Высаживаясь 6-го июня 1944 года на берегах Нормандии, союзники знали, что среди защитников Атлантического вала было немало добровольческих частей, состоявших из бывших советских военнопленных.
Специалисты психологической войны разбросали над позициями остбатальонов листовки, обещавшие выходцам из далеких сибирских степей в случае сдачи немедленную отправку на родину.
«… Несмотря на значительные потери и численное превосходство противника… добровольцы, находившиеся уже несколько дней в окружении, упорно сопротивлялись и взорвались, но не сдались в плен» («Парижский вестник», 1 июля 1944 года).[28]
Странные, непонятные люди!
Западу вскоре представилась возможность познакомиться с этими таинственными людьми, а через них — с неизвестной, наглухо закрытой страной, из которой они пришли.
За годы второй мировой войны несколько (до десяти!) миллионов советских граждан оказались на территории Германии или оккупированных ею стран. Разными путями пришли они на чужбину; плен, угон на работу, добровольный уход с отступающими немцами. А когда кончилась война, очень многие не захотели возвращаться домой. И в первую очередь, естественно, те, кто взял оружие на стороне немцев. Таких было около миллиона.
Гигантская беженская масса являлась небывалым по представительности срезом советского общества. В отличие от первой, послереволюционной эмиграции, эти люди представляли не прошлое России, а ее настоящее. Они выросли, а подчас и родились при советской власти и были ее творением. Они работали до войны во всех звеньях советской государственной машины, в экономике и в партийном аппарате. Среди них были офицеры и актеры, председатели колхозов, инженеры, врачи, профессора, снабженцы и журналисты.
С их помощью Запад впервые мог заглянуть за опущенный над страной советов железный занавес. Поняв причины их трагически нелегкого выбора, можно было разгадать характер советского общества, движущие силы его внешней и внутренней политики, предугадать его намерения в отношении внешнего мира.
От глубины такого понимания зависела, в конце концов, будущая безопасность некоммунистического мира.
Со второй эмиграцией Запад знакомился под знаком Ялты. Для перемещенных лиц послевоенного времени, для беженцев тех лет слово «Ялта» зловеще памятно. Там, в крымском дворце Ливадия, было решено выдать их на расправу «родным органам».
Бывший главнокомандующий русскими армиями 1917–1921 годов генерал Деникин, приехав в декабре 1945 года в США и узнав о насильственной репатриации бывших советских военнопленных, писал генералу Эйзенхауэру:
«Ваше Превосходительство, я знаю, что имеются Ялтинские параграфы, но ведь существует еще, хотя и попирается ныне, традиция свободных демократических народов — Право Убежища.
Существует, наконец, христианская мораль, обязывающая к справедливости и милосердию.
Я обращаюсь к Вам, Ваше Превосходительство, как солдат к солдату, и надеюсь, что мой голос будет услышан».
За отсутствующего в то время Эйзенхауэра ответил исполнявший обязанности начальника штаба генерал Хэнди:
«… Политика нашего правительства установлена после долгого и тщательного взвешивания всех факторов, и Армия должна выполнять ее как можно лучше».[29]
Тогда Деникин обратился к сенатору Ванденбергу:
«… Вы знаете, конечно, о тех кошмарных драмах, которые разыгрались в лагерях Да-хау и Платтлинге, когда американские солдаты силою волокли упиравшихся, обезумевших от ужаса, обливающихся кровью русских пленных, которые бросались под колеса грузовиков, перерезали себе горло и вены, старались воткнуть себе в грудь штык американского солдата — только бы избежать «возврата на родину»… Я знаю, что оправданием у творивших это дело служат Ялтинские договоры…»
С большим или меньшим рвением, с различной степенью жестокости все западные союзники выполнили положения Ялтинских соглашений, касающиеся выдачи Советам бывших военнопленных и советских граждан вообще. Англичане выдали Москве на казнь даже русских генералов Шкуро (кавалера Ордена Бани) и Краснова, никогда не бывших гражданами Советского Союза. Выдали командира казачьего корпуса, чистокровного немца, генерала германской армии фон Паннвица! Когда требовала советская госбезопасность, запросто выдавали старых эмигрантов. Справедливости ради признаем, что кое-где, в получастном порядке, тормозили, придерживали выдачу. При еще большем рвении отлов был бы стопроцентным.
