Когда следующим утром Иэн вошел в кабинет начальника, главный инспектор Крауфорд молча поднял на него глаза от исходящей паром чашки чая.
— Простите, что так поздно, сэр, вечер был непростой.
— Я, скорее всего, пожалею, что спросил, но все же — что, черт возьми, у вас с лицом?
— Оно имело неосторожность оказаться на пути у быстро движущегося кулака, сэр.
— Как считаете, мне нужно знать подробности?
— Полагаю, что нет.
— Нос не сломан, часом?
— Вполне возможно.
— Что ж, это вас лишь украсит. Что еще? Вы явно хотите что-то мне рассказать.
— Вы слышали про смерть гипнотизера в отеле «Ватерлоо» вчера днем?
— Слышал.
— Я съездил туда вечером, и…
— Стоп! — сказал Крауфорд, решительно подняв пухлую руку. — И это оказалось не самоубийство.
— Как скажете, сэр.
Крауфорд пригладил свою редеющую шевелюру.
— И у вас уже несомненно есть гипотеза.
— Думаю, Генри Райта убил Холирудский душитель.
Старший инспектор помешал чай и, вытащив ложечку, облизнул, прежде чем положить на стол, Иэн описал свои действия на месте преступления.
— Думаете, убийца что-то искал в том ящике?
— Нет, скорее Генри Райт искал хоть какой-то способ себя защитить.
— Канцелярский нож?
— Точно. А еще это значит, что нападение было неожиданным.
— При этом никаких следов насильного проникновения в номер, а значит…
— Он был знаком с убийцей.
— Но дежурный клерк утверждает, что посетителей у мистера Райта не было.
— Именно так.
— Может, лжет?
— Проспал скорее. Выглядел он очень сонным.
Крауфорд поднял из кресла свое массивное тело и подошел к шкафу-картотеке:
— Значит, ящик нараспашку, да канцелярский нож, да волокна веревки на полу. Улики, прямо скажем, не слишком убедительные.
— Если не считать того, что Генри Райт был редкостным аккуратистом.
— Грязный угол в каждом доме найдется. Моя жена держит квартиру в порядке, но видели бы вы ее корзину с шитьем! Иглы во все стороны торчат, того и гляди…
— А как же ремень? — перебил Иэн.
— А может, он подтянулся на руках и засунул голову в петлю.
— Возможно. Но почему тогда не воспользоваться чем-нибудь более подходящим — простыней, к примеру?
— Логичнее, согласен, но разве можно ожидать разумных действий от человека в таком состоянии?
— Я считаю, что эта деталь однозначно заслуживает внимания, а если учесть и все прочие улики…
— Понял уже, — недовольно проворчал Крауфорд. — Теперь вот что — ваш голубок явился сегодня поутру и дал вполне правдоподобное описание того типа, что в пятницу вечером увел из бара Керри О’Донахью. А из вашей тетушки, кстати сказать, чертовски хороший полицейский художник получился.
Иэн нетерпеливо выхватил из руки Крауфорда протянутый лист бумаги и изумленно уставился на него. Сходство изображенного на нем мужчины с покойным Генри Райтом было поразительным. С бумаги смотрел красавец с точно таким же, как у гипнотизера, выразительным подбородком и широким лбом. Иэна поразил пронзительный взгляд глубоко посаженных глаз.
— Судя по этому наброску, — сказал он Крауфорду, — последняя жертва и убийца могут оказаться родственниками — как бы не братьями.
— Это дает делу новый поворот, — сказал Крауфорд, перебирая свои густые баки, — и, повторюсь, ваша тетушка отлично потрудилась, раз вы с лету заметили сходство. Долго же она возилась с этим маленьким извращенцем.
Иэн лишь сморгнул от такого словечка:
— Рад, что ее помощь оказалась полезной.
— Ну? — спросил Крауфорд. — Так на кого, говорите, он похож?
— На покойного Генри Райта — вполне возможно, что они братья, — повторил Иэн, чувствуя, что от возбуждения у него перехватывает дыхание.
— Только давайте-ка не подгонять факты под готовые теории, — предупреждающе поднял руку Крауфорд.
— Сейчас я еду к горничной, которая обнаружила тело. Можно на всякий случай взять набросок с собой?
— Конечно, — кивнул Крауфорд, — поезжайте.
Но еще прежде, чем Иэн успел сделать первый шаг, дверь кабинета распахнулась и вбежал растрепанный сержант Дикерсон. Его форма была мятой, ботинки — нечищеными, а одна из пуговиц мундира расстегнута.
— Простите, сэр, — выпалил он, задыхаясь, — опоздал.
— Послушайте-ка, сержант… — угрожающе начал было Крауфорд, но тут между ними встал Иэн.
