Развод. Его холодное сердце

ГЛАВА 47

В дверь постучали ровно в десять.

На пороге стоял Давид — безупречно одетый, как будто на важные переговоры, а не к соседям зашел. В руках огромная корзина с фруктами, пакеты со свежей выпечкой и, разумеется, букет нереально красивых пионов — белых, чуть розовеющих по краям, словно от смущения.

— Доброе утро, соседка, — он улыбнулся улыбкой, которая заставляла забыть обо всём. И, кажется, сейчас я также цепенею от его присутствия, хоть я и не готова себе в этом признаться. — Решил занести немного продуктов. По старой памяти помню, что ты забываешь есть, когда увлечена. А сейчас тебе нужны силы.

— Ты купил соседний дом, — это прозвучало не вопросом — утверждением.

— Какое удивительное совпадение, правда? — в его глазах плясали озорные искры. Я всё-таки скучала по этому выражению его лица — будто мальчишка, придумавший особенно удачную проказу.

— Давид...

— Что? — он изобразил самый невинный вид, на который только был способен турецкий бизнесмен его масштаба. — Прекрасный район, чистый воздух, отличная инфраструктура. И главное — никаких пробок до моего нового завода.

— Который ты внезапно решил строить именно здесь?

— Исключительно деловое решение, — он поднял руки в притворной защите, но глаза выдавали — смеется. — Честное слово бизнесмена.

— У тебя есть честное слово бизнесмена? — я не удержалась от улыбки. Как легко мы вернулись к этому шутливому тону, словно и не было всех драм последнего года.

— Оскорблен до глубины души! — он прижал руку к сердцу с видом оскорбленного достоинства. — Разрешишь хотя бы занести фрукты? Персики из Аланьи. Ты говорила, что таких сочных нигде больше не пробовала.

В этот момент сын подал голос из глубины дома — требовательный, громкий.

— О, я знаю этот тон, — Давид просиял, в глазах появилась отцовская гордость. — Весь в меня. Позволишь помочь?

Я посторонилась, пропуская его в дом. Он прошел мимо, обдав знакомым запахом парфюма, и на секунду захотелось прижаться к его плечу, как раньше.

В конце концов, что плохого в том, чтобы иметь под рукой помощника? Чисто практическое решение. Да, именно так. Я буду держать дистанцию, сохранять границы...

Вот только почему сердце так предательски замирает каждый раз, когда он смотрит на меня?

Вечером, когда мама уехала к себе, оставив нас с обещанием вернуться утром, мы с Давидом сидели в детской. Он держал сына с особой осторожностью, которая всегда умиляет в сильных мужчинах, когда они берут на руки новорожденных.

— Я листал справочник имен, — он говорил тихо, боясь разбудить задремавшего малыша. — Пытался найти что-то особенное. Что-то, что отразит его сущность — он ведь особенный, наш мальчик. В нем течет кровь двух народов, двух культур.

Я улыбнулась, наблюдая, как сын крепко держит отцовский палец:

— Только давай без экзотики. Никаких пятисложных турецких имен. Он будет расти в России, ходить в русский садик, в русскую школу...

— А я думал назвать его Мехмет-Селим-Кемаль-Паша, — Давид подмигнул, и я рассмеялась, представив, как воспитательница в садике будет выговаривать это имя. — Шучу. Я тоже хочу, чтобы имя было... правильным. Чтобы он никогда не чувствовал себя чужим ни здесь, ни там.

Сын завозился, открыл свои черные пронзительные глаза.

— Как насчет Дениз? — предложила я. — По-турецки означает "море", а звучит вполне по-русски.

— Дениз Давидович? — он поморщился. — Представляю, как его будут дразнить в школе. Нет, нужно что-то более... основательное.

Он задумался, покачивая сына:

— Знаешь, а что скажешь про имя Тимур?

— Тимур? — я попробовала имя на вкус.

— Да. Смотри — для России привычно, в Турции никто не удивится. Имя с историей — был великий полководец Тимур, объединивший под своей властью огромные территории.

— Как символично, — я подошла ближе, погладила тёмный пушок на головке сына. — Учитывая, что наш мальчик тоже объединил два мира.

— Тимур, — повторил Давид. — Тимур Давидович Шахин. В имени Тимур, кстати, есть созвучие со словом "демир" — железо. Сильное имя для сильного человека.

— Который однажды построит мосты между нашими мирами лучше, чем мы смогли? — я посмотрела на Давида, и что-то дрогнуло внутри от выражения его глаз.

— Который возьмет лучшее от обоих народов, — он улыбнулся. — Русскую душевность и турецкую страсть. Русскую широту взглядов и турецкое упорство.

Малыш вдруг улыбнулся во сне — впервые, самой настоящей улыбкой.

— Смотри! — я затаила дыхание. — Ему нравится!

— Значит, решено? — Давид осторожно коснулся губами лба сына. — Добро пожаловать в семью, Тимур Шахин.

Я смотрела на них — таких похожих, таких родных. Отец и сын. Турция и Россия. Прошлое и будущее. Все смешалось, переплелось, создавая что-то новое. Что-то прекрасное.

В эти первые дни материнства время как будто потеряло свой привычный ход. Каждый момент растягивался, наполненный новыми ощущениями, открытиями, чувствами. Я заново училась быть матерью в новом понимании — теперь уже матерью двоих детей.