Давид (События от его лица на яхте, ранее)
Я оттолкнул её так резко, что она едва не упала.
Мне показалось, или действительно с моря донесся детский голос? Сердце колотилось как безумное.
— Что... что это было? — Ясмина потерла запястья, где остались следы от моих пальцев. В её глазах плескалась обида, смешанная с унижением. — Почему ты...
Она стояла передо мной — прекрасная, полуобнаженная, с разметавшимися по плечам черными волосами. Любой мужчина потерял бы голову.
Но мне вдруг стало противно — от этой картинной позы, от нарочитой сексуальности, от собственной минутной слабости.
— Прости, — я отошел к борту, пытаясь прийти в себя. Волны бились о белоснежный корпус яхты, солнце слепило глаза. — Это ошибка.
— Ошибка? — её голос задрожал от ярости. Она резко схватила полотенце, пытаясь прикрыться — теперь уже не соблазнительно, а стыдливо. — Я ошибка? Да что с тобой такое? Я же вижу, что физически привлекаю тебя! Или... — она вдруг усмехнулась, но за этой усмешкой явно читалась обида. — Может, у тебя проблемы? С ориентацией всё в порядке?
Я рассмеялся — неожиданно даже для себя. Смех вырвался хриплый, почти истерический. В нем было всё — и абсурдность ситуации, и усталость от этого фарса, и тоска по той единственной, чьи поцелуи действительно что-то значили:
— С ориентацией у меня всё отлично. Она направлена строго в одну сторону — в сторону моей жены.
— Бывшей жены, — процедила она, делая ударение на слове "бывшей". — Ты сам подписал бумаги о разводе.
— Жены не по бумагам — по судьбе, — я повернулся к ней, и что-то в моем взгляде заставило её отступить. — Я же говорил тебе с самого начала — я люблю её. Только её. Всегда буду любить только её. Бумаги ничего не значат.
— И что теперь? — она картинно взмахнула руками, полотенце соскользнуло, но она даже не заметила. — Будешь хранить ей верность до конца дней? Она же сбежала! Бросила тебя! Украла твою дочь!
— Я её найду, — в моем голосе прозвучала такая уверенность, что она на секунду замолчала.
— Да что в ней такого особенного? — Ясмина почти кричала, её голос срывался на визг. — Обычная русская девчонка! Ни роду, ни племени! Посмотри на меня! — она шагнула ближе, уперев руки в бока. — Я красивее, моложе, из лучшей семьи! А я... я...
Её голос вдруг сорвался. Она осела на палубу, как подкошенная, закрыв лицо руками. Плечи затряслись от рыданий. Эта внезапная трансформация из гордой соблазнительницы в рыдающую девчонку была настолько неожиданной, что я растерялся:
— Всё пропало... Я пропала...
Я нахмурился. Привык, что женщины расстраиваются из-за моего отказа — уязвленное самолюбие, задетая гордость. Но такое отчаяние?
— Эй, — опустился рядом с ней, стараясь не прикасаться. — Что происходит на самом деле?
Она подняла на меня заплаканное лицо — размазанная тушь, покрасневший нос, дрожащие губы. Где та роковая красавица, что строила из себя восточную Клеопатру?
— Я... я беременна, — выдохнула она.
— Что? — я отшатнулся.
— От Серкана. Нашего садовника. Мы любим друг друга… Уже год. Он такой... настоящий. Простой. С ним я могу быть собой, а не куклой, которую все хотят видеть.
Она вытерла слезы дрожащей рукой:
— А отец... он решил, что я "порчу репутацию семьи" своими романами. Обрадовался, когда появилась возможность выдать меня за тебя. Думал, остепенюсь. Стану "правильной" женой для "правильного" мужа.
Она горько рассмеялась:
— Не знал только, что уже поздно. Если узнает... — её передернуло. — Он убьет меня. В прямом смысле. У нас такое случается, ты же знаешь. Честь семьи...
