Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Глава 39. НОВОБРАНЦЫ

Нас выстроили в две шеренги лицом друг к другу. Каждого внимательно осмотрели, и когда увидели грязных, оборванных, без штанов и обуви, то от души посмеялись над ними. В конце осмотра старший сержант согнал улыбку с лица и распорядился:

– Слушай мою команду! Первая шеренга нале- вторая напра-во! Прямо шагом марш в баню!

Команды выполнялись на удивление правильно и чётко. Хотя почему «на удивление»? Мы же все ещё в детстве в школе учились военному делу. Но в баню, кстати, мы попали не скоро. Пришлось возвращаться в город. Спускались по извилистой дороге, прошли по мосту над бурной горной рекой – притоком Куры. Пройдя метров сто по улице, повернули к небольшому двухэтажному зданию. Нас завели в довольно просторное помещение, в котором выстроили вдоль двух стен. Два солдата принесли по охапке холщовых мешков. Командиры приказали раздеться догола. Начали описывать одежду, обувь, головные уборы. Записали даже мой рюкзак. Всё это укладывали в мешки. У желающих отправить свои вещи домой брали домашние адреса. Я был среди них; у меня были новые, специально купленные для поездки в армию телогрейка, брюки и рюкзак. Забегая вперёд, скажу – вещи мои домой так и не вернулись, хотя и могли ещё пригодиться. Перед помывкой командиры также забрали ценные вещи: часы, кольца, деньги и тому подобное, записав у себя в блокноте, а после бани раздали обратно. У меня было немного денег – мне их потом вернули.

В этом же помещении солдаты, похожие на санитаров, постригли нас под машинку. Уже после стрижки отправляли непосредственно в «моечную часть» бани. И тут ждало последнее препятствие – у самой двери на волосяную часть лобка нам намазывали тестообразную серую вонючую массу и просили не смывать её в течение десяти минут.

Я впервые видел в бане душевые, и с удивлением смотрел, как вода сама лилась сверху на голову и тело. Правда, были тут и знакомые мне тазики. Когда мы помылись и отмыли «замазку» с наших лобков, то под ней не оказалось растительности – как будто бритвой сбрили, только кожа чуть порозовела.

После мытья нас голышом направили на второй этаж получать обмундирование. Оно было сложено стопками по размерам. Опытные «банщики» каждого направляли к определённым стопкам и просили примерить не торопясь. Вначале надевали нижнее бельё: кальсоны и рубашку из белого ситца. Затем брюки-галифе и гимнастёрку с зелёными погонами, ремень, шапку, кирзовые сапоги с фланелевыми портянками. Тех, кто не умел наматывать портянки, тут же учили. Затем каждому выдали вещмешок с куском мыла и полотенце.

Надев военную форму, мы очень изменились. Рассматривали себя в зеркало, глядели друг на друга и, «не узнавая», смеялись. Теперь все стали друг на друга похожими. По команде пошли вниз. На первом этаже постригали очередных голеньких новобранцев – значит, конвейер работал. Оно и понятно, нас привезли триста человек, сразу всех не помоешь и не переоденешь.

На улице нас построили в три колонны, каждую из которых возглавлял младший сержант. Общее руководство осуществлял сержант старший. Двинулись. Когда подошли к мосту, поступила команда «Вольно!», поскольку нельзя ходить по мосту «в ногу». Когда проходили мост, я смотрел не только в бурлящую воду, но и обозревал окрестности. Был уже вечер, около девяти часов. На берегу реки возвышалась огромная скала. Высотой она была, наверное, метров под сорок и тянулась влево от дороги на добрую сотню метров. На вершине этой скалы светили огнями какие-то строения, и выделялось одно высокое, огромное, тёмное, неосвещённое здание. Тут сержант снова начал отсчёт: «Раз, раз, раз-два-три!» – и мы снова стали подниматься по извилистой дороге к штабу. Навстречу нам попался ещё один строй только отправляющихся в баню новобранцев.

Мы дошли до ворот штаба. В этот раз нам их открыли, и мы строем вошли на территорию уже своей воинской части. Нас подвели к казарме, которая станет нашим домом на три учебных месяца. В казарму заводили по десять человек. Она представляла собой очень большое одноэтажное помещение, посередине в два ряда – двухэтажные нары. Казарма была рассчитана на роту солдат – около 120 человек. На нарах были уже заправлены постели. Каждому отделению (12 человек) были уже заранее определены места, среди них можно было выбрать то, которое тебе больше нравилось. Я облюбовал место на втором этаже нар. А когда я оглянулся назад, в большом окне увидел как на ладони светящийся огнями город и поблескивающую внизу реку. Получается, что мы попали в одно из тех зданий, которые светили на скале, когда мы проходили по мосту.

