Рыжий и черный

Глава 49 День пятый. Прощай, род Монтов

Журчал фонтан. От его сизой, покрытой мелкой рябью глади во все стороны разлетались солнечные зайчики. Пахло сыростью и неприятно чем-то металлическим. Звонко смеялись дети, прыгая в классы и гоняя мяч — сегодня занятия в близлежащих школах были отменены. Грег даже позавидовал окружающей его беззаботности — в его детстве, проведенном в пансионе Лерского корпуса, были только муштра и холод дортуаров. Да, это дало ему хороший старт в карьерном росте, только закончилось все принесением в жертву демону из Карфы. Грег хотя бы выжил, в отличие от лер-дебютанток, скормленных Тонтон-макуту. Им всего было по четырнадцать-шестнадцать лет — время дебюта в обществе. Грег сжал челюсти — его дети никогда не будут учиться в пансионах, даже самых лучших. Тепло дома и родительская любовь куда важнее якобы зарождающихся с детства политических связей. Он заставил себя расслабиться: куда-то не туда занесло его в мыслях — к еще невозможным детям. Лиз бы выжила — это главное сейчас. Усталость и страх за Лиз давали о себе знать — держать себя в руках было сложно. Он чувствовал себя сжатой до предела пружиной, ожидая очередного удара судьбы, и не факт, что сможет этот удар принять адекватно. Только срываться сейчас ему нельзя.

Брендон стоически ждал головомойки — они с Грегом отошли к фонтану, чтобы переговорить в одиночестве. За ними озабоченно наблюдали Эван и Алистер. Боятся, впрочем, сам виноват — про вспышки гнева у Блеков они знали не понаслышке. Бить Брендона он не собирался — у него самого было похожее начало романа с Лиззи, да и Брендон теперь вроде как брат по закону, пусть и карфианскому. Грег сильно устал для серьезного разговора. Родничок в сердце еле-еле журчал, заставляя бояться за Лиз, тут не до чтения нотаций, которых Брендон вроде и не заслужил — Грег слишком хорошо знал свою сестренку: если она что-то вбила в свою голову, она этого добьется.

— Я сейчас поеду в гостиницу… Подвезти? — наконец предложил он, озадачивая Брендона.

Тот отрицательно качнул головой:

— Нет, спасибо. У меня тут есть еще дела. Надо пройтись по спискам погорельцев для определения в храмовые приюты и отделить злостно уклоняющихся от работ козлищ от овец. Козлищ оставлю вам — после наставлений на путь истинный. Пусть их нерисса Идо воспитывает. Так… Мы… Все же поговорим? — он достал из кармана брюк колоратку и теперь мялся, не зная, надевать её или еще подождать? — Андре говорила, что ты с утра еще достанешь меня.

Грег криво усмехнулся, разглядывая прыжки девочек через скакалку:

— Извини, что разочаровал. А если серьезно — было некогда, Брен. — Он собрался с мыслями, продираясь через страхи и нарастающий гнев на самого себя и Каеде, так грубо вмешавшегося в их с Лиз судьбу: — Я хочу сказать одно: береги Андре и не подрезай ей крылья. Не ограничивай ей свободу, и она будет рядом с тобой. Попытаешься что-то запретить, навязать — потеряешь её. И не ревнуй — она легко загорается и влюбляется: в идею, в дело, в место, в человека. — Он подумал и добавил: — вокруг Андре всегда много идиотов, с помощью дуэлей пытающихся устранить соперников — не мешай им выбывать из гонки. Всех не осадишь и не заставишь быть умнее. Как-то так.

Брендон приподнял вверх брови:

— А как же вопрос: когда идете в храм?

— Мужайся. Если сможешь уговорить её с храмом — я буду поражен. Чуть не забыл: будешь в Олфинбурге — старательно гляди вокруг и не попадайся леру Блеку-старшему. У него свои планы на Андре — он все ждет, когда Оливер Фейн… — Он заметил, как подтянулся и напрягся Брендон. На всякий случай Грег уточнил: — Да-да-да, тот самый Фейн, ты правильно понял… Остепенится и женится.

