Русские пришли

Совет обороны СССР

В Советском Союзе власть всегда была централизована в непостижимой для западного сознания степени. Но в семидесятые годы в этом смысле произошел качественный скачок. Был сделан важный шаг на пути «развития ленинского принципа единства политического и военного руководства».

С этим совпало некоторое изменение основных стратегических концепций. Но об этом позже.

В ноябре 1977 года, в отчете о военно-теоретической конференции, состоявшейся в Министерстве обороны СССР, «Красная звезда» привела слова начальника Главного политического управления Советской армии и военно-морского флота генерала армии Алексея Алексеевича Епишева.

Говоря о бессмертном ленинском принципе, Епишев сказал: «Примерами последовательного осуществления этого принципа служит деятельность Совета Обороны в годы гражданской войны, Государственного Комитета Обороны в период Великой Отечественной войны. Творческое развитие этого принципа на современном этапе находит яркое выражение в деятельности Совета Обороны СССР, возглавляемого Генеральным секретарем ЦК КПСС, Председателем Президиума Верховного Совета СССР Маршалом Советского Союза товарищем Брежневым" (курсив мой — К. X.).

К этим словам Епишева добавим, что товарищ Брежнев, как об этом сообщил в том же 1977 году «Военный Вестник», еще и Верховный главнокомандующий!

Если вспомнить роль, которую Леонид Ильич Брежнев играл в руководстве вооруженными силами СССР во время войны, все эти сообщения: присвоение маршальского звания, назначение на пост Верховного главнокомандующего, председательство в Совете Обороны СССР, могли вызвать улыбку. Блажит старик! Взял же он себе звание лауреата Ленинской премии по литературе и какую-то итальянскую премию, о которой никто не слышал.

Но если Брежнев — писатель-лауреат — это анекдот, то Брежнев — маршал Советского Союза, Брежнев — Верховный главнокомандующий, Брежнев — председатель Совета Обороны СССР — это не смешно. Литературная премия автору «Малой земли» ничего не меняет, перечисленные назначения меняют структуру власти в направлении еще большей централизации.

Совету Обороны времен гражданской войны (1918–1920 гг., глава — Ленин) была «предоставлена вся полнота полномочий в деле мобилизации сил и средств для защиты советского государства».»В отличие от Совета Обороны, — пишет исследователь этого вопроса П. Кружин, — созданный 30 июня 1941 года под председательством Сталина Государственный Комитет Обороны (сначала в него входили только Молотов, Ворошилов, Маленков и Берия, а затем дополнительно — Булганин, Вознесенский, Каганович и Микоян) обладал уже всей полнотой власти».[61]

Он «руководил деятельностью всех государственных ведомств и учреждений; направлял их усилия на всемерное использование материальных, духовных и военных возможностей страны для достижения победы над врагом… Каждый член ГКО ведал определенным кругом вопросов. Постановления ГКО имели силу законов военного времени. Все советские государственные, военные, хозяйственные и профсоюзные органы были обязаны беспрекословно выполнять решения и распоряжения ГКО». Так определяет деятельность ГКО Большая Советская Энциклопедия.

Но Епишев говорит о «творческом развитии» принципа «единства политического руководства». В чем же оно выражается сегодня, в мирное время?

Прежде всего — Совет Обороны более не экстраординарная организация, чтобы руководить страной в исключительных обстоятельствах. Подробностей о его деятельности опубликовано не было. Но из текста новой Конституции известно, что его образует, а также утверждает его состав Президиум Верховного Совета СССР.

К этому следует, пожалуй, добавить, что если раньше высший командный состав армии и флота СССР назначался Советом Министров, то теперь и это делает Президиум Верховного Совета, то есть опять же его председатель, он же, как правило, Генеральный секретарь ЦК КПСС (недаром Андропов рвался к этим должностям).

Как видим, Генеральный секретарь ЦК КПСС сосредоточил в своих руках огромную власть. Велико искушение поставить на этом точку, ограничить этим выйод. Но ведь личная власть, причем безграничная, была и у Сталина. Новым в данном случае является введение этой личной власти в самую структуру государства, систематическая легализация этой абсолютной личной власти Генерального секретаря (и Председателя Президиума Верховного Совета СССР и Главнокомандующего), устранение всего, что могло бы ее ограничить. Например — никаких перемен и новшеств.

Кто входит в Совет Обороны? Вероятно, министр обороны, председатель КГБ, министр иностранных дел, министр внутренних дел, некоторые руководители экономики.

