Рыжий и черный

Глава 24 День третий. Иглобраз

Усталый, с темными кругами вокруг глаз, хмурый Грег, с кипой документов в руках, пришел в девятом часу, когда госпиталь медленно готовился ко сну. Уже прошел ужин, от которого Лиз отказалась в полусне, уже был очередной вечерний осмотр, уже приходила медсестра, проводя Лиз необходимые гигиенические процедуры, уже навещала степенная, пожилая монахиня, адера Вифания, пожурившая Андре за глупые юношеские протесты против мира.

Тихо поздоровавшись с Андре и небрежно кинув документы на стол, Грег надолго замер у изножия койки, рассматривая спящую, очень бледную Лиз. Пальцы его что есть силы вцепились в спинку кровати — так хватается утопающий в спасательный круг. Грегу было отчаянно страшно и больно, и ведь показать это нельзя, нельзя высказаться, нельзя пожаловаться, нельзя хоть как-то облегчить свою ношу. Андре понимала его, как никто другой. Иногда так случается, что весь мир сужается до жизни одного человека, и все остальное уже неважно. В её жизни тоже так было, и однажды потеряв свою любовь — не из-за смерти, из-за его глупой лжи, что он неженат, она долго болела бессмысленностью своего существования. Она об этом даже Грегори не рассказывала — он тогда был далеко, в Ренале. Она потом медленно и старательно собирала себя по кусочкам, пообещав самой себе, что больше никогда такого не допустит. Она тогда столько всего не замечала, она тогда так отстала в своих знаниях, она тогда столько открытий, экспериментов, собственных ошибок, новых рунных цепочек пропустила, упиваясь своей болью и ею прикрывая свою лень, свое нежелание отпустить и двигаться дальше. Нельзя упускать жизнь, нельзя по ней плыть, нельзя стоять на обочине и ждать, что кто-то за тебя все решит и потащит радоваться. Надо наслаждаться каждым мигом и брать от жизни все, щедро отдавая в ответ свои эмоции, улыбки, радость, тепло общения. Надо согревать тех, кто рядом, и тогда они согреют тебя в ответ. Так тогда решила она. Какой вывод сделает Грегори, если богам будет угодно забрать Лиз, Андре не знала. Она только надеялась, что боги не будут так жестоки к брату. Андре видела — он готов был брать на себя боль Элизабет, он готов был дышать за неё, он готов был умереть за неё, если бы боги это позволили.

Андре встала со стула, на котором до этого сидела, собирая визуалофиксатор, и подошла к брату, обнимая его за талию и головой прислоняясь к широкому плечу.

— Грегори… — Она могла только стоять рядом и пытаться согреть его, пытаться его утешить. — Лиз боец, она справится, она удержится в этой жизни. Говорили — вечер все покажет. Пришел вечер, а Лиз все еще жива, и ей даже чуть легче, чем утром.

Кадык Грега нервно дернулся, словно брат давился рвущимися из него ругательствами. Он заставил себя отпустить спинку кровати и прижал Андре к себе. Пальцы, сведенные судорогой, обдало болью.

— Хорошо бы… Я заходил в храм, зажигал свечу перед Сочувствием, но, боюсь, мои молитвы сейчас не слышны богам.

Андре потянулась на цыпочках и поцеловала Грега в заросшую щетиной щеку:

— Не говори глупостей. Искренние молитвы всегда слышны, где бы они не раздавались. Я тоже молюсь. Я тоже прошу богов дать ей силы.

Он крепче прижал её к себе, словно так ему было легче:

— Спасибо, сестренка…

Она погладила его по щеке:

— Если хочешь, я сейчас съезжу по делам в инквизицию, а потом вернусь к тебе.

Грег серьезно посмотрел ей в глаза и нашел в себе силы улыбнуться:

— Не стоит, я справлюсь.

— Я тут, я рядом. Я готова тебя выслушать и поддержать в любой момент.