— При чем тут Фейны? — замер Брендон. Он нахмурился и принялся вспоминать расстановку сил в Олфинбурге: — Фейны — фабриканты, военные магнаты. Оливер Фейн — лер во втором поколении. Андре — кера и…

Грег подсказал ему:

— …и незаконнорожденная Блек. Замуж за лера её не отдашь, а вот в метрессы Фейнам — запросто, тем более что Фейны уже интересовались Андре и её исследованиями. Их пароэфирники до сих пор взрываются… Так что будь осторожен в Олфинбурге. Кстати… Оливер Фейн сегодня как раз приезжает в Аквилиту — не бери в голову, я сам с ним поговорю. — Он заставил себя улыбнуться и сказал самое главное: — просто сделай Андре счастливой.

Пока Брендон хмурился и собирался с ответом, Грег хлопнул его по плечу:

— Держись, брат. Еще увидимся — я в гостиницу, а потом поеду встречать Фейна.

— Удачи… — пожелал Брендон, и Грег снова улыбнулся:

— И тебе!

Он торопливо направился к своему служебному паромобилю — до прибытия дневного экспресса Олфинбург-Аквилита было еще часа два, но они пролетят быстро, так что и не заметишь.

Вечернее движение в Аквилите было бурным, и Грег растерял все остатки терпения, пока добрался до гостиницы — злило все: и неправильное правостороннее движение, и слева расположенный руль у паромобиля, и тальмийские дебилы за рулем, пытавшиеся привычно ехать по встречке — в Тальме левостороннее движение. Он еле взял себя в руки, паркуясь в гостиничном гараже и договариваясь с механиком, чтобы к половине восьмого паромобиль стоял под парами — Грег обещал встретить Оливера на вокзале. Эван дал разрешение на посещение Фейном Аквилиты — в отличии от лер-мэра Сореля Хейг не был параноиком.

Грег, стараясь не шуметь, вошел в номер, повесил шинель на вешалку и сразу же заглянул в спальню в поисках Лиз. Родничок в сердце подсказывал, что она спала. Так и было — только устроилась Лиз не в кровати, а в каминном кресле, откинув голову на его широкую боковинку. Кто-то, не иначе Андре, заботливо укрыла Лиз пледом. Листы бумаги с прикрепленными к ним глянцевыми небольшими фиксограммами выпали из рук молодой женщины и рассыпались по полу. Только от вида беззащитной, бледной как призрак, но все же живой Лиззи, вся грозившая порвать его шаткий самоконтроль злость куда-то ушла. Лиз — его якорь трезвомыслия в этом безумном мире. Грег, скинув грязные, сырые сапоги и надев комнатные туфли, прошел в спальню. Он подобрал с пола все листы — Лиз выбирала прислугу в дом, — и положил их на столик у кресла. Сидя на корточках перед Лиз, он внимательно рассматривал её. Синие, тонкие веки, темные тени в глазницах, бледные, впалые щеки — болезнь еще жила в женщине, подтачивая её изнутри. С трудом погасив в себе глупое, несвоевременное желание прижаться щекой к её ладони, он заставил себя встать, раздеться, бросить на пол пропахшую пеплом и сыростью форму. Захватив с собой свежее белье, в одних кальсонах он направился в душ — скоро должны доставить в номер заказанный им ужин.

Он, быстро намылившись и смыв въевшийся запах гари, постоял чуть-чуть под прохладными струями воды. Они уносили прочь усталость, придавая мнимую бодрость. Во всяком случае рванул он потом из ставших холодными струй вполне энергично. Выглянув из ванной и проверив, что Лиз ещё спит, он надел белье и принялся спешно бриться — всего пара суток без бритья, а он уже как каторжанин выглядит. Родничок в сердце окреп и проснулся. Видимо, заметив грязную форму на полу, Лиз сонно сказала:

— С возвращением, Грег… Сильно устал?

Он, спешно плеснув на ладони воду после бритья и похлопав себя по щекам, тут же жмурясь, когда защипало свежие порезы, вышел из ванной:

— Прости, не хотел будить. — он все же присел перед ней на корточки, ловя её ладони и прижимая к горящим после бритья щекам. У Лиз были ледяные пальцы. — Как ты?

