Сумерки Эдинбурга

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Распахнув тем вечером изрезанную и избитую поколениями выпивох дверь «Зайца и гончей», сержант Дикерсон робко окинул взглядом зал. Он знал, что это та еще дыра, но возражать Гамильтону, когда тот предложил встретиться здесь, не стал, потому что отчаянно жаждал одобрения со стороны инспектора.

Уильям Честер Дикерсон, или Билли Бой, как звали его дома в Ланкашире, был парнем кроткого характера. Места вроде «Зайца и гончей» пугали его — тут собирались громилы, похожие на тех, что травили его в школе, засовывая крапиву в брюки или подвешивая вниз головой на нижние ветви деревьев. А один ирландский садист по имени Чарли Хиггинс и вовсе обожал заливать патокой содержимое его парты, вымазывая в липкой гадости все учебники и тетради.

Угнетенный страхами своего отрочества, Билли Дикерсон решил одолеть их, перебравшись в Эдинбург и став полицейским. Каково же было его потрясение, когда выяснилось, что город полон теми, от кого он бежал из Ланкашира, — грубыми, сквернословящими горцами без манер, зато с очень зычными голосами. Впрочем, были среди этих громил и такие искренне нацеленные на правосудие люди, как инспектор Гамильтон.

Он нашелся как раз за входной дверью и приветствовал Дикерсона коротким кивком.

— Постарайтесь не вести себя как полицейский, — сказал он спутнику, проталкиваясь через плотную толпу к бару.

— Да, сэр, — ответил Дикерсон, следуя по пятам как верный спаниель и отчаянно жалея, что в соответствии с указаниями Гамильтона надел не мундир, а гражданское. В форме к нему, по крайней мере, относились с уважением — сейчас же он был всего лишь пухлым рыжеволосым коротышкой.

— Если хотим разжиться информацией об убийстве Роберта Тирни, надо постараться смешаться с завсегдатаями.

— Точно так, сэр, — ответил сержант, аккуратно обходя лужу пива возле стола, окруженного толпой здоровяков в футбольных фуфайках.

За несколько дней работы с Гамильтоном он проникся к инспектору подлинным благоговением, абсурдность которого при этом сам прекрасно понимал. Непреклонная целеустремленность Иэна вдохновила сержанта выглянуть за пределы своего обыденного кругозора. Примером этой перемены стал подъем на Артуров Трон — желая угодить, Дикерсон, которого едва ли можно было назвать достойным образчиком мужского пола в плане физической подготовки, безропотно допыхтел до самой вершины, выдержав заданный Гамильтоном безжалостный темп.

И теперь он стоял у стойки бара, с неодобрением разглядывая зал и заполонившую его публику. Одно дело было прийти сюда поутру, и совсем другое — нырнуть в самый разгар вечернего хаоса и шума. Широкоплечий громила с крохотными глазками поймал на себе взгляд Дикерсона и, подойдя, вплотную придвинул свою физиономию к лицу сержанта.

— На чё уставился-то, паря? — проворчал он, источая смесь запахов табака, селедки и пивного перегара. Одет он был как докер, в куртке поверх грязной рубахи и рабочих штанах.

— На твою бабу, приятель, — негромко ответил за спутника Гамильтон, — гадает, так же ли она хороша в койке, как твоя сестренка, или еще лучше.

Здоровяк непонимающе уставился на Иэна, пока сказанное проникало в его умишко, а потом побагровел и, взревев как раненый лев, взметнул к лицу инспектора свои мясистые лапы.

Гамильтон легко увернулся от захвата.

— Может, выйдем на улицу? — сказал он с улыбкой.

Его противник развернулся и, ничего не слушая, хотел было снова кинуться в атаку, но к этому времени происходящее привлекло внимание окружающих, включая и бармена, который коротко и решительно повел головой в сторону черного входа. В «Зайце и гончей» драки не были редкостью, но те, кто хотел, чтобы их сюда впускали и впредь, драться должны были на улице.

При виде идущего к черному ходу Гамильтона сержант Дикерсон дико огляделся, по всей видимости, надеясь найти союзника, однако большинство посетителей уже потеряли всякий интерес к сваре и вернулись к своему главному делу — выпивке. Впрочем, несколько человек не упустили возможности с гоготом похлопать по спине противника Иэна, когда тот проходил мимо них:

— Смотри зубы ему не выбей, Джимми, а то счет от дантиста на тебя повесят.

