Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Глава 43. ЗАСТАВА. ПЕРВЫЕ ДНИ

Когда нам передали распоряжение начальника, мы быстро оделись и вышли на улицу. Каптенармус нам принёс лыжи и лыжные палки. Мы с Витей стали примерять незнакомые крепления к своим кирзовым сапогам. Такие крепления назывались полужёсткими. Я с трудом подогнал их к своей обуви. На лыжах я не ходил уже лет пять, последний раз – когда-то в школе, и то на чужих. Осмотрелся: кругом белым-бело, день солнечный, морозный. Появился наш командир, вооружённый пистолетом, одетый в солдатскую куртку, как и мы. Он быстро надел свои лыжи, скомандовал:

– За мной, не отставать!

Мы ответили дуэтом:

– Слушаюсь!

Только вот выполнить приказание оказалось для нас невыполнимой задачей. Где уж тут «не отставать», когда он сразу заработал в полную силу и довольно быстро стал от нас уходить, будто спортсмен на соревнованиях. Пройдя до ущелья, он начал подниматься «ёлочкой» по крутому склону горы. Поднявшись почти до вершины, начал спускаться зигзагами, как горнолыжник. Он спустился до подножия горы, и тогда только мы туда подошли. Начальник заставы не высказал никакого неудовольствия нашим отставанием. Судя по всему, он не только проверял нашу лыжную подготовку, но и то, как наш организм чувствует себя в разреженном воздухе под нагрузкой.

– Мы с вами стоим на стыке с одиннадцатой заставой, – начал говорить и показывать он. – Это правый фланг нашего участка. Граница проходит по вершине горы, перед которой мы стоим, то есть по водоразделу хребта. По ту его сторону находится турецкая территория. Сама граница обозначена пограничными столбами, которые стоят вперемежку с турецкими. Наши столбы имеют чётные номера, а турецкие – нечётные. На каждом столбе закреплены государственные гербы: на нашей стороне герб Турции, а на их стороне – герб Советского Союза. А теперь пойдём на другой фланг.

И мы снова двинулись за своим начальником. На сей раз отстали не так сильно – возможно, он сам не торопился, чтобы нас не ждать. Мы поднялись на гору, которая выделялась не столько крутизной склона, сколько гигантской солидностью. Вершина её, диаметром не меньше двухсот метров, имела полукруглую, заметно выпуклую в середине форму. В сторону заставы уходил длинный пологий спуск.

Старший лейтенант остановился, и мы подошли к нему. Теперь он начал знакомить нас уже с левым флангом участка заставы:

– Мы стоим на вершине горы Кюмбет. Её высота около трёх тысяч метров. Граница здесь проходит внизу под горой вдоль горной речушки.

Мы подошли к крутому обрывистому краю горы и увидели внизу часть турецкой земли. Затем добрались до стыка с тринадцатой заставой. Он проходил у подножья горы Кюмбет.

– Чтобы отсюда попасть напрямую на нашу заставу, необходимо преодолеть глубокое Арцепское ущелье, но сейчас мы пойдём другим путём – в обход. Правда, вам за время службы на границе иногда придётся преодолевать это ущелье. Ну, пожалуй, с десяток раз. А теперь наш путь на заставу.

Мы развернулись и помчались вниз, в обход ущелья, в сторону заставы. Начальник опять довольно быстро от нас оторвался. Я предположил, что у него лыжи были смазаны, а наши нет (поскольку даже под гору они катили плохо). Перед заставой ещё нужно было преодолеть примерно километровый не очень крутой подъём. До места мы добрались благополучно и даже, вроде, не сильно устали, хотя преодолели более двадцати километров. На другой день, правда, мышцы с непривычки побаливали.

В этот же день мне и Соловьёву выдали личное боевое оружие: винтовку с тремя десятками патронов в подсумке и две боевые гранаты в чехле. Наш каптенармус Облётов был человеком, вполне довольным жизнью, с хитрым прищуром раскосых тёмных глаз, среднего роста, плотного телосложения, смуглый. По национальности башкир или «друг степей» калмык. Он выдал нам с Витей шубы – белые дублёнки, белые маскхалаты, ватные брюки, валенки. В придачу ко всему – по пачке сахара и махорки, которую я взял назло себе и Кюмбету.