Она еле слышно рассмеялась:

— Умирать не собираюсь.

— Я серьезно.

Лиз кивнула:

— И я. Слабость, хочется есть, но в ресторан я сейчас не спущусь — не хочу видеть никого, кроме тебя.

— Я заказал еду в номер. — Грег поцеловал её ладони и отпустил их. Пальцы Лиз тут же зарылись с его мокрые после душа волосы, чуть поправляя их — они сильно отросли и теперь кудрявились на концах, отказываясь лежать ровно. Грег заглянул Лиз в глаза: — как провела день?

Она бросила взгляд на лежавшие на столике анкеты из агентства по найму прислуги:

— Полагаю то, что я купила дом, уже для тебя не секрет.

Грег признался, сдавая сестренку:

— Андре не удержалась и проболталась.

— Особняк сейчас спешно приводят в порядок — через пару дней можно будет заезжать. Или, если номер в гостинице тебе уже надоел, то хоть завтра. Постоянную прислугу я еще не наняла, но мы же с тобой и сами справимся, так?

— Справимся, — подтвердил он, не зная, как подступиться к тяжелой и трудной теме отречения от рода — Лиз должна знать об этом. — Лиззи…

Грег замолчал, подбирая слова, и Лиз сама заполнила получившуюся тишину, вспомнив:

— Твой отец телефонировал.

Он напрягся и пересел в пола на кровать, внимательно всматриваясь в Лиз:

— И что он хотел? — от отца после последнего разговора он ждал только подлости.

— Он просил называть его papá, и сказал, что очень ждет свою первую внучку.

Грег сжал челюсти и опустил взгляд вниз — отец все же перешел границу приличий. Вот же любитель генетики! Было страшно подумать, что он наговорил Лиззи с выдвигаемым требованием первой родить внучку, чтобы не испортить породу Монтов. Мужчина заставил себя разжать судорожно сведенные в кулаки пальцы, потер ладонями лицо, расслабляя мышцы и четко сказал:

— Прости. Это моя вина. Больше такое не повторится.

— Грег…

Он встал:

— Документы о браке придется переправлять. Что скажешь о фамилии Эш? Блеки и Монты со своей родовитой гордостью меня уже подзадрали.

Лиз осторожно сказала:

— Но рождение девочки все решит… Тебе не стоит отрекаться…

— Во-первых, я не собираюсь выбирать пол будущего ребенка. Во-вторых, отец все равно не успокоится и будет продолжать тебя тыкать своим морализаторством. В-третьих, он задавит этим ребенка. В-четвертых, неры тоже люди, а лерство не так и сложно заработать. Откроем парочку новых хребтов или истоков — и титулы любой страны наши, Лиззи. Я готов простить отцу его выпады в мою сторону, но не в твою.

Он решительно направился к телефону, вызывая Олфинбург и забыв, что надел только белье. Впрочем, какая разница в чем телефонируешь. Хорошо, что визуалотелефоны еще не придумали.

С трудом дождавшись, когда в трубке прозвучит знакомый, такой усталый от ущербности окружающего мира голос, Грег сказал:

— Недобрый вечер, отец. Я давно хотел тебя поблагодарить… Я благодарен тебе за жизнь, что ты мне подарил…

Отец перебил его, гневливо заметив:

— Что за приступ внезапной меланхолии? — Да-да-да, гнев у них семейное. — Ты снова пьешь?

Грег смиренно напомнил — в последнем разговоре с отцом можно и чуть-чуть потерпеть, не срываясь в гнев:

— Я никогда не опускался до пьянства. Просто пришло время поблагодарить тебя: за учебу, за свое положение в обществе, когда я был ребенком, за лучшую в мире сестру, за старт, который ты дал мне в этой жизни. И пришло время попрощаться — я отрекаюсь от рода Монтов. Бумаги тебе доставят на днях — отправлю с курьером тебе и в Дом высших леров.