Дикерсон вытаращился на его опухшее лицо:
— Вы в порядке, сэр?
— Благодарю вас, вполне. Вы побеседовали с констеблем Макки о происшествии на вокзале Уэйверли?
— Да, сэр, да только без толку, боюсь. Никто ничего не видел. Люди вообще не заметили, как он на рельсы упал, — слишком много дыма было от поезда.
— Так я и думал. Бедняга. — Крауфорд покачал головой.
— Вероятно, убийца опасался, что Жерар сможет обнаружить в Париже какие-то новые улики.
— Мы этого теперь никогда не узнаем, — вздохнул Крауфорд.
— А что дальше, сэр? — спросил Дикерсон.
— Перво-наперво объясните, почему вы опоздали. — Крауфорд метнул в его сторону сердитый взгляд: — Да и ваш внешний вид…
— Вы как раз вовремя, чтобы помочь мне с допросом горничной, — перебил начальника Иэн.
— Сэр?
— По дороге объясню, — сказал Иэн, выпроваживая сержанта из кабинета, прежде чем его хозяин успел опомниться.
— Спасибо, сэр, — сказал Дикерсон, когда они вышли из участка на площадь Парламент-сквер.
— Что там у вас стряслось? — спросил Иэн, только сейчас заметив, что сержант ко всему прочему еще и небрит.
— Да так, мелочь, сэр, — не то что у вас, по лицу судя.
— Не обращайте внимания. Так что же?
— Я, э… с девушкой виделся, сэр.
— Я ее знаю?
— Я… я предпочел бы не распространяться на эту тему, сэр.
— Вот уж не ожидал увидеть в вас ловеласа, Лотарио[56] эдакого.
— Не хочу ее компрометировать, сэр.
— Что ж, у каждого свои секреты, сержант.
— И у вас?
— У меня так больше всех, — сказал Иэн, оставляя позади сень Северного моста и сворачивая на Ниддри-стрит.
— Как скажете, сэр, — откликнулся Дикерсон и едва успел увернуться от неожиданно выскочившей из-за угла на Хай-стрит кареты, запряженной четверней. — На мерзавца рапорт составить надо, — возмущенно заявил он, стирая с мундира потеки брызнувшей из-под колес экипажа грязи. — Неосторожная езда и лихачество — слово в слово по кодексу!
— Пустое, — отмахнулся Иэн, — у нас есть дело поважнее — беседа с мисс Эбигейл Фарли, горничной из «Ватерлоо».
Мисс Фарли жила в ветхом многоквартирном доме на улице Каугейт, который местные прозвали Счастливый чертог, явив тем самым прекрасный пример присущей шотландцам иронии: дом был настоящей дырой — грязной, вонючей и небезопасной, от него за версту смердело грехом, отчаянием и горем. За крошащимися стенами гнездились воры, шлюхи и разбойники, среди которых наверняка нашлось бы и несколько убийц. Но попадались среди них и те несчастные и доведенные до вопиющей нищеты, кто отчаянно пытался выжить, не преступая закон.
Эбигейл Фарли была одной из этих бедолаг. Круглолицая молодая женщина с кудрявыми черными волосами открыла дверь после первого же стука и, опасливо оглядев коридор, словно там могли притаиться налетчики, впустила посетителей и захлопнула за ними дверь.
Коротко взглянув на усеивающие лицо Иэна синяки, она промолчала, восприняв это, судя по всему, как должное, и провела гостей в маленькую, чисто выметенную гостиную. На видавшей вилы мебели не было ни пылинки — хозяйка явно как могла старалась создать тут атмосферу уюта: колченогий чайный столик был покрыт вязаной салфеткой, а на неструганых досках пола лежал старый истертый ковер.
— Присядете? — нервно спросила девушка, протягивая руку к единственному имевшемуся в комнате креслу, которое явно знавало и лучшие дни. Ее легкий ритмичный выговор указывал на ирландские корни.
Сержант Дикерсон шагнул было к креслу, но под выразительным взглядом начальника запнулся.
— Садитесь-ка лучше вы, — сказал Иэн девушке, — вам сейчас нелегко, должно быть.
— Ваша правда, — сказала Эбигейл и со вздохом опустилась в кресло. — Бывало и получше.
— Вам дали отгул, мисс Фарли? — спросил Иэн.
— Вообще-то меня все Эбби кличут, — сказала она. — Мистер Макклири, управляющий наш ночной — знаете, наверное, — разрешил мне и сегодня не выходить, и завтра тоже, если надо будет. А из жалованья обещал не вычитать, благослови его Господь.
Иэн подумал, что был несправедлив к управляющему. Значит, причиной нечуткости Макклири, так поразившей инспектора, и правда была его предельная растерянность.
