Рыжий и черный

Глава 21 День третий. Незапланированный праздник

Лео успел на паровик, заскакивая буквально на ходу — схватился за поручень, подтянулся и запрыгнул на подножку, потом еле прорвался в переполненный салон, оплачивая проезд и мотаясь из стороны в сторону, когда паровик, резко разогнавшись, вздрагивал на стыках рельсов. Через пару остановок удалось даже сесть, тут же откидываясь головой назад и прислоняясь затылком к холодному стеклу. Одуряюще клонило в сон. Наверное, все же зря он столько съел за новобрачных — Брок настаивал, словно сам женился, а не суперинтендант. До дома, точнее до холодной, почти необжитой комнаты в старом доходном доме было еще с час пути — пока паровик обогнет центр, доберется до реки, а оттуда начнет штурмовать подножье Ветряной гряды — более короткий путь через музей Естествознания до сих пор не отремонтировали после Провала. Виновных в провале, кстати, так и не нашли. Полковника Гордона, он же бывший лейтенант Шекли, не существовало, и под какой личиной и родовым именем он теперь прячется совершенно непонятно. У Блека, у Хейга-Ренара, у Фейна и даже у местной временной военной администрации руки оказались коротки, чтобы найти Гордона.

Из сна Лео вырвал грубый тычок в грудь:

— За проезд плати!

Он отмахнулся, удобнее пристраиваясь на сиденье:

— Платил…

Его в этот раз схватили за плечо, разом выдергивая из приятного сна и чуть не сбрасывая со скамьи:

— Не лги! Тут пилотка сидел — он платил! А ты — не он, паря!

Лео осоловело открыл глаза, ничего не понимая. Кондуктор — плотный, злой мужик в синей форме и фуражке, — навис над ним, склоняясь почти к самому лицу:

— Паря, я тя щас пилоткам сдам! — Густо, до тошноты, пахнуло чесноком и перегаром.

Лео скривился — он давно отвык от такого обращения. Его уважали, Вики вообще назвала их всех лерами и офицерами! Лео вздрогнул — никакую Вики он не знал.

— Я платил!

— Ну, паря, ты нарвался! — не выдержал кондуктор, замахиваясь кулаком, и зря. Лео машинально среагировал, ударив мужика под подбородок, расшибая костяшки пальцев, и вдогонку пнул, отбрасывая на противоположную, шедшую вдоль всего вагона скамью. Тут же все вокруг заорали, задергались, отодвигаясь от Лео подальше. Кто-то рванул к машинисту. Какой-то тип в рабочей кепке и явно чешущимися от скуки кулаками направился, опережая кочегара с ломом наперевес, к Лео. Тот рванул к задним дверям, выскакивая на ходу и молясь всем богам, чтобы не переломать ноги. Паровик, к счастью, медленно штурмовал гору и потому еле-еле полз по узкой, мощеной улочке. Правая нога все равно неудачно поскользнулась на неровных камнях. Лео, пытаясь устоять и не попасть под несущийся с горы паромобиль, дернулся… И словно невидимая рука его удержала, помогая выпрямиться и скакнуть на безопасный тротуар.