Лер Блек-уже-не-старший смешливо произнес:

— И кем же ты будешь? Лер Прихвостень-жены-де Бернье? Или откровенно примешь имя того, чьи рога ты добровольно на себя навесил благодаря несдержанности леры де Бернье?

Грег себе напомнил — к нему это не имеет никакого отношения. К нему, но не к Лиз.

— Я буду просто нер Грегори Эш. Только и всего. — Волна гнева поднималась в нем, грозя затопить его с головой, но родничок в сердце помогал держаться на плаву. Он взял себя в руки и спокойным голосом сказал когда-то невозможное для него: — С данной минуты вы никакого родственного отношения ко мне не имеете, так что поостерегитесь читать мне свои нотации — я же могу и дуэль вызвать. Честь имею, лер Блек.

В трубке еще звучало почему-то восхищенное: «Ты все же Блек!» — но Грег уже прервал звонок, нажав на рычаг телефона. Он теперь Эш, и никак иначе.

Он подошел к креслу и устало опустился возле ног Лиззи, обнимая их и, как дитя, пристраивая голову ей на колени. И плевать, что неодет. Прислуга, сейчас начавшая накрывать на стол в гостиной, и не такое приучена игнорировать. Лиз — его якорь в этой жизни. Ради Лиз и их будущего он удержит свои растрепанные чувства под контролем.

Вечер оказался коварно коротким, и, поужинав с Лиз, Грег спешно отправился на вокзал — его ждал Оливер Фейн с его дурно пахнущим делом.

К середине восьмого часа город затих, и движение стало спокойнее. Грег не удержался и сделал крюк, подъезжая к вокзалу со стороны Морского проспекта. Его новый… Их новый с Лиз дом был огромным, с большим садом и выходом к пляжу. Окна дома ярко горели — было видно, как в комнатах сновали люди, наводя порядок. Пожалуй, лучшего дня, чем завтра, и не придумать для переезда — потом на седьмице может не оказаться свободного времени. Главное, закупиться продуктами и не забыть сообщить адрес Брендону. Надо будет и ключ ему передать — Андре тоже будет жить в этом доме. Грег заметил стоящее ближе к морю отдельное строение — явно бывшие конюшни, которые легко переделать под мастерскую для сестры.

К вокзалу задумчивый Грег прибыл за пять минут до восьми. Припарковав свой паромобиль на ярко освещенной фонарями привокзальной площади, украшенной старинным, выщербленным ветрами священным треугольником высотой ярдов в пять, Грег направился на перрон, куда медленно, в клубах пара прибывал ярко-алый, ладный, как игрушка, экспресс из Олфинбурга.

На перроне уже была суета: вальяжно вышли из вокзального участка констебли, проверявшие приезжающих, сновали грузчики, шла выгрузка с грузовых платформ паромобилей, носились вездесущие торговцы чаем и едой — усталые пассажиры, ожидавшие в вагонах проверки и разрешения на въезд в Аквилиту, о еде не мечтали, но всяко же бывает, а еще прохаживались встречающие, водители наемных экипажей и простая публика — те же воришки, привыкшие в толчее ловить толстые портмоне в чужих карманах. Вокзал бурлил, словно было время карнавала — шутка ли, сам наследный принц Вернии в Аквилите. После событий седьмичной давности в Олфинбурге, Верния снова была в большой политике, и лерам высоких родов с девицами на выданье было плевать, что принц давно обручен: помолвка — не брак, далекая принцесса захудалого рода из Ирлеи и подвинуться может — не ей, владелице остатков замка на острове, который и на карте не найдешь, противостоять первым красавицам Тальмы с огромным приданым.

