Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Глава 77. БРАТ ЖЕНЯ

Ещё одно важное дело оставалось у меня в Талице – поиск брата. Будучи в милиции, осведомился о детских домах в городе и районе и шефствующих над ними организациях. Мне дали адрес талицкого детдома, куда я незамедлительно и отправился. Спросил, нет ли там моего брата. Работницы детдома отозвались с готовностью помочь и начали проверять списки воспитанников. Но в этих списках Жени не оказалось. Тогда подняли архивные документы с начала 1948 года и стали искать среди выбывших. Тоже без результата. Выходило, что в этом детдоме он никогда не был.

Между тем я был уверен, что детский дом из Луговой (где был Женя вначале) перевели в Талицу. Я был расстроен, и, хотя старался этого не показывать, от женщин не скроешь своих чувств. Сотрудницы детдома старались мне внушить, что я всё равно его найду. И вдруг кто-то из сотрудниц припомнил, что в городе был ещё один детский дом, переведённый откуда-то из периферии. Он просуществовал в Талице около трёх лет с 1948 по 1950 год, а затем был переведён в другой город. Куда, она не знала, но посоветовала:

– Вы идите в гороно. Там, возможно, сохранились архивные документы про этот детдом. Вот адрес отдела образования.

– Спасибо, я бегу! – ответил я. Хотелось успеть до конца рабочего дня.

В гороно подтвердили, что переведённый детдом действительно существовал, но архивных документов из него не осталось, все, что были, при переезде они забрали с собой.

– А куда перевели этот детдом?

– Мы не знаем…

Так и не нашлось человека, который бы вспомнил какие-то подробности – как-никак прошло уже пять лет. Но меня заверили, что они постараются выяснить, куда был переведён этот детдом, через областной отдел народного образования. Заодно спросят, там ли мой брат. Взяли у меня все данные Жени и мой домашний адрес. Обещали письменно сообщить о результатах.

Мне почти каждый день приходилось ходить до Талицы и обратно по двенадцать километров, но уроки в школе я не пропускал. 30 декабря я пришёл из школы. Вижу – на столе лежит письмо на моё имя. Не раздеваясь, я быстро вскрыл конверт.

«Уважаемый Виктор Николаевич!

По вашему вопросу сообщаем, что ваш брат, Евгений Николаевич Фёдоров, находится в настоящее время в детском доме города Нижняя Салда Свердловской области.

С уважением, директор городского отдела образования г. Талицы Петрова И. П.».

Я не мог поверить, что наконец-то нашёл следы брата. От села Горбуново до города Нижняя Салда ехать более четырёхсот километров. Через день Новый, 1955-й год. Но я не стал ждать ни одного дня. К тому же 31 декабря – это день рождения Женьки. Ему будет тринадцать лет.

У мамы особых восторгов перспектива ближайшей встречи с младшим сыном не вызвала. Она вела себя сдержанно, может, опасалась негативной реакции мужа. А я рано утром пошёл на железнодорожную станцию и сел в поезд. В Свердловске и Нижнем Тагиле мне пришлось делать пересадки. Пассажиров в пригородном поезде было мало. В Нижнюю Салду поезд прибыл уже поздним вечером. Когда я шагал по перрону, мне навстречу шли две молодые женщины.

– Солдатик, пойдём с нами домой, Новый год встречать! – обратилась ко мне одна из них.

– Пойдём-пойдём, – поддержала её товарка. – Мы тебя обслужим по высшему классу! Небось, соскучился по женской ласке?

Я сразу понял, что это женщины лёгкого поведения. К таким я относился с брезгливостью, поэтому прошёл мимо них молча. Направился в город, надеясь у кого-нибудь узнать о детском доме. Встретились добрые люди, которые подвели меня прямо к воротам. Только вот ворота оказались закрытыми. Я постучал, потом ещё раз, громче, но никто не отозвался. Идти обратно? Нет уж, не для того я проделал такой путь. Начал осматриваться, ища какую-нибудь лазейку во двор. Ворота глухие, да ещё с козырьком, забор высокий. Присмотрелся к воротам внизу и заметил небольшое пространство, где можно было руками отгрести наметённый свежий снег.

На улице было пустынно, до Нового года оставалось каких-то полчаса. Я лёг на снег и начал разгребать его руками, чтобы пролезть под воротами. С трудом, но это мне удалось, и я оказался во дворе детдома. Я подошёл к дверям здания, которые тоже оказались закрыты. Постучал. Мне открыла женщина и спросила:

– Вы кто? Что вам надо, да ещё ночью?

В доме слышалась музыка, крики детей, песни.

– Я родной брат вашего воспитанника, Фёдорова Жени. Приехал издалека и хочу забрать его домой.

– У нас сейчас новогодний праздник, ребята веселятся, водят вокруг ёлки хоровод. Там же и ваш брат. Я скажу директору о вас. Вы проходите в коридор и там подождите минуточку.

Ждать мне пришлось недолго. Вдруг в коридор выскочил мальчишка с нарисованными усами, наряженный мушкетёром: в плаще нараспашку, шляпе и с самодельной шпагой на боку. Он пулей метнулся ко мне. Хоть и был он в маскарадном костюме, и не виделись мы шесть с половиной лет, я всё равно узнал Женьку.

Я протянул, распахнул руки для объятия, но он буквально запрыгнул мне на грудь. Я прижал его к себе. Он обнял меня за шею, стал целовать. Я поднял его вверх над головой, и у меня невольно потекли слёзы. Я вспомнил, как его малышом носил на руках, как от голода он сосал мою губу. Когда я опустил его на пол, он спросил:

– Почему ты плачешь? Надо радоваться!

