Глава 65. ГОСПИТАЛЬ

Однажды после дневного наряда я вдруг почувствовал сильную боль в животе. Меня буквально скрутило, и продолжалось это около получаса. Потом, вроде, всё успокоилось. Об этом случае я сказал Вите Соловьёву. Он предположил, что у меня, возможно, был приступ аппендицита. Я про такое заболевание раньше не слышал.

Недели через две приступ повторился, причём был продолжительнее первого раза в два. Об этом случае узнали старшина и начальник заставы и решили направить меня в находящуюся при комендатуре санчасть, под наблюдение врача-лейтенанта. Я его запомнил ещё в первый год службы на Кюмбете, когда он приезжал к нам на профилактическую вакцинацию всего личного состава. После укола он мне тогда сказал: «Ты с такой кожей проживёшь сто лет!» А вот Юра Плеханов – парень крупный, сильный, на вид здоровенный, кровь с молоком – во время инъекции весь побледнел и потерял сознание. Врачу пришлось делать второй укол уже другого лекарства, похлопать Юру по щекам, чтобы пришёл в сознание. С Юрой тогда всё обошлось нормально.

Мне в этот раз пришлось обитать в санчасти одному. В палате было четыре койки, но кроме меня больных не было. График у меня был свободный, я лишь подстраивался к работе столовой. Никакого лечения или процедур лейтенантом предписано не было. Вероятно, в случае нового приступа он бы меня просто быстро отправил в госпиталь. Но болей больше не было, я чувствовал себя практически здоровым.

Общался с Ваней Упоровым, когда он был свободен. Однажды мы с ним смотрели официальный матч по волейболу между командами третьей комендатуры и штаба части. Лидером и капитаном команды комендатуры был капитан Косоногов, Ванин начальник, а капитаном команды штаба – футбольный вратарь сборной части. Игра нас так захватила, что мы бурно реагировали на каждое очко, выигранное нашими «комендатурскими» волейболистами. Правда, хоть и с трудом, но выиграли «штабисты».

Так прошла неделя. За это время мне неожиданно присвоили звание ефрейтора. И попросили явиться в штаб части для фотографирования под развёрнутым Знаменем части. На этот раз фотографировал профессионал. Знамя вынесли на улицу, и света было достаточно. На следующее утро я получил фотографию в двух экземплярах. Она мне понравилась. Однако удивила подпись командира части: «Полковник Сурмава». Как так? Ведь он же был снят с должности командира и был заместителем у подполковника Ильина! У меня возник резонный вопрос, куда же девался Ильин, который давал мне недавно отпуск? Я поинтересовался у старослужащих штабистов, и они мне ответили, что подполковник поступил в Военный институт МВД СССР[7] и уехал учиться в Москву. Временно его замещал полковник Сурмава.

* * *

Из штаба части меня направили обратно на заставу, где я стал ходить в наряд наравне со всеми. Но как-то, уже в сентябре, меня назначили дежурным по заставе в ночную смену. Дежурные несли службу по двенадцать часов. И вдруг ночью, в середине моей смены у меня снова начался сильнейший приступ. Я практически свалился на койку, стонал, метался, обливаясь потом. Мои служебные обязанности никто не выполнял. Утром, довольно рано, пришёл начальник заставы, а его никто не встретил и не доложил, как принято. Он обратился к связисту:

– Где дежурный по заставе?

– Лежит в постели, болен.

Начальник подошёл к моей койке.

– Что случилось с тобой, Фёдоров?

Морщась от боли и тяжело дыша, я ответил:

– Около полуночи начались сильные боли и не прекращаются до сих пор.

Он вызвал старшину и приказал готовить повозку, чтобы довезти меня до одиннадцатой заставы, куда могла добраться неотложка. У нас уже выпал снег. Его было не так много, и ещё можно было проехать на телеге (к слову, в Грузии не знают, что такое сани). Быстро запрягли лошадь и погрузили меня в телегу. Плохо помню десятикилометровый путь на тряской телеге по каменистой дороге. Казалось, мне было всё хуже и хуже.

На одиннадцатой заставе меня перегрузили в «скорую» и повезли в госпиталь в Ахалцихе. В машине трясло не так сильно, и по дороге мне полегчало. Боль, кажется, прошла. Со мной рядом сидел санитар и, заметив, что я перестал стонать, спросил:

– Что, отпустило?

– Ага, перестало, вроде бы.

– Но ты это, всё равно говори, что болит. Иначе отправят обратно, а с вашей заставы в следующий раз могут и не довезти. Был случай, когда с дальней заставы одного не успели, с таким же приступом… Умер по дороге в госпиталь.