Лео потрясенно огляделся — мир вокруг него изменился. Текли куда-то голубые потоки воздуха, завихряясь вокруг пожилого мужчины в солидном пальто с медицинским саквояжем в руках. Скакали в классики светящиеся голубым мальчишки. Шли мимо мужчины в рабочей одежде и тоже светились — ровно, как воздух. И только девчонки в линялых цветастых платьях по щиколотку и серых передниках остались неизменными. Они под считалку и хлопки веселились в привезенной из восточных колоний игре, которую местные, не в силах выговорить мудреное ренальское слово, просто назвали резиночкой. Лео заметил — только девочки не светились. Это значило одно — ему впервые за все время повезло! Он вытянул выигрышный билет в лотерее, разыгранной судьбой. Он стал магом. Ему, сегодня с позором выгнанному с бумагопрядильной мануфактуры, теперь любые двери открыты. Он может поступить на службу в полицию или даже сразу в войска — там платили больше. Правда, придется перебираться в Тальму, но да ничего — займет у сестры денег на билет, а потом вернет с первого же жалования. Он, если дар его силен, даже может подать заявление на учебу в Университет по лерской квоте — так называлось бесплатное обучение для особо важных магов. Потом придется отработать на благо города, но! Но! Но! Он станет уважаемым человеком, уже никто не назовет его «паря», никто не вышвырнет из паровика за потерянный билет, никто не будет унижать. У него впервые появился шанс на приличную жизнь. Он, чуть прихрамывая на все же разболевшуюся из-за прыжка с паровика ногу, пошел вверх по улице — ему еще три остановки отмахать до дома, но эта такая мелочь! Главное сейчас — все хорошенько обдумать, чтобы не ошибиться с выбором. Наверное, надо собраться и поехать к сестре — она с год назад вышла замуж за местного фермера и теперь горя не знала, живя за Танцующим лесом.

Живот подводило. Дома есть было нечего — деньги закончились. Все жалование прошлой седьмицы он отдал Мойре — соседской девчонке с прядильной фабрики. Она жестко простыла на ночной смене, и ей потребовались деньги на лечение. Он не жалел, отнюдь: у него на фабрике весь день чайные девушки разносили по цехам сладкий чай — он бы продержался на нем седьмицу… Если бы его не уволили. Он нагрубил мастеру и тут же вылетел за ворота, потому что за воротами цеха толпы желающих на его место и за меньшие деньги. Ничего, это даже к лучшему — теперь он маг, и перед ним открыты все дороги.

Даже вечернее солнце, клонящееся к океану, жарило изо всех сил. По спине позли струйки пота. Лео стащил с себя пиджак, не понимая, что на него нашло, когда он утром так тепло оделся. Город вокруг него шумел и гремел. На площади с гиканьем бегали мальчишки, катавшие палкой железный обод тележного колеса. Одного из мальчишек, вихрастого Вилли, Лео хорошо знал. Сейчас была очередь Вилли катить обод, и у него получалось плохо — мальчишки вокруг улюлюкали и дразнили его. Семилетке, уже вернувшемуся с дневной смены на устричной консервной фабрике, было жутко обидно, он был готов расплакаться у всех на глазах. Лео не удержался и синим потоком выправил движение обода — тот ровно и быстро покатился, заставляя мальчишек давиться насмешками и замолкать. Вилли же радостно несся вперед, палкой чуть поправляя движение обода. Иногда так мало надо для счастья. Иногда так мало надо, чтобы забыть об усталости и закончившемся детстве — с утра опять на смену, весь день вскрывать острым ножом раковину за раковиной.

На площади Воротничков все было по-прежнему, изо дня в день, из года в год… Тут не менялось ничего. Днем еще приличная площадь торговала и бурлила, к вечеру сюда стекались из фабрик, ферм и мануфактур лишившиеся крова толпы рабочих и их семьи. Они устраивались в узких переулках, готовясь ко сну. По негласному соглашению с пилотками их не гоняли отсюда; они же, еще не совсем спившиеся и не готовые уползти в дебри трущоб, прибирали по утрам за собой и никогда не воровали — их от возвращения в сословие приличных людей удерживало одно жалование, одна заработная плата. Если повезет, если продержатся седьмицу на гроши, то смогут уйти отсюда, снимая крохотную комнату. Не повезет — к зиме переберутся в трущобы за Поля памяти, окончательно опускаясь. Продержаться уговаривали себя многие — часто лунами оставаясь тут на площади, веря, что в этот раз не повезло, но вот на следующей седьмице!..