— И давно ты... — я кивнул на её живот.
— Три месяца, — она обхватила колени руками, съежившись, как испуганный ребенок. — Скоро будет заметно. А отец... у него связи везде. Куда бы я ни сбежала — найдет.
Я смотрел на неё — такую юную, испуганную. Совсем не похожую на ту роковую красавицу, что строила из себя соблазнительницу пять минут назад. И вдруг понял — мы с ней похожи. Оба в ловушке чужих ожиданий, оба разрываемся между долгом и любовью.
— Послушай, — я взял её за плечи. — У меня есть предложение. Чисто деловое.
Она подняла голову:
— Какое?
— Мы поможем друг другу. Я не выдам твой секрет. Ты родишь, все будут думать — мой ребенок. А ты... ты не будешь мешать мне жить с Катей.
— Но...
— Это выгодно всем. Твоя репутация не пострадает, отец будет доволен. Мой отец перестанет переворачиваться в гробу — я выполнил обещание, женился на тебе. А через пару лет, когда всё устаканится, спокойно разведемся.
— А Серкан?
— Найдем ему работу подальше отсюда. Будете видеться тайно. Потом, когда все успокоится — воссоединитесь.
Она долго молчала, глядя на море.
— Спасибо, — наконец прошептала. — Ты... ты хороший человек, Давид.
— Я эгоист, — усмехнулся я. — Просто так нам обоим будет удобнее.
Она ушла в каюту — переодеться и прийти в себя. А я смотрел на море и думал о Кате.
Облокотился о борт, глядя, как солнце играет на волнах.
Катя любила это место. Мы часто приплывали сюда — только вдвоем, вдали от чужих глаз. Здесь мы придумывали имя для Марьям...
А теперь здесь была другая женщина. И этот поцелуй... Я с отвращением вытер губы.
Что на меня нашло? Неужели настолько ослаб, что готов утешаться женщиной к которой ничего не чувствую?
"Ты просто мужчина," — издевательски произнес в голове отцовский голос. — "У тебя есть потребности. Красивая женщина сама падает в твои объятия — бери, что дают. Почему нет?"
Но я не хочу "брать, что дают". Я хочу свою жену. Свою семью. Своё счастье. На минуту задумался о том, что если всё бросить, просто сбежать. И плевать на всех, на всё…
Но… сразу перед внутренним взором возник хмурый взгляд отца, который недовольно качал головой. Нет, я не сам по себе, на мне ответственность за других.
История Ясмины неожиданно тронула меня. Может, потому что я сам знаю, каково это — когда долг перед семьей сильнее любви. Когда приходится играть роль, установленную другими.
Где сейчас Катя и Марьям? Почему поиски не дают результатов? Может, нанять других людей? Или...
Тряхнул головой и нырнул в прохладную воду. Нужно смыть этот странный день. И эту бесконечную тоску и липкое чувство вины перед Катей.
Вода была идеальной — прохладная, но не холодная. Я поплыл вдоль бухты, наслаждаясь тишиной. Здесь, под водой, можно было наконец быть собой. Не наследником империи Шахин, не образцовым женихом, не главой семьи — просто человеком, который тоскует по любимой.
Где-то там, в большом мире, она прячется от меня. Моя Катя. Мой голубоглазый ангел. С моей дочерью и...
Вынырнул, набирая в легкие воздух. Чайки кричали над головой — будто насмехались над моей беспомощностью.
Нужно менять стратегию поисков. Эти идиоты-детективы ищут не там. Они прочесывают Европу, а я... я чувствую, она где-то ближе. Может быть, в России? Это было бы слишком очевидно, поэтому...
— Давид! — голос Ясмины с палубы. — Там звонят из офиса. Что-то срочное.
Чертыхнувшись, поплыл к яхте. Работа не ждет. Империя требует внимания. А сердце... что ж, ему придется потерпеть.