Перед сном нас сводили в столовую, которая находилась почти рядом с казармой. Столы были рассчитаны на шесть человек, на каждом стояла кастрюля с гречневой кашей, алюминиевые чашки стопкой, ложки – тоже алюминиевые, эмалированные кружки и металлический чайник с чаем. Каждому строго по кусочку хлеба. Мы расселись за столы в ожидании, когда нас обслужат. Подошедший сержант сказал:

– Накладывайте, наливайте сами в чашки и стаканы.

Кто-то спросил:

– А вдруг кому-нибудь не достанется?

– Тогда завтра он сам будет раздавать и себя, надеюсь, не обидит, – ответил сержант. Все засмеялись. У нас за столом нашёлся смельчак, который раздал всем практически поровну, всем хватило.

Наутро было первое пробуждение по армейской команде:

– Рота, подъём!

Поднимались по-разному: кто-то быстро, другие кое-как, а третьи вообще не проснулись. Командиру отделения пришлось будить их персонально. Засонь предупредили: в случае повторения они будут наказаны. Для меня утреннее пробуждение никогда не было проблемой, я встал одним из первых. Поступила команда строиться на физзарядку без шапки и ремня, но в гимнастёрке с расстёгнутым воротом. Зарядка оказалась довольно интенсивной: бег по кругу и общеразвивающие упражнения. Занятия вёл помощник командира взвода по фамилии Серин – красивый молодой старший сержант, взрослее нас, наверное, года на три, с приятным, звонким и певучим голосом. Команды он отдавал с весёлым настроением и улыбкой.

На улице стало светло, и я рассмотрел, где мы находимся. Оказались мы на территории средневековой, а может, и более древней военной крепости. По периметру высились полуразрушенные, но местами по-прежнему высокие крепостные стены с круглыми башнями, темнеющими бойницами на нескольких уровнях по кругу. Самая большая башня – высокая и широкая, квадратная внизу – имела большую арку, располагавшуюся над входом на территорию крепости. Скорее всего, здесь когда-то находились крепостные ворота. Эта башня тоже имела бойницы, но кроме них были и обычные окна. Все крепостные постройки были выполнены из камня.

Сам город Ахалцихе (в переводе на русский «Новая крепость») и бастион были заложены армянами ещё в двенадцатом веке. Ахалцихе хоть и находился на территории Грузии, но основным его населением были армяне. Город и крепость строились для защиты от внешних врагов, главным образом – от Османской империи. Турки были основными врагами армян и не давали им спокойно жить. В шестнадцатом веке город всё-таки был захвачен турками, и они владели им в течение двухсот пятидесяти лет. В 1829 году по итогам Адрианопольского мирного договора между Россией и Турцией Ахалцихе был присоединён к Грузии, находившейся в составе Российской империи. Крепость к тому времени была частично разрушена, и всерьёз её восстановлением никто не занимался. После Гражданской войны на территории крепости стал базироваться пограничный отряд, в котором мне и предстояло служить в течение трёх лет.

Пожалуй, хватит истории, теперь снова о прозе жизни. После физзарядки нас ввели в казарму и стали учить заправлять постели. Дело оказалось непростым, но вполне выполнимым. Тридцать постелей, находящихся в одном ряду, должны были быть заправлены одинаково и выровнены по шнуру.

После завтрака нашу роту выстроили на крепостной площади. Началось окончательное формирование отделений и взводов. Пришло ещё пополнение из грузин, примерно по пятнадцать человек на каждую роту. Их распределили по одному-два в каждое отделение. Затем стали вызывать новобранцев по фамилии и строить в одну шеренгу. В моё отделение попали двенадцать человек из Свердловского призыва и один грузин по фамилии Гелашвили. Это был маленький крепыш. Казалось, что рукава его гимнастёрки и штанины галифе вот-вот лопнут – настолько его мышцы были рельефны и накачаны. Нам представили командира отделения – младшего сержанта Петрунина. Мы его уже знали, он водил нас в баню и столовую вместе со всем взводом. Мне он сразу не понравился: неприятный взгляд выпученных глаз, на лице постоянная пренебрежительная ухмылка. Командир построил нас по ранжиру. Самым высоким из нас оказался Якушев, вторым – Максимов из Красноуральска, за ним Карманов из города Полевского. Я был четвёртым, а за мной стоял Иван Панин из Дегтярска и так далее до Ячменева – самого маленького по росту из уральцев, но единственного, как впоследствии выяснилось, женатого. Замыкал же строй грузинский крепыш.

В таком порядке мы в течение трёх месяцев ходили друг за другом «цугом». Таким же образом были сформированы ещё два отделения, которые вместе с нашим образовали один взвод. Тут я заметил в строю первого отделения своих Талицких земляков. Они стояли на разных «полюсах» – Молодцов первый, а Мосин – последний. Но я был доволен, что мы попали в один взвод.

