Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Глава 50. ЧАБАНЫ-КОЧЕВНИКИ

Рядом с границей имеется пограничная зона, куда не разрешается доступ гражданским лицам без специальных пропусков. Как только появилась в районе нашей заставы трава, невдалеке стало раздаваться блеяние – это чабаны выводили пастись отары курдючных овец. Линию, где проходит пограничная зона, хорошо знали не только пограничники, но и кочевники. Однако у них иногда появлялось искушение попасти свою отару на нетронутой, девственной траве запретной зоны. Что поделаешь, «запретный плод всегда сладок».

Начальник заставы приказал нам нарушителей пограничной зоны задерживать (в случае сопротивления – насильно надеть наручники) и приводить на заставу. Там начальник решал судьбу задержанного. Некоторые чабаны притворялись не знающими русский язык, но у нас был прекрасный переводчик и даже «психолог» Михаил Тактакишвили. Он не только переводил с грузинского на русский и наоборот, но мог и угомонить любого буяна как физически, так и морально – своим душевным спокойствием. Всё это Миша делал на общественных началах.

Наш начальник был терпим к нарушителям пограничной зоны. Мало того, он стремился к сотрудничеству с кочевниками. Некоторых, внушавших ему доверие, он просил сообщать на заставу о незнакомых людях, появившихся в районе их пастбищ или заходивших в их жилище – кочёвку. Этим чабанам он давал пропуск на заставу, чтобы те могли беспрепятственно доложить о подозрительных людях. Других он использовал для тренировки служебных собак. Не то, что вы подумали – собаками никто их не травил! Чабана посылали пройти, сделав крюк в несколько километров и вернуться к своему жилищу, а назавтра по его следу шли два вооружённых автоматами пограничника с собакой. И находили его, где бы он ни был. Конечно, чабана заранее предупреждали, иначе можно было бы напугать человека до смерти.

Один чабан, нарушивший погранзону, был задержан нарядом, но темпераментно отказывался пройти на заставу. Когда его попробовали вести силком, стал драться и поставил одному из пограничников синяк под глаз. Тогда с ним перестали церемониться и защёлкнули на его запястьях наручники. Когда его привели на заставу, он отказался разговаривать с начальником, не отвечал на вопросы. Только грозился, что пожалуется самому министру госбезопасности Берия. В то время пограничные войска были подчинены МГБ.

Начальник заставы, желая продемонстрировать добрую волю, приказал снять с чабана наручники. Как только его руки освободили, он тут же рванулся бежать, но сразу был остановлен. Тут терпение начальника иссякло, и он решил посадить нарушителя на гауптвахту заставы (она же гостиница), пока тот не одумается. В это помещение старшина заранее поставил чашку с селёдкой и больше ничего – ни другой еды, ни воды. Внутри были два топчана с матрасами, где можно было поспать. Единственное небольшое окно, зарешеченное металлической сеткой, находилось на высоте двух метров. Вот в такое помещение был посажен буйный чабан. Дверь закрыли на замок.

Более суток к нему никто не подходил. Потом он стал стучать в дверь ногами, умоляя дать ему попить воды. Он же съел всю селёдку, не ожидая подвоха! Парламентёром к нему послали Мишу Тактакишвили. Тот выдвинул условие, что воду ему дадут лишь тогда, когда он станет вести себя нормально и согласится говорить с начальником заставы. А «заключённый» был уже на всё согласен, лишь бы ему дали глоток воды.

Привели его к начальнику, дали попить. Он с жадностью выпил две кружки и согласился разговаривать без крика и угроз. По национальности он был курдом, по-русски говорил очень плохо, но грузинский знал. Курды живут в основном на юго-востоке и востоке Турции, но небольшая диаспора есть и на юге Грузии. В столовой чабана немного покормили, чтобы он смог благополучно добраться до кочевья. С помощью Миши он торжественно пообещал, что не будет больше нарушать пограничную зону.

