Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Глава 54. САМОЛЁТ

Как-то в октябре послали нас с Витей Соловьёвым в дневной наряд на самую высокую часть участка заставы – гору Кюмбет. Там ещё летом был построен блиндаж, около которого мы и расположились, чтобы наблюдать за большим пространством как на турецкой стороне, так и на нашей. День был чудесный. Ярко светило солнце, на небе ни облачка, температура градусов десять-пятнадцать ниже нуля. Я стал наблюдать в бинокль за горизонтом в нашем тылу, а Витя смотрел за границу. На фоне снежных гор я вдруг увидел полуразрушенное здание. Не веря своим глазам, попытался более подробно присмотреться к контурам здания. Что удивительно – я никогда раньше там ничего подобного не замечал. Задал себе вопрос: «А не мираж ли это?»

– Что ты там так долго рассматриваешь? – вывел меня из задумчивости вопрос Вити.

– Я увидел чудо, – просто ответил я. – Посмотри вон там! – Я указал ему направление и передал бинокль. Он тоже удивился:

– Правда, чудо.

– Мы обнаружили древний дворец грузинской царицы Тамары, – сказал я шутя.

– Да ну, – возразил мой товарищ. – В таком безлюдном месте дворец не построишь.

– Ну тогда это бывший монастырь. Или тюрьма.

– Да, это возможно. Но это точно не крепость, иначе остались бы развалины башен или крепостных стен. А тут просто огромное полуразваленное здание…

Не успели мы до конца обсудить свои догадки, пусть даже фантастические, как услышали в небе громкий гул самолёта, который пролетел прямо над нами на высоте не более сотни метров. Двигался он из Турции в СССР, то есть удалялся в глубь Грузии. Мы хорошо рассмотрели самолёт. Никаких опознавательных знаков на нём не было.

Нашей задачей было срочно сообщить по телефону о нарушении воздушной границы. Мы с Витей были на лыжах, которые ещё не успели снять с ног. До телефонной линии с розеткой на опоре было где-то метров двести спуска с горы. Не сговариваясь, мы ринулись вниз по склону Кюмбета. Телефонная трубка была у меня как у старшего наряда.

Мы одолели почти всю дистанцию, когда перед нами возникло непредвиденное препятствие. В паре метров от опоры с розеткой из-под снега виднелась каменная гряда, уходящая вширь почти по всему склону. Витя мчался впереди меня. Достигнув гряды, он по-горнолыжному лихо перескочил через неё, но затормозить на другой стороне не смог и проехал вниз довольно далеко. Я же решил проехать на лыжах по камням, надеясь, что они меня затормозят, и я окажусь у розетки. Не учёл я лишь скорости своего движения и тормозные свойства каменистой поверхности. В результате метра два я проехал по камням, а дальше меня бросила вперёд сила инерции, и я «щучкой» перелетел оставшееся расстояние до самой опоры. Пролетел бы и дальше, если бы не умудрился в последний момент обхватить эту самую опору руками. Проверять, не сломал ли я себе чего при падении, было некогда, и поэтому я лёжа дотянулся до розетки (благо, она располагалась низко), подключил телефонную трубку и передал сообщение о самолёте-шпионе. С момента пролёта нарушителя прошло всего лишь секунд двадцать. Лишь потом я поднялся на ноги и убедился, что со мной всё в порядке, не считая нескольких мелких ушибов.

Как мы знали, наши самолёты-перехватчики базировались на аэродроме в соседнем погранотряде в городе Ахалкалаки. Дежурные истребители были готовы к вылету в любую секунду. О «нашем» самолёте-нарушителе тут же сообщили на аэродром, а затем было поставлено в известность начальство. Потом нам рассказали, что вылетевшие на перехват самолёты принудили нарушителя приземлиться на аэродром.

На боевом расчёте в тот же вечер начальник заставы перед строем объявил нам от имени командования благодарность за быстрое и чёткое сообщение о самолёте-шпионе. Каждый пограничник мечтал задержать нарушителя границы и получить за это награду – отпуск домой на десять дней (не включая дорогу). Но мы с Витей не смогли поймать самолёт за хвост, поэтому отпуска не заработали. Зато нас поощрили направлением на две недели в дом отдыха нашей части, расположенный на территории штаба третьей комендатуры, к которой мы тоже относились.

