Рыжий и черный

Глава 53 День шестой. Торжество закона

Парк, куда по утрам приходили многочисленные няни и гувернантки со своими подопечными, бурлил жизнью, хотя игры тут были не такими азартными и быстрыми, как на площади Воротничков. Тут не гоняли с грохотом мальчишки железный обод колеса, тут не прыгали с громким счетом через скакалку девочки, тут не бегали в азартных салочках, зато играли в волан мальчики в одинаковых матросках, запускали воздушного змея юноши, веселились девушки, играя в «Слепого кота», рисовали на асфальте мелками совсем маленькие девочки. Тут ходили клоуны из цирка, раздавая яркие приглашения и показывая простые фокусы, тут катались на велосипедах леры, тут продавались воздушные шарики, надутые гелием, тут на скамейках сидели и болтали о своем гувернантки и няни, пока дети увлеченно играли.

Мальчишка рядом с Ноа громко хлюпал носом, и она сердилась: «Ну вот какой из него лер и защитник: глаза краснющие, нос сопливый, щеки мокрые от слез». Полин тайком ему сунула в руку платок. Мальчишка вскинулся, а потом все взял и даже поблагодарил.

«И засморкался, как слон! Тоже мне, лер! Все чудо спугнет!» — хотя какое чудо, Ноа уже и сама толком не помнила. Что-то из далеких страшных снов.

Ноа с замиранием сердца смотрела на дерево, точнее на дупло, где исчезла любимая маленькая канарейка мальчика. Тот хотел её похоронить в земле, прикрыв сверху красивым стеклышком из разбитого графина, но Ноа не позволила. И ждала. Очень терпеливо ждала — прежняя жизнь её научила. Ноа сморщила нос и замерла — никакой прежней жизни у неё не было. Она всегда тут жила, в Аквилите, в самом лучшем доме на свете. Она недавно сильно болела, даже забыла почти все, и потому ей еще целую луну нельзя было сласти, хотя папа все равно баловал. У них даже игра была: придумает ли Ноа исключение из запрета.

Чудо не спешило, мальчишка начал реветь по второму кругу, и тут стоявший поодаль рыжеволосый мужчина в черном мундире, заставлявшем немного пугаться и побаиваться, подошел к ним — Ноа прищурилась и приготовилась орать, зовя констеблей. То, что они обязательно придут и спасут, она знала: её папа сам констебль, даже не так — глава всех констеблей! Она чуть шагнула вперед, прикрывая собой Полли, свою сестренку. Та была слишком доверчива и добродушна, и потому Ноа знала, что её обязанность — защищать сестру. Пальцы она сжала в кулаки — пусть только попробует их обидеть!

Мужчина неожиданно подмигнул Ноа и прикоснулся рукой к рыжей шершавой коре нелиды. Из дерева во все стороны брызнул солнечный свет яркими, быстрыми зайчиками. Один такой опустился на мокрую от слез ладошку мальчика, превращаясь в желтую, немного призрачную канарейку. Мальчишка даже как дышать забыл от счастья.

— Она жива… Она жива…

Ноа выдохнула — чудо все же случилось, как она смутно помнила из ночных кошмаров, которые почти отступили — во всяком случае сегодня она хорошо выспалась без страшных снов.

Мужчина строго сказал мальчику:

— И будет всегда тут жива — пока ты или кто-то еще помнит и чтит её. Она будет защитником этого места, его душой, его божеством. Не забывай приходить сюда, и тут никогда не случится плохого.

Ноа благодарно посмотрела на рыжего мужчину, решив, что звать констеблей на помощь она не будет. Передний верхний зуб на днях начал качаться, и Ноа все утро языком его толкала туда-сюда, чтобы быстрее выпал. Она ждала мышку-Добрушку, которая принесет монетку за него. Ноа широко улыбнулась, и тут, портя все, зуб все же выпал. Она даже носом шмыгнула от недовольства — тоже мне, прекрасная лера с щербатым ртом и окровавленным зубом в ладошке.

Рыжий мужчина присел рядом с ней, глядя по голове:

— Не бойся, вырастет новый зуб.