Лео вздохнул — надо что-то решать, причем быстро, иначе пока выбирает, влегкую переселится сюда, на площадь — денег заплатить за следующую седьмицу за комнату у него нет. Он не приличный лер, который годами может посылать своего кредитора, пытающегося его выжить из жилья. Он кер, он отребье, с которым никто не церемонится. Его за один просроченный грош выкинут на улицу, потому что за ним стоит толпа желающих оказаться в тепле под крышей.

Живот голодно заурчал, а в глазах почему-то потемнело. Не от голода же. Ну, пусть не поел денёк — он парень, на нем еще седьмицу пахать можно, не кормя! Только от свежего запаха сладкой сдобы, витавшего в воздухе из местной пекарни, голову кружило так, что ноги отнимались.

Нер Бейкер, владелец бакалейной лавки, уже ушел домой, закрывая железными ставнями узкие витрины, в которых в корзинах были выставлены его товары. Сестры Нил зависли перед узким окошком двери — что уж они там разглядывали, голодный Лео не понял. Как на зло, площадь разрывалась криками медленно удаляющегося со своей тележкой продавца уличной еды:

— Жареная рыба! Картофель в клубнях! Стакан горохового супа, и все ваши заботы забыты!

Лео проглотил вязкую, подкатившую к горлу слюну. Он, даже зная, что в карманах ни летты, все же полез проверять брюки — вдруг повезет, и найдется захудалая, самая последняя монетка. Хотя бы половинка летты. Не нашлась.

Сестры Нил отошли от лавки, что-то тихо обсуждая. Лео замахал им и подошел, здороваясь:

— Привет, как дела?..

Они, младше его на лет пять, почему-то диковато посмотрели на него, не отвечая. К ним подскочила черная, как ночь, девчонка-карфианка лет шестнадцати, не больше. Лео не помнил, чтобы в их квартале поселилась такая — тонкая, как щепка, темнокожая, темноволосая, только белые белки глаз да мелкие, хищные зубы, которые она скалила в улыбке:

— Привет, Лео! Девочки, это Лео! Лео Байо, вы что, забыли?

Тина робко улыбнулась и поздоровалась, Эльза, более младшая, продолжала дичиться и прятаться за сестру. Впрочем, Лео понимал её — их папаша, когда напивался, нещадно гонял девчонок, забивая их чуть ли не до смерти. Мужчин Эльза откровенно боялась. Лео, только этим летом вымахавший на целый фут, пытался остановить и вразумить их папашу, но пока чаще всего сам был бит — Нил работал на скотобойне, одним ударом заваливая быка.

Карфианка продолжала щебетать, словно заговаривая всех:

— Лео, ты сегодня рано! Я тут сидела — вижу ты идешь! И говорю себе: «Ноа, никак нашего Лео выперли с фабрики, не иначе!»

Лео скривился — Ноа была права:

— Давай не будем об этом. Выперли и выперли. Первый раз, что ли. Найду еще работу. Скажи лучше, ты Мойру видела?

Она, сверкая на солнце зубами — они у неё были как жемчуг, один к одному, — кивнула:

— Забегала. Тяжко ей. Она уже два дня ничего не ела…

Лео вскинулся:

— Аппетит пропал? Док её смотрел?

Ноа зашлась от смеха, пока сестры Нил жались к друг другу:

— Лео, ты такой смешной! Да откуда ж еда у неё возьмется…

Он закрыл глаза — точно. Откуда деньгам взяться, когда ты один и не можешь работать.