Когда нам сообщили об этом, мы, конечно, обрадовались. Для меня это вообще был первый выход за территорию заставы, и это почти за целый год службы на ней. Вите Соловьёву уже приходилось бывать в комендатуре, но по куда менее радостному поводу – по пути на гауптвахту.

Готовиться мы начали ещё с вечера, потому что выходить надо было рано утром. Путь предстоял неблизкий – 25-30 километров пешком, хотя идти нужно было всё время вниз. Утром каптенармус выдал нам сухой паёк. Взяли с собой карабины с подсумками патронов – так положено, рядом граница. Благополучно добрались до дома отдыха – уставшие, но в хорошем расположении духа.

Время было послеобеденное. Нам показали, где мы будем отдыхать, и проводили в столовую. Там нас сытно накормили. Мы обратили внимание, что в столовой и на кухне работают женщины и девушки – для нас это было необычно. Мы ещё были в столовой, когда туда вошёл дежурный по комендатуре и спросил нас:

– Фёдоров и Соловьёв – это вы?

– Да, – закивали мы.

– Вас вызывает к себе комендант.

– А где его кабинет?

– Пойдёмте со мной, я покажу.

Мы быстро застегнули уже расстёгнутые воротнички, подтянули ремни и зашагали вслед за дежурным. Штаб комендатуры находился на пологом склоне ущелья, а дом отдыха ниже, рядом с горной речкой. Дежурный нас привёл к двери коменданта на втором этаже и зашёл доложить о нас начальнику. Выходя, он предложил нам зайти. Нам было любопытно, зачем он нас вызвал, но расспрашивать дежурного мы не стали. Мы вошли в кабинет майора Митина и доложили по форме о прибытии.

– Вольно, садитесь, – ответил он. Мы присели на стулья. – Я посмотрел ваши анкеты, оказывается, вы оба уральцы из Свердловской области. Я ведь тоже оттуда, из города Серов. Вы уж извините, очень мне захотелось с земляками пообщаться и услышать наш уральский говор. Расскажите подробней, как вам удалось при нашей, скажем так, не совсем совершенной связи так быстро сообщить о вражеском самолёте?

Мы рассказали всё, как было, без прикрас. Майор внимательно выслушал и не удержался:

– Молодцы, уральцы!

Мы мигом вскочили на ноги, вытянулись и дуэтом рявкнули:

– Служим Советскому Союзу!

– Вольно, вольно, – улыбнулся он.

Майор Митин был немного старше тридцати лет, выше среднего роста, стройный, подтянутый, с красивым пробором тёмных волос. Про таких женщины говорят «красавец-мужчина». Военная форма и выправка придавали ему вид строгого командира, но глаза его были добрыми, даже можно сказать «тёплыми».

– Вы, ребята, здесь на заслуженном отдыхе. Забудьте временно службу, а мы со своей стороны не будем вас беспокоить, если, конечно, не произойдёт какого-нибудь ЧП. Когда будете проходить через комендатуру, заходите ко мне. Не обязательно как к командиру, просто как к старшему товарищу и земляку. Поболтаем о жизни.

– Спасибо за приглашение, – ответили мы и пообещали, что непременно зайдём ещё. Поняв, что аудиенция закончена, хотели по-военному спросить разрешения идти, но майор опередил нас, встал из-за стола, пожал обоим руки. И сказал совсем не по уставу:

– До свидания, ребята!

Мы ему ответили тоже на гражданский манер и вышли из кабинета. Мы были приятно удивлены, нет, даже были в восхищении – какой доброй души человек наш комендант!

Лишь когда мы вышли на улицу, полностью осознали, что мы на отдыхе. Осмотрелись кругом. На склонах гор красивые высокие деревья. Около здания штаба цветут цветы. Наверное, это были хризантемы. На улице тепло, плюсовая температура, а на Кюмбете давно зима.

