Развод. Его холодное сердце

ГЛАВА 14

Катя

(спустя время после помолвки)

Стук в дверь разбудил меня на рассвете. Резкий, требовательный — так стучат не прислуга, а хозяева.

Я едва успела открыть глаза, как в спальню ворвалась целая армия слуг. Фатима, которая всего месяц назад встречала нас с таким подобострастием, когда мы переехали в особняк после смерти свёкра, теперь старательно отводила взгляд. Мехмет, который еще вчера почтительно распахивал передо мной двери, теперь молча сдергивал шторы, даже не глядя в мою сторону.

Как легко рушится показное уважение, когда ты теряешь статус жены.

В этом огромном особняке, куда мы переехали совсем недавно, я все равно чувствовала себя чужой. А теперь это чувство стало просто осязаемым — меня буквально вычеркивали из пространства этого дома.

— Что происходит? — я набросила на себя халат, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства.

— Происходит то, что должно было случиться давно, — Айлин появилась в дверях при полном параде несмотря на ранний час. Её глаза сияли триумфом. — Ты не должна была занимать эти комнаты с самого начала. Это спальня хозяйки дома, а не... — она презрительно скривила губы, — временной гостьи. Ты переезжаешь туда, где тебе место — в крыло для прислуги.

— Что? — воздух словно выкачали из комнаты. — Но Давид...

— Давид в командировке, — она произнесла это с особым удовольствием, смакуя каждое слово. — А эта спальня теперь принадлежит настоящей хозяйке — Ясмине, будущей жене Давида. Той, кого мы всегда ждали в этом доме.

Пять лет моей жизни, пять лет любви и преданности её сыну она просто не замечает! Весь этот период перечеркнут одним росчерком пера на документе о разводе.

В голове молнией пронеслась сцена перед отъездом Давида — как я оттолкнула его, как отказала в близости...

Неужели это его месть? Такая мелочная, такая недостойная мужчины расправа за отказ? Или он давно это планировал?

Тошнота подступила к горлу — от унижения, от понимания, что человек, которому я верила, мог опуститься до такой подлости. Воспользовался своим отъездом, чтобы не видеть последствий своего решения, не смотреть мне в глаза...

— Эти шторы снять, — командовала свекровь, оглядывая комнату, а её тон звучал как приговор. — Обои переклеить. Ясмина предпочитает более темные тона — бордовый, глубокий синий. И конечно, — она провела пальцем по спинке кровати, словно стирая следы моего присутствия, — кровать нужно заменить. Моя девочка уже выбрала чудесный вариант из Италии.

"Моя девочка."

Интересно, она репетировала эти слова перед зеркалом? Готовилась, как заботливая свекровь примет новую невестку?

В дверях показалась сама Ясмина — в элегантном домашнем платье, с идеальной укладкой. В восемь утра.

— О, не стоило так рано, — проворковала она с деланной заботой. — Я бы не хотела причинять неудобства...

Её глаза говорили обратное — она упивалась моментом.

Я смотрела, как разбирают комнату, в которой я провела всего несколько недель. Даже распаковать все вещи не успела — некоторые коробки так и стояли в углу. А теперь их просто перенесут в другое крыло дома, словно ненужный хлам.

Меня проводили — точнее, конвоировали — в новую "комнату". Это была каморка в дальнем крыле дома, куда даже солнце не заглядывало из-за разросшихся деревьев за окном. Десять шагов в длину, семь в ширину. Вместо гардеробной — узкий шкаф, вместо туалетного столика — шаткая тумбочка. Единственная лампочка под потолком отбрасывала тусклый желтый свет, делая комнату похожей на больничную палату.

— Мамочка, почему мы здесь? — Маша прижалась ко мне, испуганно оглядывая тесное пространство. — А где мои игрушки?

— Их принесут, солнышко, — я погладила её по голове, чувствуя, как сжимается сердце. — Это... временно.

— А почему тетя Ясмина в нашей комнате?

Я крепче обняла дочь. Вот она — настоящая тюрьма. Без прикрас, без позолоты, без иллюзий.

Ненавижу, ненавижу тебя, Давид! Ты позволяешь им унижать мать своего ребенка. Ты пожалеешь. Клянусь, ты горько пожалеешь...

Я крепче обняла дочь, испытывая ни с чем не сравнимую ярость.

Месяц назад он убеждал нас, что переезд в родовое гнездо Шахин — это шаг к лучшей жизни.

Теперь же...

Новая волна тошноты подступила к горлу. Я едва успела добежать до ванной комнаты, захлопнуть дверь...

