Весь день дракону под хвост! Если драконы, конечно, существовали когда-то. Ученые так и не пришли к однозначному выводу. В Ренале верили, что они точно были. В Тальме это считали байками туземцев. Храм утверждал, что Дракон только один — тот, что спас молодых богов, и он — сама жизнь.
Грег еще раз посмотрел на наглого, полностью уверенного в своей ненаказуемости лейтенанта морской пехоты Пирси. Он отчаянно напоминал Ривза — и по стати, и по виду, и по апломбу. Вызвать бы его на дуэль, да как следует взгреть, но сейчас военное время. Наказание за неё будет строже. Пусть уж лучше этот… Приличных слов для лейтенанта у Грега не нашлось… Сложит свою голову где-нибудь в бою. Во славу Тальмы. И ведь даже цвет мундиров у них с ним почти одинаковый, только оттенок разный и, самое важное, наполнение мундира. Лазоревый мундир славной морской пехоты, мать его за ногу! И ведь когда-то мечтал его носить, а не мундир инфантерии.
— Предупреждаю последний раз — разглашать тайну следствия…
Пирси осклабился:
— Военную тайну знаю, государственную тайну знаю, а вот то, что у полицаев есть свои тайны, увы! Впервые слышу! Шли бы вы обратно, на улицы жуликов ловить, а тут таких нет! Честь имею! — он развернулся и пошел прочь. И ведь знал, что сейчас руки у Грега были коротки, чтобы его наказать. Теперь не особист, теперь не Тайная королевская служба. Простая полиция, которую войска не уважают.
Грег мрачно покинул штаб и направился к причалу — с Маякового острова иначе не выбраться. Он привык сдерживать обещания, так что придется идти на поклон Ривзу или Фейну. У них возможностей куда как больше, чтобы добраться до Пирси, слившего газетчикам подробности дела Чернокнижника. Тогда все висело на волоске — Мюрай мог и провалить расследование.
Все плавание на паровом катере до речного порта Грег выбирал между Ривзом и Фейном. Ривз ему должен, хоть и не знает этого. Фейн… Фейн не должен, но его проще купить. Или это было проявлением одержимости? Все же… Фейн. Он должен понять, когда как Ривз слишком правильный.
Катер бодро штурмовал поднявшиеся во второй половине дня волны, шинель на Греге быстро промокла от множества мелких, крайне холодных и настырных брызг, от которых невозможно было скрыться. Настроение летело в пекло. Только теплый родничок в сердце и примирял с мерзкой действительностью. Сегодня все было наперекосяк, все не так. И только Лиз была его надежным якорем, помогавшим держаться весь этот дурной день.
Сперва ни во что ни ставивший его Брок, смолчавший про Байо.
Потом констебли, явно принявшие сторону Брока в той нелепой утренней ссоре, которую Грег не сдержался и затеял.
Затем проклятые фальшивые нежите-амулеты, из-за которых чуть не пострадал Брок, а Эван полдня ругался с лер-мэром, отказавшим в дополнительном финансировании полиции.
Этот Пирси в своем лазоревом мундире, продавший репортерам собственную честь за какие-то гроши!
Эта дурацкая, пусть и очень необходимая поездка на Маяковый остров, занявшая весь день. Времени было только-только забрать Лиз из госпиталя. В управление придется телефонировать в надежде, что успеет застать там Эвана или хотя бы Одли.
Но главное, что разъедало душу Грега, так это понимание, что в обрушившихся на всех шутках, если это вообще возможно назвать шутками, виноват он и только он. В том, что Лиз попала в госпиталь, только его вина. В том, что Брок снова окунулся в неприятное прошлое, только его вина. В том, что Байо чуть не загремел на каторгу, только его вина. И то ли еще будет — самое страшное. Эван был уверен, что «шутки» больше не повторятся, ведь он знал шутника, но у Грега такой уверенности не было.