Каждому солдату присваивается личный номер, который записывается на вещах, выданных в личное пользование. У каждого на оружейной пирамиде есть своя ячейка для винтовки или автомата, а внизу – ящичек для гранат и патронов. Пограничные сутки начинаются в шесть часов вечера. К этому времени дежурный по заставе выстраивает на боевой расчёт весь личный состав (кроме часового заставы и нарядов, находящихся на границе) и докладывает начальнику заставы. Начальник сообщает о происшествиях, произошедших в нашем пограничном округе за прошедшие сутки. Затем зачитывает список нарядов: кто с кем и когда идёт на границу в течение суток. Так же объявляет о том, кому дан выходной. Как мы уже знали, выходные полагались два раза в месяц при нормальной охране границы; при усиленной же никому никаких выходных не давалось. Те, кому дали выходной, в ночное время зачислялись на случай тревоги в «тревожную группу», поэтому они должны были спать не раздеваясь.

На первом боевом расчёте мне достался в напарники старшим наряда грузин Тактакишвили. Наряд нам назначили на 20:00. Было достаточно времени, чтобы поужинать и познакомиться, ведь мы друг друга не знали. После боевого расчёта один грузин (всего их в строю было четверо) подошёл к нам – новичкам – и спросил:

– Кто из вас Фёдоров?

Я отозвался. Он задал второй вопрос:

– Ты понял, что мы с тобой идём в наряд?

– Теперь понял.

– Приходи в столовую в полвосьмого.

– Хорошо.

Тем временем некоторые солдаты уже одевались, брали оружие. Я наблюдал за всеми их приготовлениями и «мотал на ус». В назначенное время я зашёл в столовую. Мой «старшой» уже сидел там и пригласил меня к столу:

– Садись, будем кушать и знакомиться.

Мы пожали друг другу руки и назвали свои имена. Его звали Мишей. Меня удивило, что у него русское имя, и я поинтересовался:

– А по отчеству как величать?

– А зачем тебе?

– У нас старших называют по имени-отчеству, – нашёлся я, – а ты, извини, вы для меня дважды старший – как по возрасту, так и по службе.

– Так и быть, – усмехнулся он, – я твоё любопытство удовлетворю и не стану вспоминать вашу пословицу про Варвару, которой нос оторвали!

Мы оба рассмеялись, а потом он, посерьёзнев, продолжил:

– Моего отца звали Соломон. Он погиб на войне с фашистами.

– Мой отец тоже на фронте погиб, – ответил я. – Звали его Николаем.

Так на грустной ноте закончили мы свой ужин. Ну а позже, узнав друг друга чуть получше, мы иногда в шутку стали обращаться по имени-отчеству. Говорил Миша по-русски почти без акцента. Он был выше среднего роста, хорошо, по-спортивному сложен. Тёмные волосы и глаза, аккуратно постриженные усы, на губах всегда приятная улыбка. Чисто национальные приметы: смуглый, нос с горбинкой и чуть заметным крючком. В общем, красивый молодой человек «кавказской национальности».

После ужина сразу начались сборы в наряд. Происходило это так. Первым делом надеваешь ватные штаны, а на них – белые маскхалатные брюки. Затем – валенки, шубу. На солдатский ремень нанизываешь чехол с двумя боевыми гранатами, справа – подсумок с тридцатью винтовочными патронами. Ещё к ремню пристёгиваешь наручники. Через плечо надеваешь сумку с ракетницей и ракетами – их около десятка. Зимняя шапка, варежки, а поверх всего – белый маскхалат. Собираться и одеваться мне помогал советами мой напарник.

Без пяти минут восемь идём в кабинет к начальнику заставы. По пути берём у связистов телефонную трубку для связи с заставой. Заходим в кабинет с оружием в руках: я с винтовкой с примкнутым штыком, а Михаил с автоматом. Он докладывает:

– Товарищ старший лейтенант! Наряд в составе рядовых Фёдорова и Тактакишвили прибыл для получения приказа на охрану Государственной границы!

Начальник осматривает нас и даёт приказ:

– Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Союза ССР. Вид наряда – часовой границы, участок – от заставы до высоты Плоской. Время службы – с двадцати ноль-ноль до четырёх часов. Пропуск – «дорога», отзыв – «снег».

Пропуск (то бишь пароль) и отзыв изменялись ежесуточно. Получив приказ, старший наряда дословно его повторяет. Для меня это волнительный момент – я впервые получаю боевой приказ.

Затем мы без промедления и задержек заряжаем оружие и выходим на свой участок. Не спеша идём вдоль него по проторённой тропе. Справа и слева от нас рыхлый снег. Если кто-то пройдёт по нему от границы или к ней – следы будут видны даже ночью. Ветер умеренный, температура – минус пятнадцать градусов. При нашем обмундировании это совсем не холодно. Участок в основном ровный, крутой подъём лишь на высоту Плоскую. Вчера именно по этой тропе мы шли из комендатуры, а сегодня утром обозревали весь участок. Михаил говорит:

– Пойдём пограничным шагом.