Нам хотелось пить. Оглянувшись, мы увидели торчащую прямо из скалы трубку из нержавеющей стали. Текущая из неё чистая, прозрачная вода попадала в небольшой, обложенный мрамором закуток. Я первым подошёл к водопою, начал пить и почувствовал какой-то горьковато-кисло-солёный вкус. Выплюнул. Витя тоже решил попробовать, и выдал своё резюме:

– Эта вода несъедобна!

– Ладно, – вздохнул я. – Вернёмся в дом отдыха и попьём нормальной воды.

Мы зашли в спальню, где были наши кровати. На столе стоял графин с чистой водой и рядом два стеклянных стакана. Мы налили, начали пить, но тут же убедились, что в графине та же жидкость, что и в источнике. Грешным делом мы подумали, что нас разыгрывают те ребята, которые не первый день здесь отдыхают. Время было вечернее, многие уже были в постелях. Мы всё ожидали, когда же раздастся смех, но ничего не произошло. Никто даже не обратил внимания на наши кислые после выпитой воды рожи. Между собой мы решили, что завтра найдём Ваню Упорова, который уже четыре месяца служил при комендатуре ветеринаром, и узнаем у него, что же такое течёт в красиво оформленном источнике.

Наутро мы пошли к штабу комендатуры, и там встретили Ваню. Дружески обнялись. Несколько взаимных «дежурных» вопросов-ответов. И наш главный вопрос про невкусную воду. Иван просветил нас:

– Это же лечебная минеральная вода – Нарзан. Поэтому здесь и построен дом отдыха для всего погранотряда.

– Но вода-то невкусная! – возмутились мы.

– Если даже по-вашему и невкусная, то очень полезная. И вы всё-таки попробуйте её пить. Потом так привыкнете – за уши не оттащишь. У нас все в комендатуре Нарзан пьют, я тоже. Кстати, его продают в магазинах и аптеках всего Советского Союза. Так что пейте, пока бесплатно!

– Ну, спасибо, Ваня, тебе за информацию. Мы очень рады были тебя повидать. Будет возможность – приходи к нам в дом отдыха. Надеемся, найдёшь нас.

В доме отдыха был определённый распорядок дня, но его строгого соблюдения никто не требовал. Разве что в столовую ходили в определённые часы. Обслуживающий персонал в столовой был женский, набранный, судя по всему, из ближайшего горного селения, основное население которого составляли курды – мусульмане по вероисповеданию. Они очень придирчиво соблюдали все религиозные обряды, а девочек своих воспитывали в строгости.

Четыре девушки из таких семей работали у нас в столовой. Они были красивы, черноглазы, и мы с Витей сделали попытку с ними познакомиться. Однако они вообще никак на нас не отреагировали. С «каменными» лицами, молча, они обслуживали нас, стараясь как можно скорей отойти от нашего стола. Оставалось нам взглядом провожать их прямые спины и пары бугорков, чуть заметных из-под юбок. Так мы их про себя и назвали – «роботы в юбках». Нам было странно, что они даже не произносили слова, так необходимые при их работе, вроде «здравствуйте», «пожалуйста», «спасибо», «до свидания»…

К концу обеда, когда в столовой осталось мало народа (всего отдыхающих было человек двадцать), к нашему столу подошла старшая рабочая столовой, женщина лет тридцати. Она была смуглая, черноволосая, худощавая, небольшого роста. Говорила по-русски, но с заметным грузинским акцентом:

– Вы у этых дэвушка ничего не добьётся. У них на устах радытели, только радытели и Аллах.

– Вот оно как. А как вас зовут, женщина? – спросил я.

– Этери, маи дарагие.

– Красивое имя.

– А вас, маладые люди, как звать?

– Витя! – произнесли мы громко, дуэтом, как «двое из ларца, одинаковых с лица».

– Вы оба Витя? – удивлённо переспросила она. – Как смешно. – И мы, все трое, рассмеялись. Тут Этери подбоченилась, положила руки на талию, повернулась к нам вполоборота, потом, пританцовывая, развернулась другим боком.

– А я вам нравлюсь? Я жэнщина свабодная от веры и мужа.

Мы были ошеломлены, а девушки на кухне захихикали – через большое окошко им всё было видно и слышно. Как-то мы с Витей негласно решили, что она для нас старовата. А как она нам себя предлагала! Нет, я, конечно, не был столь наивен, знал, что в России есть такие женщины, но ведь на Кавказе другие нравы. А тут грузинка делала такое весьма недвусмысленное предложение – нонсенс!