— Эй, Джимми, не рановато ли для драки?

Эти замечания перемежались гоготом, пока они втроем двигались к выходу. Дикерсон не без труда сглотнул ком в горле, шагая вслед за инспектором. Противник Гамильтона имел как минимум два стоуна преимущества в весе и выглядел не менее опасно, чем загнанный в угол разъяренный барсук. У самого выхода сержант увидел, как маленький мужчина с аккуратными черными усиками отделился от своей компании и пошел вслед за ними.

— Терри Макни, — сказал он, протягивая Дикерсону руку, когда они оказались в ведущем к заднему двору паба узком винде, — но обычно люди зовут меня Крыс. Я буду секундантом Джимми. А вы, я полагаю, выступите в той же роли на стороне своего приятеля?

Его голос был приятным, речь — грамотной, что разительно контрастировало с тупой агрессивностью местной публики. Дикерсон не мог не задаться мыслью о том, что такой человек забыл в этой дыре.

— Уильям Дикерсон, — представился и он, пожимая по-женски мягкую и гладкую ладошку с ухоженными ногтями.

— Что ж, Вилли, посмотрим, как ваш приятель будет держать за себя ответ, — любезно сказал Макни по кличке Крыс. Сержант попытался вспомнить методы Гамильтона, чтобы определить, что это за человек. Он совершенно точно не был рабочим — но только с чего бы респектабельный клерк стал якшаться со звероподобным Джимми?

Задний двор паба оказался грязным и весьма скверно пахнущим местом, соседствовавшим со свинарником с одной стороны и грошовым притоном с другой. Вонь гниющей капусты и кислого сыра ударила в нос Дикерсону, глядящему, как Джимми стаскивает свою куртку, открывая бугрящиеся под грубой тканью рубахи мускулы. Потом громила закатал рукава, обнажив испещренные красочными татуировками толстые предплечья. Гамильтон сделал то же самое, и Дикерсон с разочарованием отметил, что фигура инспектора заметно уступает в объемах статям его противника. Гамильтон был мужчиной высоким, но рядом с массивным Джимми казался сущим слабаком. Оставалось надеяться, что смышленый инспектор что-нибудь да придумает. Сержант поежился при невольной мысли о том, что одного мертвого тела на задворках этого паба и так уже более чем достаточно.

Он взглянул на Крыса, в острых чертах которого читалось радостное предвкушение. Теперь было ясно, за что он получил свою кличку, — от длинного носа с маленькими глазками и безвольного подбородка веяло чем-то животным. И свои крохотные усики он перебирал тонкими изящными пальцами точь-в-точь как прихорашивающаяся крыса. Крыс вытащил из кармана что-то похожее на кусок галеты и протянул его Дикерсону:

— Вяленины?

— Нет, спасибо, — только сейчас Дикерсон понял, как сильно пересохло у него в горле, и от всей души пожалел, что они не успели принять пинту-другую, прежде чем выйти на этот унылый пятачок. Живот судорожно сжался, когда двое мужчин приняли боевую стойку под неожиданно начавшим накрапывать дождиком. Сержант понятия не имел, что от него требуется, потому что никогда в жизни не участвовал в драке. Он взглянул на Крыса в надежде на подсказку, но тот спокойно жевал мясо.

Сержант шагнул к Гамильтону:

— Сэр…

Инспектор помотал головой:

— Потом, сержант. Ну что, начнем? — повернулся он к противнику, напоминающему изготовившегося к атаке быка. Глаза превратились в крохотные щелки, широкие плечи напряглись, как и все готовое к бою тело.

Джимми с рычанием бросился на Иэна, два тела столкнулись с глухим стуком, и Дикерсон зажмурился, ожидая услышать треск костей Гамильтона, опрокинутого весом этого чудовища. Когда же он осмелился открыть глаза, то с облегчением увидел, что инспектор держит своего противника в шейном захвате. Одна крепкая рука обхватила шею Джимми, а вторая легла на локоть первой, чтобы усилить захват.

Лицо отчаянно пытавшегося освободиться Джимми постепенно меняло цвет с багрового на темно-красный. Воздев правую руку, он со всей силы ударил локтем по спине противника, и они оба упали на колени. Воспользовавшись этим, Джимми изогнулся и, выскользнув из захвата, быстро откатился в сторону. Противники поднялись с земли и, тяжело дыша, вновь встали друг напротив друга.