Особенно старались французы. Хотя их в Ялту не позвали и все было решено без них, они в своей зоне оккупации предоставили полную свободу советским оперативникам — хватай, кого хочешь. А в самой Франции НКВД действовал свободно, располагая даже собственными местами заключения, при полной поддержке французской полиции, куда после войны пролезло множество коммунистов и просто уголовников.
Когда в начале февраля 1945 года Сталин, Рузвельт и Черчилль решали в Крыму судьбы послевоенного мира, тогдашний государственный секретарь США Стеттиниус сообщал в Вашингтон, что нет смысла настаивать на применении Женевской конвенции к советским гражданам в плену. Иначе, мол, могут возникнуть серьезные затруднения с освобождением американских военнопленных.
Иными словами: если настаивать на принципе добровольной репатриации (о ней и шла речь) советских военнопленных, оказавшихся на территории, занятой союзниками, то попавшие в руки доблестной советской армии американцы, англичане и прочие союзные военнопленные домой не вернутся.
Это не было пустой угрозой. Только что кончилась война и «Правда» от 16 июня 1945 года напечатала сообщение ТАСС: «Отправка швейцарских граждан, находящихся в распоряжении советских органов по репатриации, приостановлена вплоть до получения сведений о том, что швейцарские власти приняли действительные меры к быстрой репатриации советских граждан в Советский Союз».
Напрасно думали беглецы, что в нейтральной Швейцарии их не достанут. В руках Советов были швейцарцы!
И уже 3-го октября того же 1945 года «Правда» сообщает:»К настоящему времени все советские граждане в количестве девяти тысяч шестисот трех человек репатриированы. Ввиду этого 1-го октября сего года Советское правительство дало указание возобновить репатриацию швейцарских граждан, находящихся в распоряжении советских органов по репатриации».
А на следующий день, 4 октября, возглавлявший комиссию по репатриации генерал-полковник Голиков писал в «Правде» назидательно: «Советское правительство, партия Ленина-Сталина ни на минуту не забывали о своих гражданах, страдающих на чужбине».
Куда уж там. Черта с два забудут!
Ялта прочно вошла в историю наравне с Мюнхеном, откуда «человек с зонтиком», Чемберлен, капитулировав перед Гитлером, привез гарантию мира «для нынешнего поколения».
Докладывая о крымской встрече Конгрессу, Рузвельт говорил, что привез из Ялты «самые обнадеживающие соглашения, какие только возможно». Он получил гарантию мира на пятьдесят лет.
Черчилль же заявлял английскому парламенту: «Впечатления, вывезенные мной из Крыма: маршал Сталин и советские руководители желают жить с западными демократиями в дружбе и равенстве».
Помощник Рузвельта Хопкинс писал после встречи в Ливадии Шервуду: «Все мы были уверены, что это начало великого дня, о котором мы молились столько лет. Мы были уверены, что одержали первую великую победу в битве за мир».
Каковы же были конкретные ялтинские решения, вызвавшие столь бурный восторг?
В Ялте была окончательно определена восточная граница Польши по «линии Керзона», но, как сказано в соглашении, с отступлениями в пользу Польши. В пользу-то в пользу, только заодно утвердили окончательный отход к СССР принадлежащих до войны Польше Западной Украины и Западной Белоруссии и обеспечили Москве возможность полного политического контроля над будущим польским государством.
Обеспокоенный в первую очередь возможным послевоенным усилением США, Черчилль охотно поддержал эти требования Сталина, как поддержал он и советское требование располагать в ООН тремя голосами, путем признания суверенитета (?) Украины и Белоруссии.
Делая первый шаг на пути к Хельсинки, где послевоенные границы станут, наконец, священными (для Запада, разумеется), Сталину в Ялте отдали Восточную Пруссию с городом Кенигсбергом (ныне Калининград), определили, с огромными преимуществами для СССР, сферы влияния на Балканах и в Восточной Европе. Тогда же закрепили права Советского Союза на Дальнем Востоке: предоставили ему контроль над восточно-китайской и южно-маньчжурской железной дорогами, отдав Курильские острова, предоставив особые права на Дайрен и возможность использовать Порт-Артур в качестве советской военно-морской базы.
Было, правда, сказано, что для этого требуется согласие Китая, но тут же записано в решениях, что без этой формальности можно и обойтись.
И наконец, Сталин получил обещание, что всех оказавшихся так или иначе за границей советских граждан ему выдадут. Если понадобится, то силой.
