Развод. Его холодное сердце

ГЛАВА 20

Три недели. Три бесконечные недели без них.

Смотрю на отчеты частных детективов — каждый день новые "зацепки". Мои люди прочесывают Европу: кто-то видел похожую женщину с ребенком в Германии, другой источник клянется, что они во Франции. Но внутренний голос подсказывает — это ложный след. Моя Катя не пойдет очевидным путем. Может она в Азии? Она всегда говорила, что терпеть не может влажный климат…

Естественно, мои люди уже проверили её родственников в России. Там всё чисто. Я это сделал больше для успокоения. Было бы слишком очевидно вернуться к родным, в Санкт-Петербург. Но всё-равно, надо продолжать наблюдение.

Фамильный особняк давит на меня своими стенами.

Я всех ненавижу. Ненавижу своё положение. Ненавижу себя.

Вчера разнес кабинет в щепки — просто потому, что новая горничная поставила вазу не там, где обычно ставила Катя. Теперь слуги шарахаются от меня как от прокаженного, обходят за три метра.

Правильно делают. Я сам себя боюсь.

— Сын! — голос матери врывается в мои мысли вместе с ароматом её приторных французских духов. Она влетает в кабинет, даже не постучав. — Ты слышал? Ясмину наконец выписали! Бедная девочка так настрадалась из-за твоей сумасшедшей русской!

— Прекрати! — мой кулак впечатывается в стол с такой силой, что дорогое дерево трескается. — Не смей говорить так о Кате! Ты же знаешь, что я её люблю!

— Почему ты её всё еще защищаешь? Она сбежала! Бросила тебя при первой возможности! Неблагодарная! Ну и отлично! Скатертью дорога этой... — она осекается под моим взглядом.

— А Марьям? — внутри всё сжимается от мысли о дочери. Где она сейчас? Скучает ли по мне? Помнит ли наши вечерние сказки?

Мать медлит. В её глазах появляется что-то хищное — тот самый взгляд, который я помню с детства, когда она собиралась сделать особенно больно:

— А ты уверен, что она твоя дочь? Эта русская… Нельзя ей доверять…

Что-то больно кольнуло в груди. Нет. Только не это. Марьям — моя копия, мои глаза, мой характер, даже эта упрямая складочка между бровей, когда она о чем-то сосредоточенно думает …

— Посмотри какая красавица твоя невеста! — мать не унимается. — И не просто красавица — выгодная партия! Покровительство министра для твоих фармакологических проектов, расширение производства, выход на международный уровень... Твой отец бы очень гордился таким результатом!

Отец. Всегда отец. Даже после смерти его тень преследует меня.

— Интеллигентная, образованная, из прекрасной семьи, — продолжает мать. — Она будто создана для тебя! Волшебно красивая и какая фигура шикарная — здоровая, крепкая, нарожает тебе наследников! Не то что твоя худосочная бледная Катя. Не думаю, что она тебе сына может родить. Сколько лет прошло? Пять? И только одна дочь... Если вообще ещё от тебя конечно…

— Я сам решу, кто будет рожать мне детей, — говорю уже с угрозой, жёстко, чтобы она унялась наконец кто глава семьи.

— Но что ты такой упрямый!!! Весь в отца!! — мать качает головой, и я вижу, как в её глазах мелькает страх. Боится. Правильно боится. — Прояви уважение, ты должен выполнить его просьбу. Ты обязан чтить традиции и не нарушать законы. Это дело чести. Чести и благополучия твоей семьи! Самого дорого что у тебя есть! Подумай о своих сестрах — они скоро вернутся с учебы из Лондона, им еще жизнь устраивать. Какой позор, если договор сорвется! Итак все уже шепчутся — русская шлюшка едва не убила невесту самого Давида Шахина! А ты ей ничего не сделал, не наказал…

— Я просмотрел камеры, там слепая зона — нет никаких доказательств, что она толкнула Ясмину! Всё хватит, эта тема закрыта! — она вынуждает меня поднять голос, еле сдерживаюсь … Но она же моя мать. Уважение к родителям — святое.