Он погладил её по голове, смешно, как раньше, ероша её волосы в разные стороны:

— Спасибо. Я помню — я могу прийти к тебе даже в слезах.

Андре отклонилась в сторону и ткнула его указательным пальцем в кончик носа:

— Именно! Так мне вернуться?

Грег выпустил её из объятий и принялся расстегивать мундир, оставаясь в кардигане поверх рубашки:

— Выспись хорошенько и приезжай утром меня сменить. — он повесил мундир на спинку стула.

Андре легко развернулась к столу на одном носочке, как танцовщица, и взяла фиксатор, протягивая его брату:

— Я проверила механит — с ним все в порядке, никаких подвохов. Ты бы знал — какая там элегантная схема расширения памяти кристаллов стоит! Чувствую себя круглой дурой, что сама до такого не додумалась!

Грегори задумчиво взял фиксатор и положил его в карман мундира. Кажется, в волнении за Лиз он кое-что забыл. Он лишь поблагодарил Андре поцелуем в щеку:

— Спасибо!

Андре потрясла в воздухе бумажным пакетиком, куда сложила ненужные детальки, оставшиеся после сборки визуалофиксатора, заставляя Грегори вспоминать и искренне улыбаться старой шутке, когда-то закончившейся взорвавшимся механитом — с тех пор Андре стала осмотрительнее:

— И конечно же, куда я без лишних деталек!

Брат тихо рассмеялся:

— Опять, да? Он хоть заработает без них? Не взорвется?

— Обижааааешь, — тоже рассмеялась она. — Будет работать как часы!

— Тикать и показывать время? — он подхватил пакетик и тоже сунул его в карман мундира.

— Я Лиз буду жаловаться на тебя! — Андре снова поцеловала его в щеку — она долго приучала брата быть раскованнее в своих манерах и легко принимать чужую ласку и тепло — Блеки были до ужаса чопорными: — правда, эти детальки лишние, и без них фиксатору будет лучше. И все. Я побежала — меня ждет Брендон.

— Ого, — только и сказал Грегори. — Ты поосторожнее с ним… Он… Странный.

Андре подняла глаза вверх, чтобы успокоиться — фамильный гнев Блеков щедро достался и ей:

— Он не странный — он интересный. И я буду кошмарить не его — мы собрались кошмарить отца Маркуса.

— Даже не знаю, что сказать, — усмехнулся Грег. — Кошмарить инквизитора — в дурном сне не привидится.

Андре, вырывая листок из блокнота, напомнила:

— Ты сам просил! И посмотри на досуге рунную цепь. Брендон говорит, что должно сработать, но меня гложет сомнение: человеческий организм — это же фабрика по созданию электричества. Вся наша жизнь — это биопотенциалы. Я боюсь, что, подавляя часть биопотенциалов, того же мозга, можно навредить остальному организму. Представляешь, как будет обидно — подавить ментальное воздействие, гася при этом эээ… Например, сокращения сердца.

Грег бросил на листок косой взгляд и пообещал:

— Я посмотрю — сегодня же. Утром скажу, что думаю.

— Спасибо-спасибо-спасибо! Я понеслась! — Андре выскочила за дверь и помчалась по коридору — во всяком случае Грегори будет чем себя отвлечь этой ночью.

«Небеса и боги, все ангелы мира и темные демоны, пожалуйста, будьте сегодня милосердны…» — Андре снова и снова повторяла про себя эти слова, как молитву.

Она выскочила из госпиталя в темноту наступающей ночи и замерла — Брендон, оказывается, её ждал. Он стоял, облокотившись на её «Жука», спрятавшись от мира за приподнятым вверх воротом своего черного, потрепанного пальто. Старый котелок он старательно надвинул на лоб, пряча рунные цепочки. Впрочем, его это не спасало — руны все равно были видны в ярком свете электрических фонарей в узкой щели между воротом и шляпой, и спешащие по делам люди старательно обходили Брендона подальше, стараясь делать вид, что его не существует.