Нилы без прощания вернулись к бакалейной лавке, что-то продолжая разглядывать в дверной фрамуге. Ноа фыркнула:

— Бейкер привез конфеты на вес. Вот девчонки весь вечер и глотают слюни, словно от пригляда слаще станет. Там и булки есть. Свежие. Сдобные. Вкусные поди… — Ноа словно издевалась над голодным Лео. Хотя его голод — так, фигня. Завтра пойдет… В ту же полицию и скажет, что маг, нанимайте меня! И деньги будут. А вот кто накормит Мойру, умирающую от голода и болезни… Живот выдал громкую голодную трель. Воздух заиндевел синим светом. Даже Ноа засветилась, зубы стали совсем яркими-яркими, как вспышки молний. Она буркнула в лицо Лео: — лан, пойду я… А ты думай…

Она поскакала в центр площади и, усевшись на край небольшого фонтанчика, сохранившегося со времен основания города, когда о централизованной подаче воды в дома никто и не слышал, принялась играть в «колыбель для кошек», плетя из веревочки странные орнаменты и периодически прося помощи у мелкой девочки лет пяти, игравшейся у воды в куклу. Кукла была сделана из палочки и цветочной головки, но девочку это не смущало. Мимо Лео снова промчались мальчишки с гремящим ободом. За фонтаном более воспитанные мальчишки прыгали в классики. Тянуло едой, прогорклым жиром, пылью, поднятой ветерком с дороги. Вечерело, странно рано для лета. А где-то умирала Мойра. А где-то глотали слюну Нилы, глядя на конфеты и боясь возвращаться домой — там их пьяный папаша, и Лео еще не умеет его останавливать — рост не главное, главное — грубая сила, а её-то пока и нет. В жилах закипела магия. Лео решительно развернулся и направился к дверям бакалейной лавки. Плевать на конфеты, все равно на булки — откуда им там взяться, это ж бакалея?! — там в лавке есть консервы: рыбные, мясные, растительные — то, что нужно умирающей Мойре. Да даже горсти макарон хватит Мойре, а бакалейщик даже не заметит отсутствие этой горсти в большом ящике, откуда он ковшом набирает макароны для продажи… Только пусть эта дверь будет открыта… Только пусть дверь пропустит его — он совсем не взломщик, он не вор, просто так сложились обстоятельства. Он потом все вернет. Он все оплатит, просто чуть позже. Этот Бейкер, отказываясь продавать в долг, не понимал одного — деньги бывают не всегда. Лео вернет, но чуть позже. Завтра устроится на службу в полицию и с первого же жалования отдаст. Даже с процентами отдаст.

Ноа сплела из ниточки «ясли» и попросила соседку-девчонку снять ниточки, превращая их в «бриллиант». Та, прикусив губу от усердия и морща лоб, чтобы не ошибиться, подхватила ниточки. «Бриллиант» получился, нити не спутались на мелких пальчиках. Ноа погладила девочку по голове, не продолжая игру. «Кошачий глаз» и «часы» — окончание игры, её не интересовали.

«Бриллиант» подошел к дверям бакалейной лавки и резко дернул дверь на себя. Ноа хищно облизнулась — парень засиял ярким, почти ослепляющим светом чистой силы. Можно было смело питаться. Ноа подумала и… Вывеска на лавке сменилась на «Магазинчик сладостей Лео Байо». Пока Лео еще осторожно проходил в темную залу, товары на полках быстро менялись, превращаясь в сладости, печенье, конфеты. Ноа не поскупилась, питаясь чужой заемной силой — в открывшейся витрине, маня всех окрестных детей, появились торты и пирожные. Гулять, так по полной! Радоваться, так щедро изливая силу! Особенно, если она чужая. Чужую не жалко.

Лео сам не понял, почему поменял свои намерения. Он хотел только горсть макарон для Мойры, но вместо этого вынес голодным, смущающимся Нилам булки, на которые они так долго смотрели. Потом он увидел просящие глаза Ноа и дал ей пирожное, потом были мальчишки вместе с Вилли, потом угрюмые рабочие из проулков с грязными голодными детьми, потом он уже не замечал, кому и что отдает — магия пела в его жилах, помогая накормить всех желающих. Он потом все оплатит, он же маг теперь. У него хватит сил.

К нему, когда он наполнял корзину Тины конфетами, подошла строгая молодая женщина в черном глухом платье — то ли вдова, то ли гувернантка. Хотя откуда тут гувернантки?