К таким женщинам я всегда относился с опаской и некоторой брезгливостью. Витя, похоже, разделял мои взгляды. В общем, он тоже ничего не ответил на её вопрос. Её кокетство произвело на нас негативное впечатление, и она, заметив это, ушла на кухню, бросив нам напоследок:

– Малчышки!

После этого случая девушки из столовой по отношению к нам, похоже, немного оттаяли. Во всяком случае, к нашему столу они подходили уже не с каменными лицами. В их взорах появился живой интерес, они уже не спешили уходить от нашего стола, но это по-прежнему была немая сцена. Попытка заговорить с ними снова зажигала в их глазах искры непонимания и строгости. Нам стало, наконец, понятно, что родителями им запрещено общаться с русскими солдатами. Если бы кто-нибудь из них нарушил этот запрет, то её коллеги, несомненно, донесли бы про это родителям, и финалом бы стало наказание.

С нами отдыхал старослужащий, который уже отслужил три года. Ещё мальчишкой он партизанил во время войны, имел правительственные награды. Жил не в нашей комнате, мы его видели в основном в столовой. Спиртное здесь было достать не трудно, он его часто сам покупал, а после выпивки вёл себя шумно. И тут его взяла под свою опеку Этери, он её слушался.

Кинофильмы нам показали три раза. Мне почему-то запомнился самый неинтересный – «Шопен», про польского композитора и пианиста. Я не разбирался в классической музыке и, скучая, посматривал по сторонам. Заметил сидящую в обнимку парочку – бывшего партизана и Этери. Легонько толкнул Витю локтем:

– Смотри, Этери надёжно пристроена.

– Значит, можно отдыхать спокойно, – заключил друг.

Действительно, мы отдыхали душой и телом. Читали книги, лёжа на кровати, даже днём. Учились играть в бильярд, гуляли по окрестностям, благо, погода позволяла. Иногда к нам присоединялся Ваня Упоров. С ним мы вспоминали совместную службу на Кюмбете, где сейчас, наверное, был снег, метель, мороз. Припомнили случай, когда маскхалат Ивана помог вернуть другой Иван – Панин.

И, кстати, мы стали регулярно пить нарзан из источника. Там он был вкуснее и свежее, чем в графине. На спиртное же нас совсем не тянуло. И даже в ближайшее селение мы не сходили ни разу. К концу нашего отдыха приезжал ансамбль песни и пляски нашей части. Оказалось, что и в нашем погранотряде есть артисты-таланты.

Мне никогда в жизни ещё не приходилось целых полмесяца бездельничать при полном обслуживании, разве только в детстве. Две недели пролетели незаметно. Наш отпуск закончился, и мы отправились пешком на заставу. Добрались туда уже поздним вечером, уставшие и голодные. Сразу подходим к раздаточному окошку на кухне и стучим.

Окошко открывается, и – о чудо! – мы видим нашего земляка-годка Сашу Копытова! Улыбка до ушей, хоть завязочки пришей. Он был всегда всем и всеми доволен, и улыбка не сходила с его уст. Мы спрашиваем:

– Ты постоянно будешь работать поваром?

– Да, я «на передовой» буду держаться, пока не закончатся патроны и не иссякнут силы!

– Ну, держись, казак, до демобилизации осталось всего два года. А вообще-то соловья баснями не кормят. Мы есть хотим, после трудной дальней дороги и нелёгкой службы в доме отдыха.

– Сей минут всё будет, – ответил Саша.

Он подал нам ужин, а сам вышел из кухни, сел рядом с нами и смотрел на нас так, как мать на своих взрослых детей, пришедших из трудного похода и наслаждающихся приготовленным ею обедом. Саша терпеливо ждал, когда мы наедимся, и лишь после этого задал вопросы, которые его интересовали. Мы вкратце рассказали ему о своём отдыхе, поблагодарили за вкусный ужин и отправились «на боковую».

Ну и в заключение рассказа о самолёте-шпионе и последовавших за этим событиях скажу, что за время моей службы больше случаев нарушения границы самолётом не было.