Заметив Андре, Брендон резко выпрямился и пошел ей навстречу:

— Недобрый вечер…

Андре расцвела в улыбке — его хотелось обнять и утешить, как и Грега — слишком потерянным он выглядел на площади, полной людей:

— Добрый вечер! Давно ждете?

— Нет. — сухо сказал Брендон. — Я знал, когда вы появитесь — я же колдун. Забыли? Всего один волосок, и все ваши секреты принадлежат мне.

Андре обернулась назад, на освещенные окна госпиталя и рассмеялась, находя окна палаты Элизабет — Грегори сейчас, как заботливый родственник, замер в проеме окна, наблюдая за сестрой:

— Забавная магия ламп. — она поспешила к своему паромобилю — он не был под парами, придется ждать, когда котел нагонит давление. — Закрой я шторы, вы бы попали впросак со своей черной-пречерной магией.

Брендон сдвинул шляпу на затылок, широко шагая с ней рядом:

— Вас ничем не смутить?

— Попытайтесь. — Она приглашающе открыла дверцу паромобиля: — Садитесь. Я бы предложила прогуляться, но неохота потом сюда возвращаться…

— Я могу вас проводить обратно, — широко улыбнулся Брендон. — Или вы смущаетесь моего общества?

Андре вместо ответа громко захлопнула дверцу:

— Вы любите комплименты? — Она сама взяла мужчину за руку и направилась в сторону железной дороги, переходя пустую сейчас площадь. Тут совсем недалеко до штаба инквизиции. Глупо нестись на паромобиле, когда можно спокойно прогуляться, наслаждаясь вечером, пропахшим океаном воздухом, бархатной темнотой почти весенней ночи, общением с интересным человеком.

— Я? — Брендон выглядел откровенно удивленным. — Комплименты?

— Да, вы. — кивнула Андре. — Или вы кокет, обожающий комплименты, или вам их нечасто делают. Вы просто нарываетесь на комплименты своим поведением.

Заметив, что он не собирается ей отвечать, Андре продолжила сама:

— С вами интересно, Брендон. В вас таится столько секретов, что я буквально сгораю от любопытства.

Он замер, разглядывая её, словно впервые увидел — она даже не догадывалась, что он сейчас видит в ней. Тоже кокетку? Глупую девушку, пытающуюся эпатировать общество? Несерьезного механика? Или серьезного? Ах да, он же что-то про наивность ей говорил…

— Андре… — он нахмурился и… Резко сменил тему, доставая из кармана пальто металлическую пластинку с выгравированными рунами — ту самую цепочку, которую они сегодня с ним обсуждали: — есть предложение: я активирую рунную цепь на входе в инквизицию — вы заходите под её прикрытием. Проверим — заметит ли вас Марк.

Андре немного разочарованно сказала, беря протянутую пластинку — грубый прообраз будущего ментального механита:

— А вы колючка, Брендон.

Он пожал плечами, снова пускаясь в путь:

— Люди по жизни те еще ежи. Мы все колючи в той или иной мере. Мы все хотим тепла, и прижимаясь к друг другу в его поисках, только сильнее раним.

Андре фыркнула:

— Вы не еж, Брендон. Вы этот… Иглобраз — к вам совсем не подобраться, чтобы согреть.

— А вы хотите меня согреть? Вы уверены в своем желании? — он хищно улыбнулся, так что Андре не удержалась и пальцами поправила кончики его губ, чуть опуская вниз.

— Пока я уверена в одном — я хочу изучить ваши рунные цепи, чтобы ликвидировать тот вред, что вам нанесла инквизиция.

Он притворно рассмеялся, уворачиваясь от её руки:

— Вот видите — вы тоже не хотите меня греть. Вам проще меня заморозить, стаскивая свитер — иначе руны не рассмотреть.

Андре сердито сунула руки в карманы своего пальто:

— Вас мало грели, Брендон. Или очень сильно обидели. Или…

— …или я не нуждаюсь в вашем тепле, Андре. Грейте кого-то другого — вы слишком наивны для меня.

