смотреть ему в глаза. — Скорее бы вырваться из этого театра абсурда, где любовь превратилась в издевательство, в пытку."

— Ты меня не слушаешь, meleğim, — его пальцы коснулись моей руки.

Я отдернула ладонь, словно обожглась:

— Нет больше никакого "ангела", Давид. Ты сам обрезал мне крылья.

Когда мы подъехали к дому, я заметила движение в окне спальни Ясмины — занавеска дрогнула и вернулась на место.

Значит, следит. Ждет. Играет роль ревнивой невесты?

Давид попытался удержать меня за руку, когда я выходила из машины:

— Останься со мной сегодня, я скучал по тебе, meleğim...

— Я устала, — я мягко, но решительно высвободила руку. — Был тяжелый день.

— Катя... — он шагнул ближе. — Не убегай от меня.

— Спокойной ночи, Давид.

Утром я спустилась на кухню, мечтая о чашке крепкого кофе. Проходя мимо малой гостиной, я услышала голос Ясмины — она говорила по телефону, захлебываясь от восторга:

— Ты бы видела его! Такой мужчина, такой страстный... — она говорила на турецком, не подозревая, что я могу понимать. — Его поцелуи сводят меня с ума! Жду не дождусь, когда мы поженимся. Хотя... — она рассмеялась, — зачем ждать? Мы же живем в современном обществе!

Её смех, похожий на звон колокольчиков, резанул по нервам.

Аппетит пропал мгновенно, словно желудок скрутило ледяной рукой.

"Ничего не значит, — всплыли в памяти вчерашние слова Давида. — Я люблю только тебя."

Неужели он действительно думал, что я поверю? Что куплюсь на его красивые слова после всего?

Или ложь настолько въелась в его натуру, что он уже сам не различает, где правда, а где очередная манипуляция?

Душу разрывало на части.

Почему так больно? За что я продолжаю цепляться? За воспоминания о том Давиде, который был пять лет назад? За иллюзию любви, которая оказалась искусной игрой?

Я брела по извилистым дорожкам сада, стараясь уйти подальше от дома, где кипела подготовка к завтрашнему торжеству.

От одной мысли о предстоящей помолвке Давида и Ясмин, грудь сдавливало так, будто на неё положили мраморную плиту.

Вечерний воздух был напоен ароматами жасмина и роз. Старинный сад утопал в сумерках — то тут, то там загорались изящные фонари, превращая это место в декорацию из восточной сказки. Пушистые пальмы склоняли ветви над прудом, где плавали золотые рыбки размером с мою ладонь. Мраморные статуи прятались в тени вековых деревьев, создавая загадочную и в то же время пугающую атмосферу в парке.

Внезапно что-то ткнулось мне в ладонь — влажное и холодное.

Дарк, огромный черный доберман Давида, смотрел на меня умными глазами, держа в зубах потрепанную игрушку.

— Ну привет, красавчик, — я невольно улыбнулась. — Тоже сбежал от всей этой суеты?

Пес завилял обрубком хвоста. Забавно — этот грозный охранник, от одного вида которого дрожала прислуга, при виде меня превращался в игривого щенка.

Мы углубились в самую старую часть сада. Здесь деревья росли так густо, что создавали зеленые туннели, а дорожки петляли между старинными беседками, увитыми диким виноградом. Где-то вдалеке журчал фонтан.

И вдруг я услышала это…

Тихий перезвон монет и чувственные переливы восточной мелодии.

Звук доносился из беседки, спрятанной в зарослях глицинии.

Сквозь свисающие цветы я увидела... О, лучше бы я ослепла в этот момент!!!

Ясмина, одетая в полупрозрачные шаровары и крошечный расшитый топ, извивалась… в танце живота.

Монетки на её поясе позвякивали в такт движениям, а длинные черные волосы струились по обнаженной спине как шелк.

А Давид... Мой муж… Уже бывший муж, сидел в подушках на скамье, широко расставив ноги, и смотрел на это представление с той самой полуулыбкой, которой раньше улыбался мне, когда пытался завоевать.

Только теперь эта улыбка предназначалась не мне!

Дарк тыкался в мою руку, настойчиво предлагая поиграть. Я посмотрела на потрепанную игрушку, на извивающуюся Ясмину, на довольное лицо Давида... И швырнула резиновую кость прямо в беседку!

Дарк, обрадованный тем, что игра наконец началась, взял разгон и одним мощным прыжком перемахнул через низкое ограждение беседки.

Приземлился он прямо на Ясмину, которая как раз выполняла особо соблазнительный прогиб назад.

— Ай-йа-йай! Убери от меня эту тупую псину! — завизжала она на турецком, пытаясь отбиться от восторженного добермана, который решил, что она тоже хочет поиграть. — Какая мерзкая собака!

А Давид... просто расхохотался. Громко, раскатисто, совершенно по-мальчишески. Он притянул к себе пса, потрепал его за ушами:

— Дарк! Хороший мальчик! Не пугай Ясмину!

Я поспешно отступила в тень. Почему-то его смех резанул по сердцу больнее, чем вид танцующей Ясмины.

Давно я не слышала, чтобы он так искренне смеялся...