Я согласно киваю, хотя что это за шаг, пока не знаю. Он отходит от меня шагов на пять и поворачивается лицом ко мне. Объясняет:

– Иди за мной. Держись примерно этой дистанции, следи за снежным покровом справа и слева, а также за тем, что делается за моей спиной. Я пойду задом наперёд и тоже буду видеть, что происходит за спиной у тебя.

– Очень интересно, – говорю я.

– Обратно ты пойдёшь задом, – продолжает инструктаж Михаил. – Так нас никто не застанет врасплох – ни свои, ни чужие. Свои – это наряды, которые несут службу дальше нас; мы с ними будем встречаться на стыках участков и обмениваться пропуском и отзывом на расстоянии. Да, и ещё ходят проверяющие из числа командного состава. Они проверяют наряды на бдительность и правильные действия на случай появления нарушителей.

Вот такую лекцию я прослушал перед тем, как мы двинулись по участку «пограничным шагом». Движение происходило медленно, километра два-три в час. Даже двигаясь с такой скоростью, всё равно проходишь полностью свой участок за восьмичасовую смену не менее десятка раз. При второй ходке мы встретились с пограничным нарядом нашей заставы на высоте Плоской и обменялись паролями. Мы их встретили около «кочёвки» – выложенного из камней убежища от непогоды. Также кочёвка использовалась нарядами как укрытие при курении, хотя надо сказать, что курить в наряде в ночное время строго запрещалось.

Кочёвка вмещала не более трёх человек. Входить в неё можно было лишь на четвереньках, внутри же – только сидеть на снегу. Миша с ребятами залез в кочёвку покурить. А я, без его приказания и вопросов с моей стороны, остался охранять «отдыхающих». Они ещё немного пообщались меж собой, и мы разошлись по своим участкам. У меня уже неплохо получалось ходить задом наперёд. Проходили мы «пограничным шагом» до четырёх утра и вернулись к заставе.

Нас встретил дежурный, проверил наше оружие, и мы вошли в тёплое помещение. Попив в столовой чаю, мы легли спать до половины первого. Сон нам положен восемь часов, и если его прерывали по служебной необходимости, то к недоиспользованному времени добавлялся ещё час.

Дежурный разбудил меня чётко минута в минуту. Я надел гимнастёрку, брюки и вышел на улицу. Сделал пробежку по двору, попутно рассматривая строения возле казармы. Она была построена у подножия высокой сопки, и, наверное, видна турецким пограничникам как на ладони, особенно при использовании оптических приборов. На самой сопке была сооружена вышка, на которой нёс службу часовой заставы в светлое время суток. Помимо прочего, он «вооружён» биноклем или стереотрубой. Ещё на сопке был установлен ветряной двигатель с широкими лопастями. Он мог поворачиваться вокруг вертикальной оси, чтобы можно было максимально использовать силу ветра. На валу ветряка находился генератор, который вырабатывал электроэнергию для освещения казармы и других помещений в тёмное время суток. Если на улице ветрено, то у нас был электрический свет, хотя и низкого напряжения. Дополнительно этим напряжением заряжались аккумуляторы у связистов. При безветрии же мы использовали керосиновые лампы.

Метрах в сорока от казармы построен офицерский домик. В нём жили: начальник заставы с женой, заместитель начальника по политической части лейтенант Ежов с женой и детьми, а также старшина-сверхсрочник и прачка.

Ещё одно кирпичное здание было комплексным. Там размещалась прачечная, баня и гостиница (по совместительству гауптвахта, а иногда и временная тюрьма), которая часто пустовала. Все помещения имели отдельные входы и прочные перегородки между собой. Напротив комплексного здания находился склад, имевший и подземную часть – подвал. Склад был в ведении старшины и каптенармуса. Также недалеко от казармы находилась конюшня. Ухаживали за лошадьми и ездили на них специально обученные кавалеристы. У нас их было трое.

В некотором отдалении от жилых помещений была псарня. Служебных собак там было не менее десяти. Большинство – сторожевые, но были и розыскные – настоящие следопыты. Они могли взять след суточной давности и идти по нему несколько километров, настигая нарушителя. У каждой из этих собак был свой хозяин. Инструкторы службы собак на заставе считались элитой. Они несли службу в три раза меньше нас по времени, но регулярно проходили весь участок.