Ноа вскинулась:

— Я не боюсь!

— Вот и правильно, мой черный лоа.

Ноа прищурилась и резко сказала:

— Я не ваша, я не лоа, и вообще — бегите быстрее, а то я сейчас кааак закричу и позову констеблей!

Рыжий мужчина неожиданно улыбнулся на её угрозу и встал:

— Умница! — похвалил он её и пошел прочь, прошептав на прощание: — Не спеши расти…

Ноа показала ему в спину язык, а потом тут же бросила украдкой взгляд на сидящую на скамейке нериссу Эйр — не заметила ли?

В столовой надолго повисла тишина — каждый пытался понять, что же задумал Каеде? И, главное, как его подловить. Все помнили, что он сотворил, пытаясь вернуть Ноа детство, а себе свободу. Что важнее свободы ему могли предложить, что он принялся помогать неру Чандлеру?

Громко тикали большие напольные часы, безучастно отмеряя время — оно убегало прочь, а в голове не прибавлялось ясности. Эван тер висок, пытаясь понять Каеде. Что дороже свободы и души? Банально, если окажется, что Каеде пошел на это ради денег. Хотя почти все преступления из-за них и происходят.

Пылинки танцевали в косых солнечных лучах. Ветер, налетавший с океана, шевелил ветви кустарников, посаженных вдоль забора, и на полу столовой то и дело шевелились тени, словно паучьи лапки. Было немного противно. Вик боялась пауков, как и мышей. Она жалела, что сегодня выходной — библиотека закрыта, и где добыть столь нужные сведения о Нерху, она не знала — Стивен, которого она попросила помочь со сведениями, до сих пор не телефонировал. Оставалось одно — проверить слова Каеде о матриархате. Вдруг именно в этом он не лгал?

Брок смотрел в чашку с кофе, как будто кофейная гуща, оставшаяся на дне чашки, могла дать ответ. Забавно, что в Вернии гадали на кофейной гуще — в Тальме тоже самое делали с чаинками.

Одли молчал, подозревая, что никто его сегодня не пустит на службу. И никто ему на блюдечке не принесет допросы по делу фальшифоамулетчиков, только и остается гадать. Он скосил взгляд на Брока — рыжий, кажется, именно этим и занимался.

Лео откровенно кунял носом. Он пытался не заснуть, но то и дело вздрагивал, выныривая из сна. Эван явно собрался отправить его спать, даже подался к парню, но тут в столовую, сбивая задумчивость с мужчин и Вики, вошел Джон, сообщая, что лера Брока просят к телефону. Рыжий извинился перед всеми и недоумевающе направился в холл. Одли посмотрел на превратившегося в камень Эвана и рассмеялся:

— Вряд ли это нерисса Идо, так что полагаю, наши парни вспомнили о субординации и решили, что плохие новости надо передавать вовремя, но не прыгая через головы.

Вик задумчиво посмотрела на чашку с кофе и все же допила его:

— Одли, думаешь, случилось что-то плохое?

Тот развел руки в стороны:

— Дык… Хорошее может подождать и до начала рабочей седьмицы. Это плохое случается без спроса…

Эван, задумчиво поглядывая на дверь — он не любил ждать и переживать, — заметил:

— Что бы ни случилось, Одли, Лео и Вики — вы сегодня все равно дома и отдыхаете. Вик, Лео, у вас завтра экзамен на детектива. По состоянию вашего здоровья он состоится в письменной форме, и пусть только попробуют не принять его у вас.

Брок медленно вернулся в столовую — черты лица его неприятно заострились, обещая дурное:

— Сообщили из управления… Отис утром найден мертвым в камере. Признаков насильственной смерти нет. Судебный хирург его уже осмотрел, тело забрал на вскрытие.

Эван наклонил голову, быстро что-то обдумывая — смерть Отиса была внезапной, но не катастрофической для дела. Еще есть Сайкс…

— Найди Брендона и попроси вызвать дух Отиса — просто на всякий случай, — распорядился он. — Что-то еще?