– Я и радуюсь. Это, Женя, слёзы радости! Не знали мы не только где ты, но и жив ли вообще. А тут вон какой красавчик вырос, да с чёрными усами!

За нашей встречей внимательно и заинтересованно наблюдала директор детдома. Мы с ней ещё не разговаривали. Она подошла к Женьке и попросила его вернуться на «ёлку» и поиграть в мушкетёра.

– А мы пока с твоим братом поговорим, – добавила она.

Женька уже побежал, но вдруг остановился, оглянулся и, глядя мне в глаза, серьёзно спросил:

– Ты ведь без меня не уедешь?

– Нет, братик, нет. Я же за тобой приехал, – успокоил я его.

Директриса пригласила меня в свой кабинет, предложила снять верхнюю одежду. Она была симпатичной женщиной лет тридцати пяти, спокойной, уравновешенной. Другая бы стала упрекать, что я заявился среди ночи под Новый год – не мог, что ли, устроиться в гостинице? Она же предложила мне присесть на стул, сама устроилась в своём кресле за столом.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Антонина Петровна, а вас?

Я назвал себя.

– Женя хороший мальчик, – начала она. – Умный, весёлый, учится хорошо. Завтра у нас нерабочий день, так что придётся вам провести у нас первое января, а второго я свяжусь с гороно и, надеюсь, мы быстро решим ваш вопрос. Если вас устроит, могу предложить диван в приёмной. Вижу, вы человек военный и приучены обходиться без комфорта, – улыбаясь, сказала Антонина Петровна.

– Спасибо, я очень благодарен за хороший приём. Надеюсь, что всё получится. Некоторые на вашем месте сдали бы меня в милицию за вероломное ночное вторжение на территорию детдома. Я ведь как лазутчик ползком под воротами пробирался к вам.

– А я-то голову ломала, кто же вас пустил! – всплеснула она руками и, наверное, представив, как всё было, засмеялась: – Ну и Фёдоров!

Я объяснил:

– Мне очень хотелось увидеть братика, к тому же сегодня был его день рождения. И видите, это у меня получилось!

– Вот ваш диван. И спокойной ночи. Я спешу домой, хочу успеть к бою курантов.

– Извините, что задержал, спасибо ещё раз.

Я тут же устроился на диване. Шапка стала подушкой, пальто – одеялом. Я уже закрыл глаза, когда услышал, как кто-то ко мне подкрадывается. Конечно, это был Женька. Мы тихонько поговорили несколько минут. Я спохватился, что не поздравил его с днём рождения и сказал много тёплых слов. Он ушёл к себе в спальню.

Первого января мне отдали брата на весь день. Мы с ним погуляли по городу, зашли в столовую. А вернувшись в детский дом, взяли мяч и клюшки для русского хоккея и на ледяной спортивной площадке приняли участие в матче двух команд. Кроме меня и Жени, в хоккей с мячом захотело поиграть много воспитанников детдома. Правда, были мы не на коньках, а в валенках. Игра длилась довольно долго, часа два – до самого обеда. Женя с ребятами пошли обедать в столовую, а я вернулся в свою «резиденцию» в приёмной, чтобы отдохнуть после жаркой хоккейной баталии. Неожиданно зашёл Женя и принёс мне обед со словами: «Не уходи в город, обедай тут». Наверное, всё-таки боялся, что я уйду один и не вернусь.

Второго января утром пришла Антонина Петровна, поздравила меня с Новым годом и спросила, как отдыхалось.

– Вас тоже с Новым годом, – ответил я. – Самочувствие нормальное, отдыхал хорошо.

– У вас есть с собой документы? – перешла она к делу.

– Паспорт мне должны выдать в ближайшее время. С собой лишь военный билет.

– Этого достаточно, – успокоила она и добавила: – Я раньше не интересовалась вашими документами, потому как видела вашу с Женей трогательную встречу. А сейчас нам нужно заполнить документ, назовём его «договор-обязательство», в котором вы обязуетесь воспитывать Женю и содержать его до восемнадцати лет.

Мы заполнили документ в двух экземплярах, подписали его. Директор поставила печать, один экземпляр договора вручила мне. Мы пожали друг другу руки. Она пожелала нам счастливого пути. Я поблагодарил её за воспитание брата и за тёплый приём.

Женю мне ждать не пришлось, он был уже готов, и мы пошли с ним на железнодорожный вокзал. В кассе я взял билет только на себя. Женька выглядел девятилетним пацанчиком: маленький, худенький. «Значит, билет ему не положен», – решил я.

До дома мы добрались благополучно, уже ночью. Своим появлением разбудили маму и отчима. Женя сразу кинулся к своей маме. Она обняла его и заплакала. Так они и стояли, прижавшись друг к другу, наверное, целую вечность – минуту или две. Тут мама спохватилась:

– Надо же на стол собирать, ребята же голодные!

Мы, действительно, были не прочь поесть – в пригородных поездах ресторанов-то нет. После ужина мы с Женькой легли спать на полати. А назавтра решили побыть вместе целый день.

Проснулись поздно, но старшие без нас не завтракали. А когда все собрались за столом, Иван Гаврилович и Женька, можно сказать, официально познакомились. На расспросы о житье в детдоме Женя рассказывал так:

– Очень скучал по родным – маме, брату и сёстрам. Часто во сне вас видел. В Луговой было хорошо – ни забора, ни ворот тебе. А в Талице и Нижней Салде мы жили за забором и закрытыми воротами. Иногда, но не так часто, как хотелось бы, нас выводили за пределы детдома. А так ничего плохого не было.

Мама, глядя на младшего сына, маленького и худенького, снова всплакнула. А ведь раньше она о нём никогда вслух не вспоминала. Наверное, молча страдала.