Уже на берегу он телефонировал из первой же попавшейся публичной будки, но удача сегодня была не на его стороне — в управлении уже никого не было, кроме дежурного. Оставалась надежда заловить Эвана на вечернем приеме.
Грег посмотрел на наручный хронометр — время перевалило за вторую четверть шестого. Он и в госпиталь уже опоздал! Хотелось одного — орать в небеса, чтобы хоть чуть-чуть спустить злость на самого себя.
Он все же забрал её из госпиталя. Нес из палаты на руках, прижимая к чуть мокрой, провонявшей шерстью и солью шинели, хоть Лиз и пыталась доказать, что сама способна дойти до паромобиля. Андре с саквояжем с вещами в руках только посмеивалась и закатывала глаза. Помогая сесть на переднее пассажирское сиденье в паромобиле, она посоветовала Лиз:
— Смирись, сестренка, мальчишкам иногда свойственно пугаться.
— Я. Не. Боюсь. — старательно выговаривая слова, ответил ей Грег, ставя саквояж на заднее сиденье. — Лиз доказала, что способна ходить, — я выполняю свое обещание забрать её из госпиталя.
Андре не успокоилась:
— Лиззи, поверь, он сам справится на приеме. Не стоит за него волноваться.
Грег отстранил сестру в сторону:
— Мы сами разберемся с этим.
Только Лиз чувствовала, как волна гнева? Отчаяния? Обиды? Чего-то темного поднимается в Греге все выше и выше — весь день напряжение лишь нарастало, к вечеру почти достигнув апогея. Скорее всего, очень трудный день на службе и её демарш с госпиталем, но Лиз, действительно, выполнила просьбу Грега. Адера Вифания, конечно, тоже была недовольна её быстрой выпиской, но признавала, что лекарство нера Аранды совершило чудо — еще никто не выздоравливал от потенцитовой интоксикации настолько быстро. Даже не так. Еще никто не выздоравливал от потенцитовой интоксикации, кроме неё и неры Золы. Лиз не чувствовала за собой вины — она почти здорова, а легкая слабость пройдет со временем. В любом случае лежа на госпитальной койке сил не прибавится. Силы появляются от прогулок и занятий спортом, уж Брок был в этом полностью уверен.
Грег заглянул ей в глаза:
— Тебе удобно? Все хорошо?
Лиз лишь кивнула — в горле застрял противный комок, мешающий говорить. Волна тяжелых, нераспознаваемых чувств накатила на Лиз, почти с головой накрывая её. И не отгородиться, не закрыться, не спрятаться — теперь так будет всегда. Где-то глубоко в душе тревожно звенела струна: а вдруг Лиз все же ошиблась в своем выборе?
Грег выпрямился и захлопнул дверцу. Он попрощался с Андре, поцеловав её напоследок в щеку — крайне неожиданное проявление чувств, на которое казалось, он не был способен — так шокировать окружающих.
Через стекло глухо доносились звуки:
— …прошу, будь осторожна. В свите принца Анри есть маг… Я не знаю, кто. Возможно, он скрыт магблокиратором какой-то неизвестной нам модели… Жестокие шутки, как с Лиз и мной, могут продолжиться.
Андре что-то ответила, кажется, отшутилась, потому что был слышен её звонкий смех в конце.
— …будет хорошо! — она понеслась прочь к тяжелому, с темными стеклами паромобилю — кажется, это была машина принца.
Мрачный Грег сел за руль паромобиля и медленно выехал со стоянки, выруливая в сторону железнодорожного переезда. Лиз заметила, как побелели от усилий пальцы Грега. Волна гнева поднималась выше и выше. Лиз помнила предупреждение Грега о том, что он опасен. Сейчас ни капли сомнений у неё не было. Только её револьвер остался в номере гостиной.
Грег, прищурившись, всматривался в дорогу, не отвлекаясь ни на миг. Ехал медленно, аккуратно, словно боялся приближающегося вечера и необходимости уговаривать Лиз не посещать прием лер-мэра. Как будто грозу можно отсрочить, отодвинуть в сторону, забыть. Или опоздать, что вероятнее — время шагнуло за шесть часов, а Лиз еще приводить себя в порядок необходимо.