Выдача на расправу НКВД советских граждан, следовательно, была далеко не единственной и, на первый взгляд, не самой важной уступкой Запада Сталину.
Западная печать часто писала о Ялтинской встрече, как о месте, где были приняты решения, обеспечившие победоносное завершение войны с Германией.
Но ведь когда переизбранный на четвертый срок президент Рузвельт отправился в Крым, судьба Третьего Рейха была решена. Города Германии, ее промышленность лежали в развалинах, страна была отрезана от источников нефти и угля. Попытка немцев прорвать фронт союзников в Арденнах провалилась, и отлично вооруженные, свежие англо-американские войска продвигались к Рейну. Советская Армия уже заняла Будапешт, вышла на Одер и была готова с ходу брать Берлин, Италия из врага стала союзницей, части сражающейся Франции снова появились на полях сражений.
Япония, неся страшные потери во флоте и людском составе отдаленных гарнизонов, отступала к своим островам.
Победа над Германией была фактически обеспечена, ради ее достижения можно было и не делать в этот поздний час столь ценных подарков. В чем же дело?
Дело в том, как утверждает тогдашний военный министр США Стимсон, что, по мнению американских штабов, Япония намеревалась яростно сопротивляться. Пятимиллионная армия, считали военные, никогда не капитулирует, пять тысяч летчиков камикадзе будут, жертвуя собой, наносить страшные удары, и война может затянуться до 1947, а то, глядишь, и до 1948 года.
Военные давили на Рузвельта, требовали, чтобы он, дабы сберечь кровь «американских ребят», непременно заручился помощью Советского Союза. Без этой помощи, твердили генералы, американским войскам грозит катастрофа.
Рузвельт отправился в Крым с готовым решением принять любые условия Сталина, лишь бы заручиться участием СССР в войне против Японии.
Советская армия, как известно, провоевала против Японии ровно четыре дня, вплоть до ее безоговорочной капитуляции. Которая, кстати, не потребовала ни высадки, ни кровопролитных боев. Апокалиптические предсказания военных экспертов не оправдались.
Неужели никто не знал истинного положения вещей?
В январе 1949 года журнал «Юнайтед Нэшнс Уорлд» опубликовал статью американского адмирала Закариаса «Тайная история Ялты», которая, возможно, бросает свет на суть дела.
По словам адмирала, посвятившего жизнь изучению японского языка и Японии, бывшего в годы войны помощником начальника разведки морского министерства, положение Японии и перспективы войны с ней были предметом трех, составленных независимо один от другого, докладов. Два из них были подготовлены в военном министерстве, один — по поручению министра военно-морского флота самим Закариасом.
Основанный на тщательном изучении положения Японии доклад Закариаса, а также один из докладов, подготовленных армией, приходили к оптимистическим выводам, предсказывали скорое окончание войны и считали излишним участие СССР в заключительном этапе операций на тихоокеанском театре.
Зато третий доклад рисовал картину ужасов, почти непреодолимых трудностей и навязывал вывод, что без помощи Москвы американцы обрекают себя на разгром.
Именно этот доклад был представлен объединенному штабу, а два других положены под сукно.
Машина закрутилась. Приняв за основу планирования доклад, требовавший участия русских, военные давили на Рузвельта. Им вторили сотрудники Государственного Департамента, и Рузвельт, уже без того благорасположенный к «дяде Джо», капитулировал перед Сталиным, который, надо полагать, был отлично осведомлен и о дезинформированности президента, и о давлении, которому он подвергается со стороны военных и дипломатов.
Так вкратце писал американский адмирал Закариас.
Была ли роковая дезинформация, так дорого стоившая Западу, во многом определившая судьбы мира на целые десятилетия и уж во всяком случае определившая судьбу второй эмиграции и, косвенно, судьбу третьей, результатом добросовестного заблуждения? Или мы имеем дело с хитроумной операцией Москвы?
Неужели в военном министерстве, в Государственном Департаменте или в окружении президента могли найтись силы, исподволь толкавшие его к капитуляции перед Москвой, к принятию односторонне выгодных для нее решений?
Ведь тут мало подсунуть основанный на фальсификации доклад. Надо еще сделать так, чтобы из трех докладов выбрали именно тот, что нужно. На этом докладе нужно затем построить целую концепцию, аргументировать ее дипломатическими и политическими соображениями, прикрывая все это бдительной защитой интересов США.