Брок мрачно кивнул:

— Так же утром умерла кера Верн, о её смерти сообщили из госпиталя орелиток, куда вчера направили всех пострадавших от фосфора. Верн работала в ночную смену на заводе Чандлера и была больна фосфорным некрозом. Она давала показания об амулетах… Смерть ожидаемая, но как-то крайне не вовремя. Или вовремя, смотря как посмотреть. Стилл, дежурящий сегодня в управлении, распорядился и её тело отправить на вскрытие. Мало ли. Другие женщины стабильны. Стилл сказал, что направил усиление охраны в госпиталь. Просто на всякий случай. Дух Верн будем тоже вызывать?

Эван кивнул:

— Да. Обязательно. — он встал, пересматривая свои планы на этот выходной: — пожалуй, съезжу с тобой. Посмотрим, что скажут души, а потом нарушим покой нера Чандлера в камере. Не нравятся мне эти смерти.

Он посмотрел на Вики, на Лео и Одли и сурово напомнил:

— Даже не думайте. Выздоравливайте. Хотите помочь с расследованием — подумайте, что задумал Каеде. На этом все. — он подошел и поцеловал Вики в губы: тут все свои — никто не осудит.

До инквизиции добрались быстро: за рулем паромобиля был Брок — он лучше ориентировался в городе, чем Эван. Улочки города в честь выходного дня были пусты. В воздухе то и дело плыл колокольный звон — сегодня в Олфинбурге хоронили короля, и Аквилита скорбела вместе с Тальмой.

Эван, споро поднявшись по ступенькам, все же замер на крыльце инквизиции — принялся осматривать окрестности. Быть может, скоро все изменится. Вокзал переместится в другую часть города, железнодорожные пути разберут, заодно разберутся с остатками порта и складами — местным рассадником нищих. Тут возведут новые дома — цены на недвижимость тогда должны упасть, все же дома в Аквилите стоят совсем безбожно. Заодно можно будет осваивать Поля памяти. Вики будет против, но прошло пять веков, город должен двигаться дальше. Строительство всегда было мощным толчком для экономики, вдобавок, принц Анри обещал стабильный грузопоток через порты Аквилиты. Город будет зарабатывать не только карнавалами. Жизнь в Аквилите продолжится.

Брок открыл дверь и позвал:

— Эван, пойдем.

Он кивнул и прошел в тепло штаба инквизиции. В коридорах было непривычно тихо — в прошлый визит они тут еле протиснулись через многочисленных посетителей. Брендон нашелся в своем кабинете. Сонный, небритый, чуть попахивающий огнем, он мирно спал за своим столом. Эван заметил сигнальные нити черного эфира, протянувшиеся по полу, и осторожно их переступил, а вот Брок проперся напролом, будя колдуна. Тот еле выпрямился — на щеке остался отпечаток папки, на которой он спал, — и, узнав посетителей, он зевнул и потянулся:

— Недоброе утро, леры! Чем обязан? — Брендон посмотрел на застывшего Эвана и нахмурившегося Брока и резко поправился: — Брок, Эван, рад вас видеть. Присаживайтесь!

Он доброжелательно указал на стулья перед своим столом.

— Недобрая ночка? — не сдержал своего любопытства Брок. Эван предпочел промолчать — о таком не принято спрашивать.

Брендон снова потянулся:

— Никогда… Никогда не связывайтесь с ведьмами с избытком энтузиазма! И с начинающими магами, которые, ничего не смысля в законах эфира, переносят свои знания физики на магию. Короче, учу плохому: не соглашайтесь помогать Андре и Анри — плохо кончится. Спать хочется смертельно. — он еле подавил очередной зевок. — Кстати, хорошо, что пришли…

Он покопался в многочисленных папках на своем столе, еле нашел нужную и передал Эвану бумагу:

— Держи, это тебе. Предписание инквизиции. Выполнять обязательно.

Эван бегло пробежался глазами по листу, каменея от негодования и заставляя Брока умирать от любопытства:

— Это недопусти…

Брендон веско оборвал его возмущения:

— Нет. Не надо пытаться оспорить. Марк это сделал из лучших побуждений, и я с ним полностью согласен.