Меня и ещё одного солдата начальник направил проводить бывшего заключённого до его временного места пребывания. Мы прошли больше километра. Время было вечернее, отара была уже в загоне, а чабаны – их было двое – готовили ужин в своей каменной кочёвке. Когда мы подошли к ним, чабаны нас увидели, радостно заулыбались и загалдели на своём языке. А когда узнали, что их коллегу мы отпускаем с миром, то нас пригласили в кочёвку выразительным жестом и словами: «Бичьо проходыте, гостэм будытэ». Мы переглянулись и решили зайти посмотреть их быт.

Кочёвка была вместительной, высотой в рост человека. С одной стороны – каменная печь с железной трубой. В печи горел огонь, а на сковородке что-то жарилось. Напротив печи – широкая доска, уложенная на камни. Она использовалась для кухонной утвари. Я заметил головки сыра, который они изготавливали сами. Возле стен стояли три грубо сколоченных топчана, на которых лежали матрасы, а на них – бурки, ватники, ватные брюки.

Нам предложили выпить и покушать, мы отказались. Да, не знали мы о кавказском гостеприимстве – обидятся, если не попробуешь их напитки и кушанья. Наши хозяева тут же изменили свой приветливый тон, что-то стали на своём языке сердито выговаривать, косясь глазами в нашу сторону. Мы оба впервые встретили кавказских гражданских, и об их обычаях могли знать разве что из книг, но и это не вспомнилось. Выглядели мы, наверное, растерянно, но оружие в руках сжали покрепче. Что же мы сделали не так? Один из чабанов, который выглядел постарше, сказал нам:

– Садытесь, я вас прашу, пажалуста!

– Спасибо, – ответили мы и сели на импровизированную лавку, представлявшую собой доску на двух крупных камнях. Стол был такой же, только повыше.

Налили вина из бочонка в рога, дали нам «по рогам», налили себе. Произнесли тост: «За дружбу». Все дружно подняли сосуды и выпили до дна. Начали нас угощать мацони (что-то вроде кефира из овечьего молока), сыром и лавашем. Мы не были голодными, но всё равно всего попробовали. Поблагодарили хозяев, в общем, «расстались друзьями».

На обратном пути, проходя мимо загона, обратили внимание на курдючных баранов и овец. Где-то в районе хвоста у них болтается курдюк – округлое жировое отложение весом, наверное, больше килограмма. В загоне стадо охраняли очень крупные собаки – кавказские овчарки. На них были надеты ошейники, пробитые мелкими гвоздями остриём наружу – для защиты от волков. Этих собак иначе называли волкодавами; они располагались по периметру загона. Хозяева нас провожали, и поэтому собаки даже не залаяли.

Мы благополучно дошли до заставы. Моего товарища заметно развезло от выпитого вина, и я один отправился к начальнику доложить о нашем возвращении.

Позже я встречал чабанов, когда они пасли свои отары. Мне было удивительно, что в самую жару они одевались так, как мы зимой: ватник, ватные брюки, сапоги и меховая шапка. Чабаны утверждали, что им так не жарко, наоборот, солнце не пропекает. Мы же в жару, наоборот, старались одеваться как можно легче.

Хочу рассказать об одном конфликте с волкодавом. Около девяти часов утра, в конце наряда я и мой напарник со служебной собакой возвращались с тылового участка на заставу. Отары в это время уже паслись. Мы проходили мимо одной из них, когда от отары отделилась овчарка и кинулась на нас с громким лаем. Я пытался отбиться от неё прикладом, но она ни в какую не отставала. А между тем моей задачей было защищать не только себя и своего напарника, но и пограничного пса. Волкодав уже готов был кинуться на нашу собаку. Тогда я зарядил ракетницу и выстрелил из неё в нападавшего зверя. Ракета попала волкодаву в бок и отрикошетила в сторону. Надо полагать, ему было больно – он завизжал как дворняжка и быстро ретировался с подпалённым боком. Я думаю, что чабаны видели нашу «дуэль», но никакой реакции от них мы не услышали.