— Давайте, сэр, — бормотал Дикерсон, отчаянно сжимая кулаки. Теперь ему страстно хотелось и самому броситься в бой, но он понимал, что это невозможно — в этом испытании храбрости и мастерства могли участвовать только двое.

Джимми снова ринулся на Иэна, так низко наклонив голову, будто решил сыграть в регби, но в последний момент инспектор умудрился уйти с пути противника, отступив в сторону, как матадор, пропускающий быка. Это окончательно взбесило здоровяка, и он просто с ревом пошел на Иэна, молотя воздух кулаками. Дикерсону опять отчаянно захотелось зажмуриться — смотреть, как эти двое станут обмениваться ударами, было слишком страшно. Иэн явно уступал своему противнику размерами, однако был более подвижен и успешно уворачивался от большинства сыпавшихся на него ударов. И все же один удачный апперкот достал его, из носа брызнула кровь. Отшатнувшись назад, Иэн привалился к каменной стене.

Джимми бросился в атаку, и сердце Дикерсона упало, когда противники по-борцовски сцепились плечом к плечу, обильно истекая потом. До него доносилось тяжелое дыхание пытающихся повалить друг друга на землю противников. Ясно было, что в этой схватке неизбежно одержит верх более крупный из противников за счет преимущества в весе и мощи.

Внезапно Иэн подался и упал на землю спиной вперед, выведя противника из равновесия. Джонни нырнул головой прямо к стоящей перед ним стене и со всего размаху врезался в камни. Дикерсона передернуло от раздавшего при столкновении треска костей.

Джимми остался лежать на земле, Иэн же, пошатываясь, дошел до стены и без сил облокотился на стоящую здесь бочку. Окровавленный, шатающийся, он выглядел не лучше своего противника. Сержант смотрел, как Джимми медленно поднимается на четвереньки. От его взмокшей спины поднимался пар, голова была опущена к земле, оттуда снизу доносились частые хриплые вдохи.

Дикерсон взглянул на Крыса, который застыл с распахнутым ртом и выражением восторга на остреньком, как у хорька, лице. Никто не издал ни звука, пока Джимми медленно поднимался на ноги. Он замер, опираясь руками на колени, сделал несколько глубоких вдохов, а потом медленно, как старик, выпрямился с болезненной гримасой на лице. Вслед за этим он шагнул к своему противнику и протянул ему руку. Дикерсон сжался, опасаясь подвоха, но мужчины и правда обменялись крепкими рукопожатиями.

Вся злоба Джимми куда-то улетучилась. Он молча выудил из кармана грязный платок и протянул его Иэну. Тот без малейшей брезгливости принял его и вытер капающую с носа кровь.

— Где драться-то так выучился? — хрипло спросил Джимми.

— В школе борьбой слегка занимался, — ответил Иэн, массируя правое предплечье.

— А я б не сказал, что слегка, — заметил Крыс.

— На вашем месте я показал бы голову доктору, — сказал Иэн Джимми, — как бы чего серьезного не было.

— Не глупи, мужик, — фыркнул Джимми, — в первый раз, что ли, махаюсь?

Иэн улыбнулся:

— Пожалуй, не в первый, да только…

— Ты чего драться-то удумал? — прервал его Джимми. — Знал, что по-любому одолеешь меня, что ли?

— Решил, что это лучший способ представиться.

Здоровяк озадаченно сморгнул:

— Ты о чем вообще?

— Да ясно все, — вмешался Крыс, — это ж копперы.

Дикерсон вытаращился на него:

— Откуда вы…

— По запаху, — ответил Крыс.

— Ну и чего вам от нас надо? — спросил Джимми.

— Очевидно, что вы — самый буйный из посетителей этого заведения, а ваш друг — самый умный.

Лесть возымела ожидаемый эффект. Джимми широко ухмыльнулся и сложил руки на груди.

Крыса убедить оказалось не так просто.

— Почему тогда сразу с разговором не подошли? — спросил он.

Гамильтон улыбнулся:

— Скажете тоже, мистер Макни.

Крыс нахмурился:

— Вы меня знаете?

— Лично я считаю вас самым искусным карманником Эдинбурга.

— Ну да, как же. — Невинное выражение смотрелось на лине Крыса совершенно неестественно.

— Ну так скажите, — снова заговорил Гамильтон, — вы бы согласились ответить на мои вопросы двадцать минут назад?

— Нет, пожалуй, — кивнул карманник.