Ветер нес на своих крыльях запах близкого океана и цветов. Звучали со всех сторон голоса, и вернийский тут соперничал с тальмийским языком. Пассажиры и особенно водители сгруженных с поезда паромобилей привычно пытались передвигаться по левой для них стороне, создавая ненужную толкучку и переполох среди грузчиков с их паротележками — эти-то соблюдали правила. Пожалуй, нигде в Аквилите не было столь заметно, что это уже не Тальма. Местных было видно сразу — одетые легко в плащи, а то и уже без них. Тальмийцы же еще кутались в пальто и даже меха. В Аквилите тальмийский календарь звучал насмешкой — ну какой стужень, вьюговей и тем более трескун… Тут скоро яблони будут цвести, а луны через три созреют первые, сочные, сладкие вишни…

Фейна Грег увидел издалека — вокруг его высокой, в алом мундире фигуры суетились двое констеблей — кажется, как и Эвана Хейга в первый приезд, его не хотели пропускать. Пришлось вмешаться — хорошо еще, что Грег захватил с собой написанное от руки разрешение за подписью Хейга. Узнавшие Грега констебли козырнули, забрали с собой разрешение и поставили Фейну печать в паспорт.

Распрощавшись с не успевшими как следует попить его крови констеблями, Оливер, держа в левой руке саквояж, протянул правую ладонь для рукопожатия:

— Добрый вечер еще раз, Грег! — Сейчас он выглядел более живо — последнюю луну, которую они вместе служили в Аквилите, он больше напоминал снулую вечно скучающую рыбу, хотя леры Олфинбурга за глаза звали Оливера Ангелом — уж больно примечательная у него была внешность: чистое лицо, полные губы, синие глаза, белокурые локоны, статная фигура — достойный конкурент принцу Анри в охмурении лер. Происхождение лишь чуть подвело, но зато слухи о банкротстве оказались ложью.

— Добрый вечер, — пожал его руку Грег. — Пойдем, я на паромобиле. Номер тебе забронировал в «Королевском рыцаре» — хорошо, что один вовремя освободился.

Он не стал говорить, что этот номер перед этим снимала Лиз.

— Пойдем… — вздохнул Оливер — кажется, он был не рад снова оказаться в Аквилите.

Грег указал глазами на небольшой саквояж:

— Твои вещи и твой лакей…

— Все вещи при мне. Я налегке.

— Тогда, действительно, пойдем. — Вливаясь в быстро рассасывающуюся толпу приезжающих и лавируя в ней, Грег пошел первым, задавая направление.

Уже открыв дверцу паромобиля, Оливер застыл, оглядывая бурлящую площадь:

— Безумная Аквилита — не думал, что так быстро сюда вернусь. Век бы не видел…

Грег сел за руль:

— И чем она тебе не угодила? — он постучал пальцем по водомерному стеклу, проверяя уровень воды в котле, и только убедившись, что заезжать на гидроколонку не надо, дернул кулисный механизм, вливаясь в уличное движение и тут же сдержанно ругаясь себе под нос: только что прибывшие в Аквилиту тальмийцы на паромобиле, которых ничему не научила толчея на перроне, привычно попытались ехать по левой для них полосе, чуть не тараня при этом мотор Грега. Он резко затормозил, проглотил все остальные просящиеся на язык ругательства под любопытным взглядом Оливера, и вылез из салона, показывая свой жетон констебля. Тальмийские леры, свято уверенные, что Тальма и её правила незыблемы на всей Эребе, отказались реагировать на его пояснительные жесты о перестройке на другую сторону дороги — пришлось подойти к водителю, раз за разом нетерпеливо дергавшему сигнальный, весьма противный свисток паромобиля, и прочитать краткие правила дорожного движения. Хорошо, что теплый родничок продолжал поддерживать Грега — сдержаться было тяжело.

Оливер хохотнул, когда пытающийся успокоиться Грег вернулся за руль:

— И ты говоришь, не безумная…

— Это не аквилитцы. — только и сказал Грег, снова трогаясь в путь.

— Ну да, это тальмийские дебилы, — согласился Оливер. — Но одного отрицать нельзя: тут чуть не закончились славные рода Монтов, Ривзов…

Грег оборвал его прочувственную речь:

— Кстати, забыл представиться — Грегори Эш. — Он подавил невольный смешок — Оливер был не прав: род Монтов закончился именно тут. Сегодня.

Оливер даже повернулся к нему в кресле, внимательно рассматривая:

— Неожиданно… познакомиться. В смысле приятно. Почему именно сейчас, когда о твоей доблести пишут все газеты Тальмы?