Итак, запомним: Советский Союз имеет в мирное время правительство военного времени. Правительство это состоит из людей, руководящих также партией, то есть пропагандой.[62] И, разумеется, всеми формами разведки.

Хорошо! Условия налицо. Но нужна ли сегодня обширная дезинформация? Сегодня же не 20-е и 30-е годы. Верно.

Оглянемся назад.

В те далекие годы дезинформация носила скорее оборонительный характер. Она была сравнительно примитивна. За ширмой грубого обмана, скрытно от внешнего мира, закладывались основы: уничтожали лучшее крестьянство, духовенство, офицерство, интеллигенцию — генетическую элиту народа; расстрелами, лагерями, голодом, доносительством, развалом семейных и общественных устоев, рабочей и профессиональной этики создавали человека нового типа — советского человека, гомо советикус.

Построение советской системы требовало в тот момент дезинформации охранительной, украшательской. Ведь цель была: скрыть происходящее за изгородью лжи, чтобы внешний мир, думая, что внутри СССР происходит нечто соответствующее его собственным представлениям о морали, не увидел раньше времени, к чему идет дело, что ему грозит. Тогда еще рано было говорить о широком воздействии на сознание внешнего мира, о его воспитании, о манипулировании его сознанием, о навязывании ему своих концепций. Это придет позже.

Правда, и тогда уже старались развалить внешний мир, готовились захватить его.

Но захват мыслился еще по Клаузевицу, как «продолжение политики иными средствами», как «акт насилия, доведенного до своих крайних пределов». То есть, когда Советский Союз достаточно окрепнет, то на выручку бьющемуся в тисках эксплуатации и нищеты мировому пролетариату придет Красная армия. Тогда, как говорили в те годы,»на чужой территории» и «малой кровью» (в виду своего подавляющего превосходства), она ударит, и осуществится мировая революция. Политическая цель будет достигнута. Надо только обезопасить себя от сюрпризов в момент «акта насилия».

Скажу банальность: появление ядерного оружия изменило положение в корне. Ни о каком «акте насилия» уже нельзя было думать. Ибо тотальная ядерная война грозит гибелью всем.

Как быть? Неужели, идя путем слюнявого капитулянства, отказаться от предначертанного историей мирового владычества? Разумеется, нет.

Военная доктрина была постепенно пересмотрена с поправкой на новые обстоятельства. Формулировку Клаузевица пришлось как бы перевернуть. Не война маячила на горизонте, как «продолжение политики иными средствами», а политика стала лишь формой давно фактически ведущейся против внешнего мира войны. Перестав быть дымовой завесой, прикрывающей приготовления к будущему столкновению, так называемое «мирное сосуществование» стало войной, ведущейся не военными средствами.

Есть авторы, считающие, (на мой взгляд, справедливо) что нынешние стратегические концепции, да и тактические приемы Москвы строятся на мыслях, изложенных более двух с половиной тысяч лет тому назад в Китае неким Сунь Цзы.

И впрямь, в своем коротеньком трактате «Искусство войны» Сунь Цзы рассыпал формулировки и изречения, словно специально придуманные для описания сегодняшней советской политики и советских методов дезинформации.

Например:

Или: «…победоносная армия одерживает победу до того, как вступит в бой».

С риском повториться резюмирую: когда стало слишком опасным использовать для победы над внешним миром лишь военные средства, Советский Союз был вынужден отдать предпочтение оружию психологического воздействия, манипулирования общественным мнением, обмана и дезинформации. Но уже в иной форме и в ином масштабе.

И еще.

Одним из основных условий успеха советской дезинформации всегда была герметичность границ СССР. Создавая в них мнимые щели, советской разведке было легко заманивать и обманывать своих противников.

Конечно, утверждать, что на территории Советского Союза не действовали иностранные агенты, было бы опрометчиво, но любой бывший гражданин СССР скажет вам, что система анкет, спецотделов, заместителей по режиму в НИИ, пропусков, допусков, проверок и перепроверок, контроля и поголовного доносительства создавала для этих людей множество трудностей. И получалось десятилетиями, что осведомленность СССР о Западе и осведомленность Запада об СССР были несоизмеримы.

На стыке 50-х и 60-х годов произошли, однако, события, изменившие правила игры.

Во-первых, по целому ряду причин, которые мы не будем сейчас перечислять, Советский Союз оказался вынужденным слегка приоткрыть двери для туристов, фирмачей, ученых и студентов, приезжающих по научному обмену.

Во-вторых, что, возможно, гораздо важней, произошел качественный скачок в применении Западом технических стредств наблюдения. Появились сначала недосягаемые для советских средств защиты самолеты, потом спутники наблюдения и различные электронные средства подслушивания.