Холодная вода из-под крана не помогала унять дрожь. В тусклом свете я увидела свое отражение в треснувшем зеркале — бледное лицо, растрепанные волосы, глаза, словно лишённые жизни.

"Нет, — я помотала головой, не желая верить. — Только не это…"

Но сердце уже знало ответ.

За дверью послышались шаги — слуги вносили коробки с нашими вещами. Теперь это наша реальность. Каморка прислуги, презрительные взгляды, шепот за спиной.

Телефон в кармане халата завибрировал. Сообщение от Андрея: "Встречаемся сегодня. Есть новости."

"Быстрее, — беззвучно взмолилась я, прижимая ладонь к пока еще плоскому животу. — Пожалуйста, быстрее."

Когда я вышла из ванной, борясь с тошнотой, первое, что я услышала — звонкий смех Маши. А затем голос, от которого внутри все заледенело:

— Смотри, какая красивая кукла, Марьям! Она одета как настоящая турецкая принцесса. А вот её дворец, — Ясмина театрально раскрыла миниатюрный позолоченный домик. — Такой же красивый, как наш дом, правда?

Ясмина сидела на полу рядом с моей дочерью, расправляя пышные шелковые юбки куклы в национальном костюме. Каждый её жест был идеально рассчитан — от материнской улыбки до того, как она заправляла выбившуюся прядь волос Маши за ухо.

— А кто она? — Маша потянулась к маленькой короне, украшавшей голову куклы.

— Она настоящая принцесса, — Ясмина улыбнулась еще шире. — Как и ты, милая. А теперь, — она погладила Машу по голове своими пальцами, унизанными золотыми кольцами, — ты должна называть меня мамой. Ведь я теперь главная жена твоего папы…

Маша растерянно посмотрела на куклу, потом на Ясмину, её маленькое личико нахмурилось, пытаясь осмыслить услышанное.

Я уже не могла сдерживать свою ярость!

Я подлетела к ним, схватила Ясмину за локоть и буквально выволокла из комнаты:

— Не смей! Не смей даже приближаться к моей дочери! Можешь иметь какие угодно договоренности с Давидом, но я — её мать! Единственная мать! И матерью МАША будет называть только меня!

Ясмина вырвала руку, и произошла удивительная трансформация — её идеальная маска благовоспитанной невесты слетела в одно мгновение, глаза сузились, ноздри хищно раздулись:

— Ты? — она нагло рассмеялась мне в лицо. — Ты никто! Просто русская шлюха, которую Давид подобрал от скуки! Турецкие законы на нашей стороне — Марьям будет жить с отцом! А ты... — она окинула меня презрительным взглядом, — будешь драить полы в этом доме по моему приказу!

— Заткнись! — я сделала шаг к ней, чувствуя, как кровь стучит в висках.

— О, правда глаза колет? — её глаза сверкнули злым торжеством. — Думаешь, Давид тебя любил? Между нами уже давно всё было! Он сказал, что я самая роскошная женщина в его жизни, что до меня он не знал настоящей любви! Что ты была просто... развлечением. Экзотикой. Экспонат в коллекции — русская кукла, которую можно показывать друзьям!

Я отшатнулась, словно от удара. Ясмина, размахивая руками, пыталась меня ударить и продолжала выплевывать свой яд:

— Ты дура, если думаешь...

Она не договорила. Её двенадцатисантиметровый каблук зацепился за край ковра на верхней площадке лестницы. Я увидела, как расширились её глаза от ужаса, как взметнулись руки в попытке ухватиться за перила...

Слишком поздно.

Она падала, словно в замедленной съемке — шелковое платье взметнулось вокруг неё, черные волосы рассыпались в воздухе...

А потом время снова ускорилось, и Ясмина покатилась по мраморным ступеням, глухо ударяясь о каждую. Грохот падения эхом разнесся по всему дому.

— Помогите! — её крик был больше похож на театральный вопль. — На помощь!!!

Айлин появилась словно из-под земли, за ней вбежали слуги.

— Она! — Ясмина направила дрожащий палец в мою сторону, хотя в глазах не было и тени боли или страха. — Она толкнула меня! Хотела убить! Она ревнует, потому что Давид любит меня!

— Что?! — я задохнулась от возмущения. — Ты сама...

— Убийца! — завизжала Айлин. — Ты специально это сделала! Ты не можешь смириться с тем, что мой сын выбрал достойную женщину!

— Вызовите скорую! — простонала Ясмина, хватаясь за живот. — Мой ребенок! Я могу потерять… ребенка Давида!

В этот момент входная дверь распахнулась.

На пороге стоял Давид.

И его взгляд не предвещал ничего хорошего...