— Так получилось, — сухо сказал Грег, и Оливер проявил несвойственный ему такт:

— Не хочешь — не говори.

— Все равно разузнаешь?

Тот не стал лгать:

— Основы выживания в профессии — всегда все знать и всюду совать свой нос.

Грег, отвлекаясь от дороги, серьезно посмотрел на него:

— К Андре больше свой нос не суй.

— А что так?

— Она стала эфирницей и заключила союз с Брендоном Китом. Так что держись от неё подальше.

Оливер, спокойно наблюдая, как за окнами проносится такая знакомая и ненавистная Аквилита, напомнил:

— Я еще помню твое предупреждение. И напоминаю в свою очередь: против родственников друзей… — он поймал очередной косой взгляд Грега и поправился: — уговорил: приятелей… Я не замышляю пакостей.

— Несмотря на взрывающиеся пароэфирники?

— И ты туда же… Откуда узнал?

Грег лишь таинственно улыбнулся — еще одно правило в его бывшей профессии: держать лицо, даже солгав. Скорее даже — особенно солгав.

Оливер пробурчал, сознаваясь:

— Взорвался. Вчера. Седьмицу проработал и… Взорвался к демонам собачьим! А у Андре?

— Пока работает.

Оливер деланно простонал:

— И сколько уже? Три года же, да?

— Да, её игрушка уже три года успешно работает.

— Вот скажи: в чем дело?! Десяток умных инженеров, который год голову ломают, а одна смешливая девчонка уделывает их мимоходом.

— Это называется гениальность.

— Это называется удача.

— И это тоже, — не стал отрицать Грег.

Оливер заметил, искоса поглядывая на него:

— Значит, теперь тебе за двоих придется биться с инквизицией?

— Иии? — Грег зарулил в боковую улицу у гостиницы — к въезду в гараж.

— Могу помочь.

— Сам справлюсь — твоя помощь меня пугает. Может оказаться не по карману.

Оливер не выдержал:

— Да брось! Только не говори, что поверил в ту мою личину. Я вот до последнего не верил, что ты не взял с собой цистерну успокоительного.

Грег, подавляя гнев, припарковал паромобиль в огромном, сейчас под завязку забитым паромобилями с тальмийскими номерами гараже и повернулся к Оливеру:

— Не взял. Ибо был самовлюбленным идиотом, верящим в свои силы.

Оливер, забирая с заднего сиденья свой саквояж, заметил:

— Но Ривза ты смог подстраховать. Какого демона себя не смог?! — он покопался в саквояже и достал бутылек темного стекла: — держи.

— Что это? — Грег не спешил брать незнакомый бутылек. Оливер сам его сунул в руку Грега и спешно вышел из паромобиля. Пришлось выходить следом и убирать бутылек в карман пиджака.

Оливер, направляясь к лестнице, ведущей из гаража, пояснил:

— Твоя цистерна успокоительного. Новая разработка для лечения постбоевых расстройств психики. Наши фармакологи… И не смотри так — да, мы подмяли под себя и фармакологов — перспективное развитие науки, кстати. Не все зависит только от амулетов. Так вот. Последняя разработка. Успокаивает только так — одна капля, и ты спокойнее ленивца на ветке. Две капли — и сон без сновидений гарантирован. Что приятно — на брачные обязательства никак не влияет, так что не бойся, не расстроишь леру де Бернье.

— Пошляк! — не сдержался Грег.

— Мне можно — за мной толпа благородных леров не следит с небес и из могил. Единственный благородный предок еще бегает по земле, так что можно и не следить за языком и манерами. Короче… Не сможешь защитить Андре от инквизиции — смело обращайся ко мне. Помогу. И не только из-за пароэфирников. И даже бесплатно. Цени!

Грег не сдержал смешок — бесплатно и Фейн как-то не сочетались. Оливер мимоходом бросил, заставляя Грега на миг замирать:

— Кстати, не могу не заметить — у тебя дивно скакнул самоконтроль. Выход из рода, что ли, на тебе так сказался.

— Да иди ты…

Оливер рассмеялся:

— Ан нет, привычный Грегори Эш все же тут! Славно!