Развод. Его холодное сердце

ГЛАВА 46

Следующие дни летят очень быстро.

Давид не отходил от нас ни на шаг — менял памперсы, помогал с кормлением, носил малыша, когда тот капризничал. Кто бы мог подумать, что грозный турецкий бизнесмен может часами напевать колыбельные?

Каждое утро я просыпалась в палате, утопающей в цветах. Белые пионы, чайные розы, орхидеи — он помнил все мои любимые. Медсестры шептались, что такой роскошной выписки в их роддоме ещё не видели.

И правда — когда настал день выписки, у входа нас ждал оркестр. Живая музыка, море цветов, воздушные шары. В воздухе кружились первые снежинки — природа словно благословляла этот момент своей чистотой.

Давид держал сына так бережно, словно это был хрустальный сосуд с бесценным содержимым. Его глаза сияли гордостью и счастьем.

Маша прыгала вокруг нас, размахивая огромным плюшевым мишкой:

— Мой братик! Мой маленький братик! Папа, смотри, какой он крохотный! А почему он всё время спит? А когда мне можно с ним поиграть?

Мама не скрывала слёз, прижимая к груди букет пионов:

— Господи, доченька... Такой красавец! Вылитый папа! — она украдкой бросила взгляд на Давида, и я заметила, как смягчилось её лицо.

Папа держался чуть в стороне, но я видела, как блестят его глаза, когда он смотрит на внука:

— Богатырь! Настоящий русский богатырь! — И тише, почти шепотом: — С турецким характером.

Алекс стоял поодаль, хмурый и настороженный.

Они с Давидом обменялись холодными кивками — два хищника, временно соблюдающие перемирие ради общего блага. Но даже мой вечно недоверчивый брат не мог сдержать улыбки, когда малыш вдруг открыл глаза и посмотрел на него своим серьезным взглядом.

— Ну, копия отца, — проворчал он, но в голосе слышалась теплота. — Такой же упрямый будет.

Давид, к моему удивлению, рассмеялся:

— Надеюсь, возьмет лучшее от обоих родителей. Упрямство от меня, а доброту и мудрость — от мамы.

Неожиданно Алекс протянул ему руку:

— Смотри, не обижай их больше. Ни сестру, ни детей.

— Клянусь жизнью, — Давид пожал протянутую руку. — Больше никогда.

А я... я была слишком счастлива, чтобы думать о прошлых обидах. Слишком переполнена любовью к этому крошечному существу, которое каким-то чудом смогло соединить два мира, две культуры, растопить лед недоверия.

Малыш спал на руках у отца, не подозревая, какое чудо он совершил своим появлением. Над нами кружились снежинки, музыка сливалась с детским смехом Маши, а я думала — может быть, иногда нужно создать новую жизнь, чтобы начать свою собственную заново?

Дома нас ждало маленькое семейное торжество — без лишней пышности, только самые близкие. Мама колдовала на кухне, наполняя дом уютным запахом свежей выпечки, папа с гордостью демонстрировал собранную своими руками детскую кроватку. Алекс, верный своей дотошности, в третий раз проверял температуру в детской и работу увлажнителя воздуха.

Маша носилась по дому, показывая каждому гостю игрушки, приготовленные для братика:

— А это зайчик, чтобы не скучал, когда спит. А это мишка — я ему своего отдала, самого любимого. А это...

Я наблюдала за этой суетой и чувствовала странное умиротворение. Сын спал на моих руках, изредка причмокивая во сне — такой маленький, но уже такой любимый всеми.

Когда гости стали расходиться, мама, окинув критическим взглядом мои круги под глазами и явно нездоровую бледность, решительно заявила:

— Я остаюсь помогать. Первые недели самые сложные, тебе нужна поддержка. — Она поправила мне плед на коленях тем особым материнским жестом, который я теперь и сама начала понимать глубже. — Ты же совсем измучилась, доченька.

— Я мог бы... — Давид подался вперед с неожиданной робостью, которая так не вязалась с его обычной уверенностью. В глазах мелькнуло что-то похожее на надежду. — Если позволишь, я бы хотел помочь. Побыть с вами первое время. Недолго, конечно, мне ещё нужно решить кое-какие дела в Турции…

Я опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. Слишком много всего — усталость после родов, водоворот эмоций, его постоянное присутствие последние дни... Его забота трогала до глубины души, но вместе с тем пугала. Слишком свежи были воспоминания о прошлых обидах.

— Спасибо, но... не нужно. Мама поможет.

Тень разочарования мелькнула на его лице, но он быстро справился с собой. Только сильно стиснутые челюсти выдавали напряжение:

— Конечно. Понимаю. Но если что — звони в любое время, днем или ночью. Я примчусь. Кстати, я теперь буду часто бывать в Питере.

— Правда? — я невольно подняла глаза, удивленная этим заявлением.

— Да. Открываю здесь фармацевтическое производство. Давно планировал выход на российский рынок.

"Давно планировал? С каких это пор?" — вертелось на языке, но я промолчала. Слишком хорошо знала его деловую хватку — если Давид Шахин что-то решил, он добьется своего любой ценой.

Позже, когда все разошлись, я стояла у окна, баюкая сына. Его тёплое дыхание щекотало мою шею, такое родное, успокаивающее. В этот момент я заметила, как черный внедорожник Давида, вместо того чтобы повернуть к центру города, свернул во двор соседнего особняка — который много лет стоял заброшенным, притягивая взгляды своей загадочной красотой.

— Ну конечно, — пробормотала я, качая головой. — Как я сразу не догадалась...

Сын завозился у груди, открыл глаза — такие же черные, как у отца. Посмотрел с той же пронзительной серьезностью, точно как Давид в минуты важных решений! Надо же!