Она посмотрела на Грега, мрачно нажавшего клаксон, чтобы заставить поспешить незадачливого прохожего, застрявшего на полдороги.
— Поговори со мной, пожалуйста, — все же прошептала она.
Он бросил на неё косой болезненный взгляд.
— Мне… Страшно, — призналась Лиз. — Ты сам на себя не похож. Весь день.
В сердце, разгоняя гнев или обиду, до щемящей боли взорвалось тепло. Наверное, это и есть любовь.
— Прости… — Грег внезапно перестроился и припарковался у тротуара рядом с небольшим, сейчас полупустым парком. Немногочисленные прогуливающиеся ходили по тенистым дорожкам не мешая друг другу. — Есть силы прогуляться?
— Есть, конечно.
Грег молча вышел из паромобиля, а потом открыл дверцу, помогая Лиз выйти:
— Поговорим тут. — он принялся выискивать глазами свободную скамейку.
Лиз легко прикоснулась к его руке:
— Можно просто пройтись.
Грег как-то диковато посмотрел на неё, а потом все же вспомнил:
— Брок. И его уроки выживания.
Лиз не сдержала смешок, опираясь на предложенную руку:
— Ты так говоришь, словно это был непрекращающийся ужас.
— А это был не ужас? — скамью Грег так и не нашел, и потому новая волна тяжелого расстраивающего чувства поднялась в сердце Лиз, чтобы тут же смениться чувством вины.
— Я стала такой, какой ты меня знаешь, благодаря ему.
— А он?
Лиз снова улыбнулась:
— А он остался таким же обормотом вопреки моим стараниям.
Грег согласился с ней:
— Учитель из него тот еще. Он даже не пытается. Боюсь, придется все взять в свои руки. Тебе нужно учиться, Виктории нужно учиться. Готов поклясться, что Виктория до сих пор не заглядывала в учебники, что я ей дал.
Лиз медленно пошла по аллее, наслаждаясь свежим воздухом без примеси лекарств и дезинфицирующих средств. Всего пара дней в госпитале, а в город, пока она болела, пришла весна. На газонах проклевывались первоцветы. Появились первые листочки на деревьях. Ветер гонял по асфальту розовые лепестки вишни. Скоро зацветет слива и яблоня, абрикосы и персики, и воздух будет упоительно сладок, обещая всем безграничное счастье.
— До чего же хорошо… — выдохнула она.
Голос Грега звучал обеспокоенно:
— Ты не устала? Ты хорошо себя чувствуешь, Лиз?
Она остановилась у свободной скамьи, заглядывая Грегу в глаза:
— Устала. Устала лежать в кровати и ничего не делать. Устала волноваться за тебя и не понимать, что тебя гложет. Я думала, что ты злишься на меня.
— На тебя? Нет, конечно. Я злюсь на себя.
Лиз опустилась на скамью, и Грег сел рядом, очень рядом, почти прижимаясь к ней и согревая своим теплом. Он уперся взглядом в асфальт, словно искал там ответы на терзавшие его вопросы. Его ноздри хищно ходили — он тоже вдыхал весенний воздух, пытаясь успокоиться. Лиз не настаивала на разъяснениях, давая ему время прийти в себя. Родничок в сердце становился все тише и тише, словно умиротворение этого вечера наконец-то настигло и Грега. Сама Лиз до краешков души была полна им и пыталась неуклюже поделиться спокойствием с Грегом — общий эфир сильно сближает души.
Пели птицы, прощаясь с клонящимся к закату солнцем. Его косые лучи как ножи пронизывали деревья, рисуя на тротуарах четкие графичные тени. Воздух быстро холодал, и тепло Грега было необходимо, как никогда. Он окончательно успокоился и выпрямился. Лиз решилась:
— Расскажи… — она в жесте поддержки положила свою руку поверх его пальцев. Солнечный лучик отразился в небольшом рубине помолвочного кольца.