Помкомвзвода дал команду:

– Смирно!

К вытянувшимся в струнку отделениям подошёл лейтенант и приветствовал:

– Здравствуйте, товарищи солдаты!

– Здравия желаем, товарищ лейтенант! – нестройно ответил хор голосов. Тем не менее командир браниться не стал, а представился:

– Лейтенант Иванов, ваш командир взвода, прошу любить и жаловать. – Он обошёл наш строй кругом, осмотрел своё «войско». Был он не богатырского телосложения, среднего роста, 25–27 лет от роду. Лицом симпатичен, но стремился придать ему суровость.

Все три взвода перестроили в одну колонну и дали команду: «Нале-во!» Ротой командовал старший лейтенант, и он предупредил:

– Сейчас подойдёт знакомиться с вами командир роты капитан Баранов, и вы ему должны дружно ответить: «Здравия желаем, товарищ капитан!»

Когда подошёл капитан, у нас всё получилось чётко и громко, как по нотам. Что значит – предупреждены! Капитан Баранов был высок ростом, строен, подтянут, со шрамом на лице и заметно искривлёнными губами. «Последствия ранения на фронте», – решил я. Ему было уже за тридцать, на вид он был очень строг. Вообще-то так оно и было. Однако, хотя все солдаты и даже сержанты его боялись, за весь учебный курс он никого не наказал и не обидел.

После обеда нам был положен час отдыха. Командир отделения приказным тоном сообщил:

– Вам нужно передать мне по пятнадцать рублей на «новогодние подарки».

Мы опешили. Я попробовал возразить:

– До нового года ещё два месяца!

– Вас не спрашивают, – отрезал он. Потом чуть смягчился: – Эти «подарки» вам понадобятся с сегодняшнего дня. У кого нет денег – удержат из месячного пособия, которое составляет 30 рублей. Магазин принадлежит нашей воинской части.

Младший сержант попросил одного солдата взять вещмешок и пойти с ним в магазин. Они ушли, а мы легли отдыхать. После подъёма увидели свои «подарки» – в бумажных пакетах были уложены необходимые солдатские принадлежности: три иголки, пара катушек ниток (белых и зелёных), три подворотничка, пластиковая дощечка, паста и щётка для чистки до блеска пуговиц и пряжки ремня. Ещё там обнаружилась зубная щётка и зубной порошок, сапожный крем и опять щётка. Вот и весь «подарок».

Первое, чему нас учили – чистить металлические пуговицы гимнастёрки. Пластиковая дощечка с круглым отверстием и узким продольным вырезом посередине нужна была, чтобы все пуговицы собрать вместе, и заодно предохраняла одежду от пасты и грязи при чистке. Тут же все впервые начистили свои пуговицы.

– Сапоги чистить будете не в казарме, а на улице или в туалетном помещении, где находятся умывальники и специальные скамеечки для чистки обуви, – сказал нам командир отделения. – Завтра утром проверю. А теперь будем учиться подшивать подворотнички. Взяли белые нитки, вдели в игольное ушко, приложили к вороту гимнастёрки с внутренней стороны и пришиваем так, чтобы он был виден вокруг, но выступал не более чем на два миллиметра.

Далеко не у всех это получилось сразу, и провозились мы с шитьём не менее получаса. После небольшого перерыва нас стали знакомить с воинскими званиями от рядового до маршала – по знакам различия на погонах. Вот такую науку нам преподали в первый же учебный день. Далее был ужин и свободный час, когда можно было погулять по территории учебной части или посидеть в казарме.

Перед сном вечерняя поверка, на которую пошли всем взводом под командованием помкомвзвода. Он повёл нас за пределы штабных ворот на широкую асфальтированную площадь, называемую учебным плацем. После переклички нас начали учить ходить строем, не мешая друг другу. После команды «Взвод, стой!» провели небольшое совещание по выбору запевалы. На вопрос командира, кто желает быть во взводе запевалой, ответом была тишина.

– Тогда скажите, кто хорошо поёт, – настаивал он.

– Молодцов, – произнесло чуть не хором несколько голосов из строя. Мой голос тоже прозвучал.

– Кто Молодцов? – спросил командир.

– Я, товарищ старший сержант, – ответил стоявший первым в строю мой земляк.

– Вы согласны быть запевалой?

– Согласен, но я не знаю строевых песен.

– Я вам дам сейчас несколько отпечатанных строевых песен. Вы должны выучить хотя бы одну, а завтра вечером споём.

Все, кто ехал в нашем вагоне, знали, как чудесно поёт Илья. Мы ещё разочек прошлись строевым шагом по плацу и вернулись в казарму. По команде «Рота, отбой» закончился наш первый день учёбы.