Он тоже сунул руки в карманы и молча пошел рядом, подстраиваясь под шаг Андре.

Кажется, прогулка у них не задалась.

Андре бросила косой взгляд на слишком серьезного Брендона — он словно решал в уме уравнения частичных запретов в абсолюте, — и решительно взяла его под руку. Он её не вырвал — наверное, смирился с этикетом. Андре поклялась себе, что не будет кошмарить Брендона — только поможет с рунами, если он разрешит, и все.

В инквизиции было пусто, тихо и мрачновато — простые беленые стены, узкие не пропускавшие свет окна, грустные статуи богов, чьи лица были спрятаны под мраморными вуалями, древняя неудобная мебель: лавки, тяжелые стулья, громадный стол в то ли гостиной, то ли трапезной, куда привел её Брендон.

Отец Маркус их приход не заметил. Может, из-за того, что спал, может, из-за того, что пластинка с рунной цепью все же действовала.

Замирая у огромного зева камина, где лежали приготовленные на утро дрова, и рассматривая старую фреску над каминной полкой, Андре обняла себя руками, признаваясь:

— В таком мрачном, холодном месте я бы тоже, пожалуй, предпочла стать черным колдуном. — Голос её эхом заметался по зале.

На поблекшей от старости фреске были изображены страдающие вдали от богов души.

Брендон криво улыбнулся:

— Ошибка, Андре. Я сперва стал колдуном, а уже потом попал сюда. Присаживайтесь, я сейчас позову отца Маркуса.

В коридоре раздались шаркающие, тяжелые шаги, и в залу вошел сам инквизитор, одетый в простой домашний костюм:

— Брендон, с кем ты тут разгова… — Его глаза широко открылись, выражая крайнюю степень удивления. — Кера Андре… Не ожидал вас тут увидеть…

Продолжая всматриваться в Андре, отец Маркус медленно приблизился к ней. Брендон не сдержался, улыбаясь, как довольный мальчишка:

— Работает, Андре! Ваша цепь все же работает!

Маркус остановился в двух футах от Андре, чуть покачнулся и сделал шаг назад.

Андре понимающе сказала:

— Не работает — при приближении сигнал пробивается.

Отец Маркус бросил на Брендона обиженный взгляд:

— Мой тщательно скрываемый десять лет подряд секрет за последнюю седьмицу распространяется быстрее верхового пожара! Быстрее чумы! Это же надо…

Брендон подался назад:

— Это не я. Андре сама угадала. Я ей не подсказывал.

Она пришла ему на помощь:

— Это Грегори попросил меня попробовать собрать механит против ментального воздействия для себя и Мюрая. Я проанализировала его последние знакомства и обнаружила, что на менталиста подходите только вы.

Маркус, извиняясь перед Андре, выдвинул стул и тяжело сел:

— Простите, последствия взрыва — еще тяжело долго стоять на ногах. Присаживайтесь тоже, прошу.

Андре кивнула и села сама, не замечая пытавшегося прийти ей на помощь Брендона:

— Спасибо. — она достала из глубокого кармана пальто блокнот, с которым не расставалась и положила его на стол перед собой. Рунная цепочка так и мозолила глаза, напоминая о своем несовершенстве.

— И все же… — Маркус серьезно всматривался в Андре. — Менталистом мог оказаться кто-то из свиты принца.

— Не мог, — задумчиво ответила она. — Там нет магов, кроме Каеде, а Ренаров Грегори раньше не избегал. Так что… Только вы и Брендон были под подозрением — вы слишком легко сдались со свадьбой Элизабет.

— Тогда почему не Брендон?

Она улыбнулась:

— Вы же сами понимаете: если бы он был менталистом, он бы знал мои планы на него… — Андре окончание фразы произнесла мысленно: «…и не чурался бы меня так откровенно».

«Это точно!» — болезненно возникло в её голове — Маркус, чтобы она «услышала» его, подался вперед на стуле, уменьшая расстояние между ними.