— Рассказать… Да сегодня не день, а полная хррррень, Лиз. — характеристика дня получилась у него хорошо, душевно так, раскатисто. Тут же опомнившись, с кем он говорит, Грег поправился: — прости, день прошел не очень хорошо.
Она сжала пальцы на его ладонях:
— Первая характеристика прозвучала более искренне. Так что случилось?
Он все же признался:
— Помнишь папку, которую я дал Андре?
— Папку? — нахмурилась Лиз, пытаясь понять, о чем это Грег. — Это та, со снимками Брока?
— Она самая. Я подозреваю, что все нападения так называемого шутника связаны с ней. Пока непонятно, почему все началось с меня… И с меня ли началось? Но Брок, вчера Байо — это все случаи из папки.
Лиз деликатно напомнила:
— Меня тоже не было в папке, а нападение было.
Грег мрачно посмотрел ей в глаза, и Лиз все поняла:
— Я там была…
— Точно. Как Клермон. Ты там была. — он взял её ладонь, поднял к губам и поцеловал: — прости, это все из-за меня. Этот шутник подбирал свои проделки, ориентируясь на собранные мной сведения. Проблема в том, что официально считается, что дело уже раскрыто. Шутник оказался девочкой с демонической природой. До меня поздно дошло про папку и связь нападений с ней. Проблема в том, что эта девочка… Её зовут Ноа. Она не была в гостинице.
Лиз вспомнила слова Грега, адресованные Андре:
— Ты думаешь, что в папку сунул нос кто-то из свиты принца? Что помощник шутника скрывается в свите?
— Полагаю, что так. Андре принимала в номере только людей из свиты принца. Хотя обслуживающий персонал тоже под подозрением.
— И что теперь? Какие планы?
Грег скривился, и волна боли ударила по Лиз:
— Я надеюсь поговорить с Эваном на вечере. Он уже покинул управление и перехватить его удастся только там.
Лиз послушно вскочила со скамьи:
— Тогда чего мы ждем? Надо собираться и ехать. — она чуть наклонилась к Грегу, обхватывая ладонями его голову и целуя в лоб: — все будет хорошо. Ты справишься. А я буду держаться Андре и не мешать тебе. Хочешь, даже могу остаться в гостинице…
Грег глухо рассмеялся:
— В гостинице без присмотра я тебя сейчас ни за что не оставлю. Там опасно. — Он встал и неспеша направился обратно к паромобилю: — а ждем мы или пожара, или бойни с контрабандистами. Из списка подвигов Брока не задело только Одли и Алистера. Боюсь, что следующие жертвы они. Хотя больше всего мне хочется верить Эвану и словам Ноа, что она больше не будет шутить.
— Но это маловероятно, — поняла Лиз. — Демоны не соблюдают клятв. Ведь так?
Грег только кивнул.
Распахивая дверцу перед Лиз, он все же сказал:
— На приеме будь осторожна — там будет принц и его свита. Быть может, сейчас в Аквилите вообще нет безопасного места. Нигде.
Андре села в паромобиль, не ожидая, что на заднем сиденье её будет ждать сам Анри, одетый почему-то все так же — в свитер и полетный комбинезон.
— Добрый вечер! — широко улыбнулась Андре, понимая, что принц очень-очень заинтересован в её проекте. Пугаться или радоваться этому — она так и не решила. В отличие от принца, который явно решил брать от жизни все: он поздоровался в ответ и невоспитанно поймал ладонь Андре, целуя её по-настоящему — прикасаясь губами к коже, а не замирая в дюйме от неё.
— Анрииии, — Андре подавила первый порыв вырвать руку — просто напомнила: — вы не знаете, где я сегодня была!
— Знаю, — улыбнулся в ответ принц. Это его приподнята вверх бровь все превращала в насмешку. — В госпитале.
— Дизентерии или чумы не боитесь?