— Мое мнение не учитывается? — процедил Эван. Он знал, что в такие моменты выглядит высокомерных лером, но ничего не мог поделать: защита семьи — главное для него. — Ноа и Полли мои дочери. Я решил их принять в род. Только мне решать их судьбу. Я не позволю нанести на них блокирующие печати.

Брендон неожиданно мягко сказал:

— Я рад за девочек, но давай поговорим серьезно. Ноа — лоа, причем недобрый лоа. Пока мы не до конца уверены, что она изменилась — ей нельзя владеть магией. Полли…

Эван прищурился, и Брок пришел ему на помощь:

— Полли не зла. Она никогда не была призраком мщения. Она была блуждающим или ищущим призраком, не более того. Нет признаков зла.

Брендон кивнул:

— Я читал все показания по делу Полли, как и Марк. Я согласен с выводами адера Дрейка — Полли хорошая девочка, но есть одно но. Её шутка с Томасом Дейлом в госпитале. Это нельзя отрицать — она тогда пробралась в его палату и долго смотрела на него, пугая возвращением чумы.

— Это предложил я, — храбро взял вину на себя Брок. — Хотел отомстить…

Брендон отрицательно качнул головой:

— Ты не мог. И Эван не мог. Мог Дрейк или Вики, но Полли послушалась. И это очень смущает меня. Меня, а не Марка, сразу уточню. Мы с Марком долго обсуждали судьбу девочек и пришли к одному и тому же выводу: сейчас им просто необходимо нанести печать. Сейчас им магия ни к чему. Сейчас они только привыкают к жизни в человеческом теле — им хватит впечатлений и без эфира. Года через два-три, когда им исполнится по десять лет, печати будут сняты и им будет дано разрешение на обучение эфиру.

Эван горько заметил:

— Обещаете? Или просто смягчаете удар?

— Обещаю, — твердо сказал Брендон.

— Мальчиков учат эфиру с момента просыпания дара, — напомнил Эван. — Почему с девочками не так? Ведь лекарство уже есть.

Брендон подался вперед:

— И из-за этого в том числе. Нужно год-два-три, пока Аранда доведет до ума свое лекарство, пока запатентует его, пока разработает дозы для детей, пока организует фабрики по его производству. Ты хочешь все это время бояться за девочек? Ведь потенцитовая интоксикация не спрашивает, когда наступить, а в недрах Аквилиты, позволь напомнить, самородный потенцит. А Ноа демонически предприимчива. Пожалуйста, прислушайся к нашему с Марком решению — я молчу про то, что ты просто обязан выполнять предписания инквизиции. Это пойдет девочкам только на пользу. Они не потеряют во владении эфиром — не с их происхождением. Зато к их десяти годам у них будет другой мир — с лекарством, без страха развития болезни, с уже возможно открытыми школами для обучения девочек… И не надо будет зависеть ни от какого другого мага. Ты же не хочешь, чтобы Ноа зависела от Ренара Каеде?

Брок кашлянул, напоминая о себе:

— Эван, мне кажется, что предложение не лишено смысла.

Брендон его резко поправил:

— Не предложение — предписание. — Эван продолжал упрямо смотреть на него, и колдун сдался, мягко добавив: — пожалуйста, прислушайся к нам — мы с Марком на твоей стороне… Ты же понимаешь, что от главы инквизиции и нового хранителя веры не долго удастся скрывать то, что Ноа — демон. Печать — меньше зло, чем вечный бег от инквизиции.

Брок не сдержал смешок:

— Хорошо, что про костер не упомянул…

Эван выдавил из себя:

— Я подумаю.

Брендон вновь запомнил:

— Тебе не выстоять против двух ветвей храма — даже дореформаторы поднимут вой из-за Ноа.

Эван лишь кивнул. Брок посмотрел на него и твердо сказал:

— Мы с тобой. Мы выстоим, чего бы это нам не стоило.

Эван посмотрел на него и снова только качнул головой, убирая предписание в рабочий планшет.

Брендон потер красные от недосыпа глаза и напомнил:

— Кстати, что случилось?