Брендон кашлянул, напоминая о себе:

— Я еще тут.

— Разожги, пожалуйста, камин, — попросил Маркус. — Здесь холодно.

Андре сосредоточенно всматривалась в рунную цепь — не то, чтобы она надеялась сходу создать антиментальный механит, она не настолько была самоуверенна, но ошибку-то стоит искать! Жаль только, что она не захватила с собой потенцитовый питающий кристалл — сама запитывать рунные цепи она не могла.

Маркус мягко, как довольный кот, дорвавшийся до сливок, спросил, заставляя вздрагивать сразу Андре и Брендона:

— Кера Андре, не хотите стать эфирницей? Тут Аквилита, тут по другому относятся к женщинам-магам. Во всяком случае я вас не потащу на костер.

Она отвлеклась от блокнота:

— Я подумываю над этим. Не хочется подставлять Грегори под удар инквизиции. — Она улыбнулась: — вот вы уедете, тогда я и сдерну печать с себя.

Брендон сложил руки на груди:

— Все не так просто, Андре. Женщинами-эфирницам нужно пройти специальный обряд…

Маркус все так же ласково, как мангуст перед решающим ударом, произнес:

— Брендон как раз его знает…

Тот прищурился:

— У меня запястья полностью татуированы. Негде вывести имя керы, а вот твои запястья, Марк, девственно пусты.

Инквизитор не остался в долгу:

— А причем тут запястья? Ладони-то у тебя чисты.

— Я не… — Брендон осекся под взглядом Андре.

— Я вам тут не мешаю? — напомнила она о себе. — Простите, что вмешалась, но в вашей помощи, чтобы стать эфирницей, я не нуждаюсь. Лекарство нера Аранды позволяет поворачивать вспять последствия потенцитовой интоксикации. Луна-две-три, и лекарство поступит в производство. Мир уже изменился — женщинам, чтобы стать магами, теперь не нужны ритуалы и, надеюсь, разрешения инквизиции, храмов, королей или родителей.

Маркус грустно улыбнулся:

— Наивная вы кера, Андре.

Она ответила самой солнечной улыбкой, на которую была способна:

— Мне говорили. Я знаю.

Брендон угрюмо заметил:

— Аранда еще не решился со стоимостью патента. Он может стоить ройс, и тогда вы, Андре, правы — мир окончательно изменится. А может стоить и сотни ройсов — и тогда неры Аранда озолотятся, но мир не рухнет от потрясений. Аранда даже может оформить исключительные права на лекарство, и тогда мало что изменится в этом мире.

Андре пожала плечами:

— Что ж, если мир не изменится — у меня всегда есть под рукой заряженные кристаллы потенцита, чтобы самостоятельно проводить свои исследования. — Она заметила в рунной цепи символ, который можно было заменить, коррелируя расстояние и силу, питающую рунную цепь. — У вас тут есть мелок и доска, на которой можно проверить новую цепь?

Маркус кивнул Брендону:

— Принеси, пожалуйста. — он мысленно бросил ему вслед: «И не чурайся так Андре — она искренна в своем желании тебе помочь!».

Брендон угрюмо подумал: «И в своем желании попасть в лапы инквизиции?»

Маркус задумчиво осмотрел свои ладони: «Не так они и плохи у меня, между прочим!»

«У тебя — да. У других?» — он оглянулся в дверном проеме на Маркуса. Тот закатил глаза: «Так не попадайся им! И не позволь ей им попасться!»

Андре, продолжая карандашом поправлять руны и рассчитывать коэффициент поправки энергии эфира, напомнила:

— Неры, прошу — говорите вслух.

Лиз стойко выпила лекарство и, Грег, сидя в изголовье кровати и придерживая её за плечи, помог ей опуститься на подушку. Медсестра, принесшая лекарство, пожелала приятных снов и вышла из палаты.

Грег, помогая слабой от болезни Лиз устроиться удобнее на подушке, не удержался и просил:

— Как ты?