Анри откинулся на спинку сиденья:
— Из ваших рук что угодно.
Андре постаралась подавить рвущийся из неё смех, но не вышло: картинка бо́лезного принца сама возникла перед глазами. Хворый, несчастный, страдающий, держащийся за живот, а ведь он так беспокоится о собственном реноме.
— Боюсь, я не выдержу вашего болеющего вида — это невеличественно, даже с учетом вашего происхождения.
— Тогда уж невысочественно, — поправил её Анри — Андре неожиданно поняла, что ей импонирует его манера чуть насмехаться над собой. — Вы не передумали по поводу вечера? Дом мод сионы Мариани сегодня на весь вечер принадлежит только вам, Андре. Можно будет подобрать парные костюмы…
Она задумчиво посмотрела на принца — он умудрился все испортить: он не скупился в своих жестах, а еще говорил, что простой парень, мечтающий о гонке трех океанов. Замашки обычного богача, а не воздухоплавателя и любителя приключений. Если он так пытался её впечатлить, то это просто выстрел в молоко. Она не удержалась и, посматривая на него из-под ресниц, словно ей и не интересна его реакция, словно она задумалась и смотрит в пол, а не на него, сказала:
— Я знаю, где можно взять несколько фунтов потенцита для первого голема. Тут недалеко. С час плыть, наверное.
Паромобиль бодро летел по улице, направляясь куда-то к реке, быть может даже в дельту. Там богатый район, видимо обещанный в единоличное пользование Дом мод находится именно там. А еще где-то там прячется тот самый мост князей, на котором разрешено целоваться…
Принц молчал, рассматривая Андре, и с каждой минутой он все больше и больше разочаровывал её. До боли в сердце. Ей казалось, что выбора между открытием и каким-то там вечером и быть не может, а вот Анри считал иначе. Тягучая, противная, разъедающая легкую приязнь, возникшую было между ними, ненужная тишина тяготила Андре. Она положила пальцы на ручку дверцы, собираясь попросить остановить паромобиль. Мимо проносились незнакомые дома, но дорогу до гостиницы она легко найдет, даже без помощи охраны, приставленной к ней принцем.
Анри все же разорвал тишину, когда теплое чувство Андре к нему окончательно подернулось пеплом:
— «Левиафан» или каталь?
Андре заставила себя повернуться к мужчине:
— А тут есть выбор?
Он кивнул:
— Выбор за вами.
Она твердо сказала:
— Конечно «Левиафан»!
Анри болезненно улыбнулся:
— Вы необыкновенная кера, Андре. Небеса, кому-то очень повезет с вами. Я уже который день ломаю голову: почему не мне? — он подался вперед, рукой прикасаясь к плечу шофера: — останови у ближайшей публичной будки телефона: телефонируешь в эллинг — пусть готовят «Левифан». Выплываем немедленно. Еще надо телефонировать сиоре Мариани и принести свои извинения. Заверь её, что вся сумма будет ей выплачена в любом случае. Еще… — он задумчиво потер свой шрам: — телефонируй лер-мэру и принеси мои глубочайшие извинения, но я не смогу присутствовать на вечере. Вроде… Все.
Он повернулся к Андре:
— У вас есть карта или хоть какие-то ориентиры, которые можно дать штурману для прокладки курса?
— Обижааааете, Анри. Есть, конечно.
Он крайне серьезно сказал:
— Я не только дальновиден, предприимчив и здоров, Андре. Я еще больше всего на свете боюсь вас обидеть, задеть и потерять. Моя охрана вам сегодня очень благодарна — вы вели себя осмотрительно и не пытались их скинуть с хвоста.
— Вы так носитесь с моей охраной, как будто меня собираются убить или как малость похитить.
Анри нахмурился, стараясь выглядеть серьезнее некуда, только его вздернутая саркастично бровь все портила:
— Я уже потерял одного рунного кузнеца, который собрался принять участие в вашем проекте, Андре. Так что я не шучу, когда говорю о вашей безопасности.