Давая Эвану время, чтобы прийти в себя, Брок принялся объяснять:

— Нам надо вызвать две…

— Пять, — веско поправил его Эван. — Пять душ. У нас в камере умер Отис — он давал признательные показания по делу фальшивоамулетчиков, в госпитале умерла свидетельница по делу Верн. Может быть совпадение, а может…

Брендон сам понял:

— …Чандлер заметает следы?

— Очень может быть. Еще надо допросить Форда и Мактира — лучше поздно, чем никогда.

— Так их как раз допросить не получится.

Брок резко подался вперед:

— Почему ты так решил?

Колдун замер, дернул колоратку, словно она его душила, и признался:

— А я не помню, почему я так решил… Вот демоны! Я думал, что меня-то не подловить, я даже в пламя шел, зная, что это ловушка на меня. И все же попался. Тааак, кажется, у меня тоже появился свой счет к Каеде… Поехали в морг. Тела же там?

— Там, — подтвердил, вставая, Эван. — Все необходимые бумаги для вызова оформлю уже там.

Брендон отмахнулся — его такие мелочи мало когда волновали. Он волновался, что еще не все рунные цепи разблокированы, но на вызов это не должно повлиять. Это повлияет лишь на его самочувствие.

Вызвать души, кстати, не удалось.

Верн оказалась атеисткой со снятым святым треугольником. Этого можно было ожидать — она работала вместе с пока неопознанной из катакомб спутницей Сайкса. Культисты часто живут и работают вместе, небольшой общиной. Но ожидать от Отиса того же самого — что он окажется атеистом, — было странно. Вчера его проверял Марк, он бы заметил, что треугольник с Отиса снят.

Брендон лишь сказал на это:

— Я уточню у Марка. Он плох в последнее время, но не до такого же…

Треугольники на Мактире и Форде были. На Мактире словно поеденный молью, почти разрушенный, но был. На Форде треугольник был полностью целым. Только их души на призыв Брендона не откликнулись. Колдун признался, что они есть, они где-то существуют, но почему-то игнорируют его. Вызвать душу Уоллис тоже не получилось. Проверить, был ли на ней священный треугольник или он был разрушен, как и на Мактире, было невозможно — её тело сгорело в Танцующем лесу.

После городского морга задумчивые, хмурые мужчины направились в управление. Вопрос о состоянии священных треугольников на Сайксе и Чандлере волновал их не на шутку. Потом еще других работниц ночной смены в госпитале орелиток нужно будет проверить.

Эван понимал, что гнев не лучший советчик, и потому изо всех сил пытался успокоиться, но все равно, когда в камере Брендон проверил Чандлера и сообщил, что на нем, как и на Сайксе треугольник есть, не сдержался. Он припер еще не совсем потерявшего светский лоск в камере Чандлера к стене и веско сказал ему в лицо, держа руками за грудки:

— Отзовите своих людей. Прекратите уничтожать свидетелей — у нас все равно хватит улик, чтобы засадить вас за убийства и фальшивоамулетничество. Если не осудят тут, в Аквилите, я лично вас сдам Тальме. Они уже прислали за вами Тайную королевскую службу, и, зная офицера, приехавшего за вами, я клянусь: вы сами все выложите ему про амулеты. Запоете только так, лишь бы избежать веревки за убийства…

Чандлер внезапно побелел, словно где-то глубоко в душе у него все же нашлась капелька совести. Он признался противно дрожащим голосом — и куда делся его апломб?

— Я лично приказал убить Мактира. — По виску Чандлера, где бешено бился пульс, катился пот. — Я держал его, когда Сайкс пихал его руку под пресс. Я больше не могу молчать… Совесть гложет меня… Прошу… Я дам показания… Я добровольно дам показания… Чистосердечное признание… Я не могу больше…

Эван отпустил его и отошел в сторону — ему было противно наблюдать, как кулем рухнув на пол, рыдая и захлебываясь словами, истекая потом и внезапным насморком, каялся Чандлер. Почему-то торжества от окончания расследования он не испытывал. Иногда бывает и так. Уже завтра дело передадут в Королевский суд. Правосудие в Аквилите споро, и Чандлер получит по заслугам.