Она отважно улыбнулась:

— Спасибо, хорошо.

Он знал, что она лгала — она даже рукой пошевелить была не в состоянии, но храбрость в борьбе с недугом надо поощрять — Грег наклонился к ней и поцеловал в лоб:

— Умница. Закрывай-ка глаза и ложись спать.

— А ты? — тут же спросила она, еле поворачивая голову к нему. — Тебе тоже надо спать — ты сегодня весь день был на службе, а ночью из-за меня носился по катакомбам…

Он оборвал её:

— А я посплю в кресле. Ничего со мной не сделается — бывало и хуже, уж поверь.

Лиз, проклиная свое огромное, неуклюжее тело, постаралась подвинуться на койке — правда, у неё ничего не получилось:

— Ложись рядом.

— Лиииииз… — Грег понимал, что это госпиталь, что тут в любой момент может кто-то войти и возмутиться неподобающим поведением.

Она тихо призналась, заставляя родничок в сердце застывать от холода:

— Я не могу согреться. Не хватает тепла… Обними меня, пожалуйста…

Он быстро, не пререкаясь, стащил с себя ботинки и лег на самый край койки, подсовывая руку под шею Лиз и крепко прижимая её к себе:

— Так удобно?

— Да… — её прохладное дыхание скользнуло по его щеке. — Я хотела сказать тебе, Грег…

Он поцеловал её в висок, весь свой накопленный за день эфир направляя в Лиз, чтобы согреть еле бьющийся в её сердце родничок:

— Говори, я внимательно тебя слушаю…

— Только не злись…

Он с трудом подавил гнев — на самого себя, конечно же. Даже Лиз побаивается его злости и гнева — дожил, лер!

— Лииииз, как я могу на тебя злиться!

— На себя не злись, — прошептала она, чуть подаваясь вперед и целуя его в подбородок. Она вновь повторила: — На себя не злись… Если мне не хватит сил, если я не выдержу, не соблюдай глупый траур, хорошо?

Он закрыл глаза, не в силах что-либо сказать. Он годами запрещал себе думать об отношениях с женщинами, и когда впервые у него что-то наладилось, неведомый Шутник взял и все испортил!

Лиз продолжила:

— И на себя не злись, хорошо? И… Еще… Помоги Броку не загнать себя — он любит страдать самоедством. Пожалуйста, постарайтесь стать не друзьями, а хотя бы приятелями. И не злитесь на себя, если мне не хватит сил.

Он лишь сказал:

— Я не отпущу тебя. Я ни за что не отпущу тебя.

— Расскажи что-нибудь хорошее… — попросила Лиз, закрывая глаза. Лекарство внутри неё начало жечь, растекаясь из желудка языками пламени, словно было чем-то недовольно.

— Хорошее… Хорошее… — Грег прогнал мысли, что ему самому хочется услышать что-то хорошее. Лиз в разы труднее. Это она борется за каждое движение, за каждый вдох. — Что ты думаешь об Университете? Тебе нужно будет учиться обращаться с эфиром. Андре тоже пойдет учиться — чтобы тебе не было одиноко среди студентов. Учти, студенческие пирушки я как-нибудь перенесу, но на территории Университета — за его стенами действует закон, и его нарушать нельзя.

Лиз тихо, щекоча дыханием его шею, рассмеялась:

— Я не буду тебя позорить.

— Договорились, Лиз. Спи, моя девочка, спи, я послежу за тобой…

— Хорошо… — пробормотала она, чуть поправляя позу и замечая: — Грег… А я могу руками двигать… Сама!

Он приподнялся на локте, заглядывая ей в лицо:

— Лиз?

Она осторожно сама приподняла руку, кладя ладонь ему на щеку:

— Небеса, Грег, ты такой колючий…

— Побриться? — тут же предложил он.

— Поцелуй! — подсказала она.

Грег пробормотал:

— Это совсем нелогично… — он осторожно склонился в поцелуе, ловя её губы и отдавая через усилившийся родничок все свое тепло и любовь.