Закрывавшая СССР завеса чуть-чуть приподнялась.

Запад начал регулярно получать много фактических сведений, которые было трудно фальсифицировать. Появились данные, служившие основой для проверки агентурных сведений. Изменилась роль агента, засылаемого в СССР, где он раньше чаще всего либо погибал, либо становился орудием обмана тех, кто его послал.

Как было остановить утечку информации, ускользавшей путями, не подвластными контролю КГБ? Что делать, когда противник вдруг получил возможность заглянуть за бутафорский фасад потемкинской деревни?

Можно ли считать случайным, что именно в то время, в 1959 году, в недрах Главного Первого Управления КГБ был создан специальный отдел дезинформации во главе с Иваном Ивановичем Агаянцем?

Может быть, также не случайно в те же годы (чуть раньше, правда, в 1957 году) была проведена очень симптоматическая операция с провоцированным арестом в Нью-Йорке «советского резидента», «полковника Абеля» (моего друга Вильяма Генриховича Фишера — см. мою книгу «Охотник вверх ногами»).

Симптоматична эта история потому, что там, на шумном процессе, где судили абсолютно надежного, с точки зрения КГБ, человека, умело создавалось в глазах Запада ложное представление о советской разведке, ее людях, методах, целях, круге интересов.

Но это — лишь отдельный пример дезинформации, очень близкой к истине, находящейся совсем рядом с ней. Как подточенные на несколько миллиметров рога быка делают его безопасным для тореадора.

Но не будем отвлекаться. Что было делать, как обмануть противника, от которого невозможно все скрывать?

Ответ напрашивается сам собой: проникая в центры оценки добытых сведений и принятия на их основании решений, влиять на эти оценки, на эти решения. Чтобы противник не видел явного, не понимал очевидного. Влиять на толкование истины.

Отсюда допустимо сделать вывод, что советская разведка сегодня более чем когда-либо руководствуется глобально-стратегическими концепциями, что все ее операции оцениваются с точки зрения основной стратегической цели, намеченной высшим партийным руководством, цели, которую страна должна достигнуть под руководством Совета Обороны. Под разными именами эта цель — покорение мира, мировое владычество!

Какова же, в связи с этим, может быть стратегическая цель советской дезинформации? Какова главная тайна Советского Союза?

Если продолжить сравнение с Англией, ведущей тайную войну против Третьего Рейха, то можно сказать, что стратегическая тайна СССР — это сущность его системы, его строя. Строя, где самовоспроизводящаяся, самонастраивающаяся и самодовлеющая власть — есть все, а народ — лишь временно нужная для существования власти масса, но, в сущности, обуза. Не поняв особой природы советской власти и советского государства, невозможно понять его действия и предвидеть намерения. И невозможно принять всерьез его экспансионизм.

Сама сущность советской системы указывает на ее конечные цели. Они почти достигнуты, и остается лишь усыпить бдительность внешнего мира настолько, чтобы он не успел предотвратить свою гибель.

Для того, чтобы стать частью мировой социалистической системы, Западу вовсе не нужно быть завоеванным Советским Союзом, ему нужно лишь незаметно для себя начать жить по его законам, постепенно принять его язык, его понятия, его правила игры. И когда это произойдет, Москве не нужно будет двигать войска.

О том, как советская пропаганда навязывает всему миру свои формулировки, а через них и мысли, воспитывая Запад, мы уже говорили. Но есть одна коренная установка, к которой сводится все, которая, если ее принять, неизбежно ведет ко всем нужным советской пропаганде, или дезинформации, или экспансии — это как хотите — выводам.

Эта установка гласит: Советский Союз — такая же страна, как все!

Из этой посылки исходили руководители Гарвардской экспедиции. Заявив с порога, что СССР — такое же современное индустриальное общество, как любое другое, они пришли к тем выводам, которые были нужны Москве. Они проглядели: лагеря, доносительство, бесчеловечность системы. Под видом объективности они выдали чудовище за нормальное цивилизованное общество.

Та же установка заставляет множество западных специалистов тратить уйму выдумки и таланта на подсчет военных расходов СССР и приходить к самым фантастическим результатам. Эти люди удивляются, как может Советский Союз не увеличивать свой оборонный бюджет, когда на одно развитие военно-морского флота он тратит больше, чем предусматривает весь этот бюджет. Специалисты упорно отказываются признать, что советский военный бюджет — фикция, а на войну работает вся экономика страны.