Когда мы доехали до госпиталя, санитар – крупный малый – взвалил меня на спину и по пути в приёмную напомнил ещё раз, чтобы я не подавал виду, что боли прошли. Он затащил меня в приёмный покой и уложил на кушетку. Вышел врач. Как он меня ни крутил, в какое место ни нажимал, даже ноги поднимал, я всё равно стонал: «Ой, больно!» Врач вынес вердикт: «На операцию». Мой сердобольный санитар лишь тогда со мной простился. Пожелал скорейшего выздоровления, я же в ответ промямлил: «Спасибо».

Мне говорили, что при третьем приступе аппендикс обычно лопается и отравляет весь организм. А у меня приступ длился аж двенадцать часов.

В моей палате было ещё пятеро больных, все – солдаты из разных родов войск. Пограничником здесь я был единственным. Мне сказали, чтобы я два дня до операции не ел. Ночь прошла нормально. А утром те, кто мог ходить, пошли в столовую, я же отправился в библиотеку и взял там книгу (если не ошибаюсь, это была книга Ильи Амурского «Матрос Железняков»).

Ещё в это утро я решил бросить курить. Я баловался табаком в основном после принятия пищи, а тут два дня есть запретили. Забегая вперёд, скажу, что после этого решения я больше пяти лет не курил.

Книга меня отвлекала от мыслей о еде. Я так ей увлёкся, наверное, не только потому что она была очень уж интересной, просто надо иметь в виду, что уже два года, как я вообще книг в руки не брал.

* * *

Перед операцией, ещё в палате, мне сделали укол. Эта инъекция ввела меня в такое благодушное настроение, что мне всё стало нипочём. Я спокойно пошёл на операцию, лёг, куда показали. Мне сделали ещё пять болезненных уколов в нижнюю правую часть живота. Хирург-грузин говорил почти без акцента:

– Тебя привязывать к операционному столу или нет?

– Привязывайте, да покрепче, – усмехнулся я. – А то я не знаю, как себя поведу, когда резать начнёте.

Меня привязали. Внизу живота тем временем всё как будто одеревенело. Глаза мои закрыли простынёй. Я чувствовал, что со мной что-то творят, мне послышался небольшой треск, а после этого как будто из моего живота что-то достали. При этом никакой боли я не чувствовал. Минут через двадцать с меня убрали простынку. Хирург поинтересовался:

– Показать, что я у тебя отрезал?

– Нет, не надо, – отказался я.

Меня перенесли в палату. На шов положили клеёнчатый мешочек с песком. Постепенно «заморозка» - анестезия прошла. На её место пришла довольно сильная боль. Как назло, захотелось справить малую нужду. Что делать в этом случае, я не знал. Терпел, сколько мог, а потом убрал со шва мешочек с песком и сполз с койки. Под ней оказалась эмалированная чашка, куда я и облегчился, стоя на коленях. Снова заполз в постель, положил песок обратно на шов и так пролежал до утра.

Утром, после трёхдневного голодания, наконец-то мне принесли немного покушать. Хирург на обходе проверил шов и сказал, что всё идёт нормально.

Был конец сентября, а погода была ненастная. Шёл снег с дождём. Через два дня я захотел в туалет, который находился на улице. Встал и пошёл. Было холодновато, поскольку из одежды на нас была только нательная рубашка да кальсоны, даже халатов не было. Мой поход на улицу увидел солдат-молдаванин, которому тоже удалили аппендицит в тот же день, что и мне. Следом за мной он тоже отправился в туалет. А на другой день у него резко поднялась температура, сразу же засуетились медсёстры, вызвали хирурга. В конце концов, врач ведь тоже отвечает за свою работу, вдруг во время операции занёс какую-то инфекцию. Поэтому он и устроил молдаванину настоящий допрос. Солдату пришлось признаться, что он ходил на улицу. Хирург удовлетворился этим ответом и ещё добавил, мол, вон пограничник на улицу не ходил – и здоров. Нашему больному по нескольку раз в день ставили уколы, а я продолжать втихаря ходить по надобности на улицу.

В госпитале я в основном проводил время, лёжа на койке за чтением книг. Прочитал ещё «Танкер „Дербент“» Юрия Крымова и какую-то фантастику об аппарате, движущемся под землёй и управлявшемся находящимися внутри него людьми. Может, что-то ещё читал, но остальное не запомнилось.

Прошло девять дней после операции. Нас с молдаванином выписали из госпиталя вместе, в один день. Каждый из нас пошёл в свою часть.

Загрузка...