Поднимаюсь по лестнице, в ушах все еще звенит голос матери:

"Сейчас же иди к Ясмине! Бедная девушка уже которую неделю лежит, не выходит никуда. Налаживай отношения как хочешь! Иначе мы все по миру пойдем из-за твоих развлечений!"

В этом вся она — сначала толкает в пропасть, а потом делает вид, что спасает.

Дверь в спальню Ясмины приоткрыта. Из комнаты льется приглушенный свет и восточных благовоний — тяжелый, пряный, будоражащий первобытные инстинкты. Она определенно знает, как создать атмосферу.

Ясмина полулежит на огромной кровати, раскинувшись на темно-бордовых шелках. Рука в гипсе покоится на подушке — она как раненая беспомощная газель с огромными печальными глазами, которые заблестели, как только я вошел в комнату.

На ней полупрозрачная ночнушка из белого шелка, настолько тонкая, что просвечивается и почти ничего не скрывает.

Сглатываю, когда вижу твердые, хорошо очерченные соски под сорочкой.

Шелковый халат небрежно соскользнул с плеча, обнажая смуглую кожу и верхнюю часть груди. Пышной, манящей, немного полноватой, — полная противоположность изящной фигурке Кати.

Мой взгляд против воли прикипает к этой картине. Чертово мужское естество реагирует моментально и меня нельзя за это осуждать. Я не евнух и не монах. От длительного воздержания, само собой, плавятся мозги.

Сколько уже без женщины? Три недели? Месяц? После побега Кати я как в тумане. А тут поневоле засмотрелся на полуголую легкодоступную Ясмину…

Эта женщина уже практически принадлежит мне. Протяни руку и бери!

— Давид, — тонкий голосок обволакивает, как мед. — Мне так одиноко здесь... совсем одной. Пожалей меня… Я так скучаю по тебе.

Она приподнимается на подушках, и шелк натягивается на её формах еще более откровенно. Классическая турецкая красота — все как любил мой отец. Точеная фигура, огненный темперамент, умение соблазнять одним движением ресниц...

— Так жаль, что свадьбу пришлось отложить, — она надувает пухлые губы, потом соблазнительно прикусывает нижнюю губу. — И теперь я заперта в четырех стенах. Может... — её глаза вспыхивают, как у кошки в темноте. — Хотя бы покатаешь меня на яхте? Умираю от желания глотнуть морского воздуха... размять затекшее тело...

Лямка ночнушки медленно, с продуманной небрежностью, соскальзывает с плеча. Еще чуть-чуть, и обнажится грудь. Я почти вижу край темного ореола… В паху становится тесно…

Сглатываю. В горле пересохло, кровь стучит в висках.

Да, я мужчина. Да, у меня есть потребности. И эта женщина, черт бы её побрал, знает, как их разжечь.

На секунду представляю, как срываю с неё легкий шелк... Эти формы, эта страсть, этот темперамент. Она бы отдавалась как дикая кошка, не сдерживаясь, не стесняясь...

Это не то, что я испытывал, когда Катя таяла в моих руках, такая хрупкая, такая доверчивая...

— Хорошо, — мой голос звучит хрипло. — Завтра. У меня будет свободный день.

Ясмина улыбается — торжествующе? Нет, показалось. Она просто рада предстоящей прогулке. Просто скучающая девушка, которая хочет провести хорошо время. Ничего больше.

Выхожу из комнаты, чувствуя, как её взгляд прожигает мне спину. В висках стучит, тело требует своего...

Перед глазами встает лицо Кати.

Её улыбка. Её глаза цвета летнего неба. Её тихий смех, когда я целовал каждую веснушку на её плечах...

Я найду их. А пока... пока можно и правда прокатиться… на яхте.

Чисто деловая поездка. Ничего больше.