Развод. Его холодное сердце

ГЛАВА 21

Давид

Я спустился в холл ровно в десять. За окнами сиял безупречный стамбульский день — солнце плавило воздух, заливало мрамор пола золотыми пятнами.

Где сейчас Катя и Марьям? О них никаких вестей не поступало…

Оборвал себя. Не думать о ней. Не сейчас.

Мать уже порхала по гостиной, поправляя цветы в вазах и напевая что-то себе под нос, будто это её на яхте собрались катать.

— Сынок, я так рада, что ты наконец взялся за ум! — её улыбка сияла ярче солнца. — Ясмина — настоящее сокровище. Такая утончённая, воспитанная. И главное — из нашего круга, понимает все традиции...

Я отвернулся к окну, чтобы она не видела, как я поморщился.

С детства вбивали — честь семьи превыше всего. Ты не принадлежишь себе, ты — звено в цепи, продолжатель рода, хранитель традиций. Даже отец, умирая, не забыл напомнить об этом. Его последние слова были не о любви, не о прощении — о долге.

"Соблюдай договор с семьей министра, — прохрипел он, цепляясь за мою руку. — Ясмина — твоя судьба. Не позорь фамилию Шахин..."

Шорох шелка заставил обернуться. Ясмина спускалась по лестнице, и я поймал себя на том, что невольно залюбовался. Бирюзовое платье из тончайшего шифона струилось по её фигуре как вода, подчеркивая каждый изгиб. Чёрные волосы уложены небрежными локонами, лишь тонкий шелковый платок прикрывает их — всё выверено до мелочей, будто случайная красота.

В ней не было той трогательной неловкости, что очаровала меня в Кате. Ясмина двигалась как пантера — каждый жест отточен, каждый взгляд продуман.

— Давид, — она улыбнулась, протягивая здоровую руку. — Спасибо, что согласился скрасить моё одиночество.

Помог ей спуститься. Она оперлась легко, грациозно — никаких следов вчерашней беспомощности. Видно, идёт на поправку.

Водитель домчал нас до набережной за двадцать минут. Моя яхта покачивалась у причала, сверкая белоснежными боками в утреннем солнце.

— Позволь, — я подал руку, помогая ей подняться на борт.

— Какая красавица! — Ясмина провела пальцами по полированному дереву. — У тебя безупречный вкус. Во всём.

В её голосе прозвучало что-то особенное, но я предпочел не заметить намек.

А может, перестать уже сдерживаться? К чему эта бесконечная борьба с собой? У меня есть всё — молодая, роскошная невеста из прекрасной семьи, мать счастлива, бизнес процветает благодаря новым связям, угроза конкурентов отпадает... Живи и радуйся.

Ясмина идеальна. Словно специально создана для такого, как я. Понимает правила игры, знает, как вести себя в нашем кругу. Её красота — оружие, и она виртуозно им владеет. Ни капли той наивности, что была в Кате, никакой неуместной прямоты или глупых вопросов о равенстве и свободе.

В конце концов, я мужчина. У меня есть потребности. Сколько можно отрицать очевидное? Её тело создано для страсти — эти изгибы, эта походка, этот взгляд из-под ресниц... Она сама хочет меня, я же вижу. Может, просто позволить себе...

— Быстрее! — она рассмеялась, прерывая поток моих мыслей. На её губах играла та самая улыбка — многообещающая, зовущая. — Обожаю скорость!

Яхта рассекала волны. Брызги разлетались серебром, ветер трепал её платье. На полном ходу она схватила меня за руку:

— Идём! Помнишь сцену из "Титаника"? Я в детстве мечтала её повторить!

Развернулась спиной, положила мои руки себе на талию. Порыв ветра сорвал платок с её волос — они рассыпались шелковой волной, защекотали мне лицо. От неё пахло жасмином, дорогими духами и летом.

Невольно вспомнил, как точно так же стоял здесь с Катей. От неё пахло ванилью и чем-то неуловимо нежным, как утренняя роса. Она боялась высоты, но доверяла мне безгранично...

Мы бросили якорь в тихой бухте — здесь скалы защищали от ветра, а вода переливалась всеми оттенками бирюзы. Раньше я возил сюда только...

— Здесь так спокойно, — Ясмина разлила шампанское в хрустальные фужеры. — Вдали от любопытных глаз. Только ты, я и море.

Её голос стал ниже, бархатнее. Она подошла к борту:

— Какая вода манящая! Жаль, с гипсом не поплаваешь.

Шальной ветер подхватил подол её платья. Мелькнули стройные ноги и что-то кружевное, алое. Я отвел взгляд, но не сразу. Она рассмеялась, поправляя ткань:

— Ветер сегодня просто невозможный! — в её глазах плясали лукавые огоньки. — Знаешь что? Раз уж мы здесь совсем одни... Может, позагораем?

Я стянул футболку, чувствуя, как её взгляд скользит по моему торсу. В этом взгляде было откровенное восхищение и что-то еще — тёмное, опасное.

Она появилась в купальнике леопардовой расцветки, который больше обнажал, чем скрывал. Протянула флакон с маслом:

— Поможешь? Боюсь сгореть. У меня такая нежная кожа...

Мои пальцы скользили по её спине — гладкой, как шелк. Она слегка выгнулась навстречу прикосновениям, и что-то внутри меня дрогнуло.

Тело среагировало мгновенно — мы слишком долго играли в эти кошки-мышки.

Её дыхание участилось, когда мои руки спустились к пояснице. Она резко развернулась, и наши взгляды встретились — в её глазах плескалось расплавленное золото южного солнца.

— Давид...

Всё случилось будто в тумане. Её ладони на моей груди, жар её кожи, тяжесть её волос, скользнувших по моим плечам. Она прижалась ко мне всем телом — горячая, желанная, опасная.

Схватил её за талию — она податливо изогнулась в моих руках. Наши губы встретились — жадно, яростно, без тени нежности. Поцелуй обжигал как полуденное солнце.

Её пальцы путались в моих волосах, ногти царапали кожу.

Она хотела меня — откровенно, бесстыдно, по-взрослому. Никакой игры в невинность. Мы оба знали, чем это закончится.

И вдруг…