— Простите, что вмешиваюсь… Я Шарлотта Идо, я опекун этих детей. — она указала на Тину и почему-то Вилли. — Я… Мы не можем себе позволить столько сладостей, нер…

Лео поправил её:

— Кер Байо. Лео Байо. И денег не надо.

Тина дернула Идо за рукав:

— Это его лавка, нерисса! Честно-честно-честно! Мы не выпрашивали. Ни единой конфетки.

Нерисса Идо замерла, вспоминая яркую вывеску над дверью:

— Странно, я готова поклясться, что еще днем тут был другой хозяин…

Лео улыбнулся ей и подал леденец на палочке:

— Угощайтесь!

Пронырливая Ноа оказалась рядом и тут же принялась поддакивать:

— Сегодня хороший день! Сегодня праздник! Хороший праздник, аи… Не бойтесь, угощайтесь.

Идо нахмурилась:

— Кер Байо, вы отдаете себе отчет, что творите? Тут товаров на сотню ройсов… Дети любят праздники, но… Вы можете себе позволить столько потратить на чужих детей?

Ноа потянула хмурую Идо из лавки:

— Праздник! Праздник — это фейерверки! Это музыка, это жонглеры, это веселье, это хорошо! Очень вкусно! — она обернулась напоследок на Лео, и тот шагнул из лавки за ней.

Совсем стемнело. Черное небо, как цирковой шатер, раскинулось над ними и горело тысячами звезд. На душе Лео было легко и хорошо, потому что этой ночью никто не умрет от голода. Живот выдал голодную трель, напоминая, что именно его и не кормили, но Лео было все равно. Он запустил в небеса огненные шары, вызывая восторженный вздох из множества детских ртов. Даже недовольная, продолжавшая морщиться Идо улыбнулась, когда шары раскрылись в бархатных небесах яркими цветами.

Потом усталый Лео просто сидел на ступеньках лавки и любовался, как в небе продолжался фейерверк, сам по себе. Сил не было. Его клонило в сон, но несмотря на это было отчаянно хорошо на душе, хотя он даже пальцем пошевелить не мог от накатившей слабости. Этой ночью Мойра не умрет от голода. Он позаботился.

Площадь жила своей новой ночной жизнью — кто-то пел, кто-то танцевал, дети водили хоровод и продолжали играть. Сестры Нил радовались и смеялись. Эльза впервые смело играла с мальчишками в классики, папаша Нил её больше не пугал. Хотя бы в эту ночь.

Завтра Лео наймется на службу, у него будут деньги, он научится драться, и сможет воспитать папашу Нила, он возьмет Мойру к себе, и она выздоровеет, и, чем боги не шутят, вдруг они даже поженятся.

А потом откуда издалека донесся крик:

— Пилотки! Пилотки идут! — С Лео разом слетело все благодушие. Он вспомнил, кто он и где он. Он понял, что он натворил, оглядываясь на опустошенную лавку Бейкера. Он поднялся со ступенек и замер — сил бежать не было. Его за повторную кражу ждало одно — каторга в колониях. Но даже не это пугало его — он понял, что не оправдал слова Виктории. Он не лер и офицер. Он всего лишь вор-рецидивист. Он…

Ноа подхватила его с одной стороны под руку, Тина внезапно под другую. Они заставили его двигаться. Они заставили его бежать.

Ноа фыркала:

— Двигай. Вот же вымахала оглобля! Двигай, двигай, двигай, если хочешь жить! — она обернулась на Эльзу и крикнула ей: — мундир захвати! Он в лавке, и бегом за нами! Бегом!

Лео бежал, опираясь на Ноа и не понимал, почему эта девчонка так бешено, весело хохочет, а потом все стало неважно — он сам рассмеялся над глупой шуткой судьбы. Ну, хоть погулял напоследок. Не все же Броку шокировать Аквилиту. Вот и он заслужил свою минуту славы.