Все эти помещения я увидел на «прогулке», но подробности про них узнал позднее. А в первую же неделю моей службы на заставе довелось мне пойти в наряд с одним из инструкторов по фамилии Камкин. Приказ начальника заставы гласил: «Вид наряда – дозор, следовать на лыжах до стыка с тринадцатой заставой, оттуда – до стыка с одиннадцатой. Время службы – по выполнению». Мы взяли лыжи и пошли к псарне. Инструктор был вооружён пистолетом и лёгким автоматом ППС (пистолет-пулемёт Судаева образца 1943 года). Пока я прилаживал крепления к обуви, Камкин вывел из вольера стройную овчарку, надо полагать – верного друга. Ни собака, ни её хозяин на меня внимания не обращали. Когда они были готовы идти, сразу, без лишних слов рванули «с места в карьер». Собака была на длинном поводке, который крепился к шлейке – вместо ошейника.

На спуске собака бежала параллельно хозяину, а в подъём тянула его вперёд «со всей дури» – успевай только ноги переставлять. Я за ними гнался изо всех сил, но ближе к обратному развороту всё-таки отстал и потерял их из виду, поскольку был туман. Я надеялся, что он меня подождёт на стыке с тринадцатой заставой или же пойдёт ко мне навстречу, но увы – его и «след простыл». Я его подождал некоторое время, может, думаю, дальше пошёл. Но он не появился. Следов лыж тоже не видно, поскольку снег сильно затвердел после мороза и сильного ветра. Мне стало ясно, что мы со старшим разминулись, и он ушёл другим путём, которого я не знал. Отсюда мне было известно два пути на стык с одиннадцатой заставой. Первый – это путь, которым мы пришли, он длиннее, но ровнее. На этом пути мне должны были встретиться не менее двух пограничных нарядов. Пароль-то я знал, но пришлось бы с каждым объясняться, почему я хожу один. А вдруг кто-нибудь позвонит на заставу и поднимут ненужную тревогу? Поэтому я решил избрать второй путь – прямой, через заставу, где я мог бы узнать, не проходил ли здесь Камкин. Но, вопреки геометрическим представлениям, не каждая прямая короче кривой. В данном случае прямой путь был куда сложнее обходного. Впереди было Арцепское ущелье с крутым и длинным спуском и не менее крутым подъёмом.

Я начал спускаться на лыжах. Снег был твёрдый и неровный, как будто после бурана и мороза он застыл своеобразными волнами. Я пробовал съехать зигзагами, как наш начальник. Но волнистый наст не давал маневрировать, и я падал, а винтовка при падении колотила меня по затылку. Но времени на охи и вздохи у меня не было, и я стал спускаться напрямую, пока ещё держался на ногах. Таким образом, после трёх-четырёх падений я оказался на дне ущелья. Ни боли, ни усталости не чувствовал – что значит экстрим в девятнадцать лет.

Быстро сняв лыжи, я стремглав стал карабкаться по крутому склону ущелья. Поднявшись наверх, снова надел лыжи и подошёл к заставе. Обменялся паролями с часовым, подошёл к нему ближе и спросил:

– Здесь Камкин не проходил?

– Нет, не было, – ответил часовой.

– Ты, вот что… Не говори никому, что я тут один «гулял», хорошо?

– Ладно, не скажу, – пообещал он.

У меня же была одна забота – найти своего старшего. И я помчался в сторону одиннадцатой заставы. Поднялся на высоту Плоскую, где находилась кочёвка – прибежище курильщиков. И вижу там Камкина, сидящего с другим пограничным нарядом, спокойно покуривающих. Собака охраняла их снаружи. Я, конечно, обрадовался, но виду не подал. Спросил лишь, где он прошёл, на что инструктор указал рукой: «Там, по низу». Мне было непонятно, почему он указал маршрут, идущий позади заставы и сопки. Я уже знал, что все наряды располагаются параллельно заставе и выдвинуты к границе. Можно было предположить, что этот маршрут был его постоянным и согласован с начальником заставы. Что ни говори, резон в этом «тыловом» маршруте был. Снег девственный, никаких следов наших пограничников и соседних застав там нет. Если кто-нибудь пройдёт, собака легко обнаружит след.

Мне с Камкиным разговаривать больше не хотелось. Мы молча дошли до заставы, доложили о прибытии, разделись и легли спать. Часовой никому не сказал, что мы «терялись», за что ему от меня досталось большое спасибо. Но я считал и считаю до сих пор, что Камкин со мной, мягко говоря, поступил некрасиво. Кстати, служил он уже последний год, до демобилизации ему оставалось примерно полгода.