— И скорее всего, посоветовали бы проваливать.

— Ваша правда.

— А с чего тогда решили, что мы сейчас болтать станем? — спросил Джимми, потирая свою по-прежнему красную шею.

— Потому что ради этого разговора я рискнул оказаться избитым.

— Это все из-за того типа, которого тут кокнули пару дней назад?

— Да, — сказал Дикерсон и важно кашлянул. — Я сержант городской полиции Эдинбурга Уильям Дикерсон, а это инспектор Иэн Гамильтон. Мы ведем расследование…

— А нам в этом какой интерес? — перебил его Крыс.

— Ну, для начала я не арестую вас за тот кошелек, что вы вытащили у джентльмена в зеленой твидовой кепке, — сказал Иэн, — тем более что вы, я надеюсь, до конца вечера вернете его на место.

Крыс побледнел:

— Как вы…

Гамильтон улыбнулся:

— Случился у вас кое-какой прокол, да только в подробности я предпочел бы не вдаваться, чтобы вам ваше непростое дело не облегчать.

Крыс вытаращился на него, а потом расхохотался:

— А вы хитрый коппер, видит бог, хитрый! Ладно, валяйте — спрашивайте что хотите.

— Был кто-нибудь из вас в «Зайце и гончей» в прошлую пятницу?

— Это когда того парня хлопнули? — спросил Джимми, скребя в затылке.

— Знаете что-нибудь об этом? — спросил Дикерсон.

— А хотя бы и знали, — сказал Джимми, — вам в том какой прок?

— Вопрос в другом — какой в этом прок вам, — сказал Гамильтон. — Я знаю, что игра в числа широко распространена в Эдинбурге, да только легальной она от этого, боюсь, все равно не становится.

— Не дури, Джимми, — сказал Крыс — Этот парень знает о нас больше, чем наши собственные матери, хотя я ума не приложу, где он разжился информацией.

Дикерсон ошарашенно глядел на Гамильтона. Он понимал не больше, чем двое их собеседников.

— Нетрудно заметить, что вы, джентльмены, — сказал Гамильтон, — сотрудничаете не только в том, что касается уличных драк. Так что встает вопрос — в какой именно области криминальный мир может найти наилучшее применение союзу разума и силы? Я рассмотрел несколько вариантов, включая ограбление со взломом, да только вы, мистер Макни, не очень-то похожи на медвежатника. Карманник же вполне может быть по совместительству и шулером или букмекером. А каждому букмекеру нужен человек, который сможет вытрясти деньги из строптивого клиента.

Крыс снова расхохотался, обнажив острые серые зубы:

— Однако-однако, инспектор… Гамильтон, да? Примите мои поздравления — я действительно имею обыкновение переброситься картишками в кое-каком заведении, но я никогда в жизни не поставил бы свои таланты на службу криминальному миру.

— Ну конечно же нет, — с улыбкой вторил ему Гамильтон.

Крыс вытащил из кармана зубочистку и, вставив в рот, стал аккуратно перекатывать между зубами.

— Так чем же мы можем вам помочь, джентльмены?

Дикерсон откашлялся:

— Вы были знакомы с покойным Робертом Тирни?

— А его фотокарточки у вас, случаем, нет?

Дикерсон нахмурился:

— Его портрет два дня кряду в газетах печатают.

— Я как-то не слишком слежу за новостями.

— А я его знаю, — сказал Джимми. — По вечерам приходил, все на драки нарывался. Мы с ним пару раз махались. Только он грязно дрался, кусаться любил.

— Ясно, — сказал Дикерсон. — А в прошлую пятницу?

— Не было здесь меня.

— А где же, позвольте спросить, вы были? — вмешался Гамильтон.

Джимми опустил взгляд на свои ботинки:

— Матушке по мелочи помогал.

Дикерсон было засмеялся, но при виде появившегося на лице Джимми выражения осекся.

— Сущая правда, джентльмены, — сказал Крыс, — Джимми отличный сын — правда, старик?

— Так то ж мать моя, так ведь? — пробормотал Джимми, не поднимая глаз от своих заляпанных грязью и явно видавших виды ботинок.

Дикерсон повернулся к карманнику:

— А вы, значит, в прошлую пятницу здесь были?

— Сержант, — ответил тот, поднимая воротник и поеживаясь под вновь заморосившим холодным дождем, — а давайте продолжим наш разговор за уютным столиком с пинтой-другой эля?