— Итак, тело обнаружили вы?
Девушка кивнула и опустила глаза на свои шершавые пальцы с неровными ногтями — мытье пола едкими средствами не способствовало нежности кожи.
— Мне постель перетряхнуть нужно было, одна из обязанностей моих.
— Каждый вечер это делаете?
— Да, и еще смотрю, не нужно ли простыню сменить, и все такое. В таком шикарном отеле, как «Ватерлоо», все посетители довольными остаться должны.
— Несомненно, — кивнул Иэн, — продолжайте.
— Я постучала, а никто не отвечает. Ну тогда я сама дверь приоткрыла — думала, мистер Райт за ней, а он, бедняжка, наверху висит. Боже мой! Тогда я белье выронила и закричала со всей мочи.
— Ничего там не трогали?
— Боже милостивый — нет, конечно! Я со всех ног припустила оттуда, а потом гляжу — и мистер Макклири уже бежит.
— Вам в тот день мимо номера уже случалось проходить?
— Да, за час где-то совсем неподалеку была, у лестницы — и слышу, вроде как из-за двери голоса звучат. Хотя точно и не скажу — может, и в другом номере разговаривали.
— А что за голоса?
— Двое мужчин разговаривали. Вроде и не кричали друг на друга, но сразу ясно, что ссорятся, недовольные такие.
— А что именно говорили, вы не слышали?
— Нет. А еще чуть погодя грохнулось что-то и зазвенело — об пол будто бы.
— Из этого же номера?
— Даже и не знаю. Там в одном только коридоре десять дверей.
— Еще что-нибудь заметили?
— Нет, дальше пошла. Мистер Макклири вечно твердит, чтобы никто не вздумал у дверей подслушивать.
— А чтобы кто-нибудь потом из номера выходил, вы не видели?
— Нет, да только я почти сразу наверх ушла, так что и выйди кто, меня там уже не было. — Тут Эбби ахнула и простодушно распахнула свои зеленые глаза: — Так его убили, что ли?
— А этого человека вы не видели? — сказал Иэн, протягивая девушке набросок.
— На мистер Райта похож, — сказала она, — ей-ей похож. Брат его, что ли?
— Но видеть вам его не приходилось?
— Да уж не сказала бы, что видела, нет. Я вообще ни разу не видала, чтобы кто-то в номер мистера Райта заходил или выходил от него. Такого нелюдима я и не…
Ее прервал звук открывшейся и тут же с грохотом захлопнутой двери. Пол прихожей заскрипел под тяжелыми башмаками, а затем раздался надрывный кашель.
— Это Шеймас, брат мой, — сказала Эбби, — из доков вернулся. Что-то рано он сегодня.
В комнату вошел молодой человек. С виду это был самый что ни на есть типичный представитель эдинбургского пролетариата — облепленные грязью грубые ботинки, потертые жилет и куртка поверх теплой фланелевой рубашки. В правой руке Шеймас сжимал запачканный кровью скомканный платок. При виде гостей он поспешно снял твидовую кепку и, сжимая ее в руках, нерешительно замер на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Чертами лица и цветом волос он походил на сестру, только кожа была гораздо темнее — бронзового оттенка, явно приобретенного под лучами солнца. Болезненная худоба и впалая грудь выдавали в Шеймасе туберкулезника.
— Снимай ботинки, — распорядилась Эбби. — Я только подмела.
Он подчинился, не сводя глаз с полицейских:
— Чего они тут?
— О смерти бедного мистера Райта спрашивают.
— Ух ты, а что это с лицом у вас? — спросил Иэна Шеймас.
— Не поделило место с одним случайным кулаком, — сказал Иэн. — Тот верх взял.
— Забавно, сэр, — ухмыльнулся Дикерсон, — вверх взял, прям в лицо вам.
Шеймас нахмурился и поставил свою грязную обувь на металлическую калошницу у стены:
— Нечего тут рассказывать. Эбби нашла дурня бедного в спальне под потолком — вот и весь сказ.
— Боюсь, этим дело не исчерпывается, — официальным тоном заявил Дикерсон.
Шеймас хрипло рассмеялся и тут же вновь зашелся надрывным кашлем — казалось, его легкие того и гляди лопнут.
— Скверный у вас кашель, — заметил сержант Дикерсон. — Вам бы к врачу сходить.
— Отличная идея, — отозвался Шеймас, вытирая губы, — вот прям пошел и отдал месячный заработок свой какому-нибудь пижонистому коновалу с Принсес-стрит.
— Шеймас! — одернула его Эбби. — Не надо грубить — только невоспитанность свою лишний раз напоказ выставляешь.
— И верно, не дай бог, джентльмены решат еще, что мы с тобой дурно воспитаны, Эбби, — саркастически осклабился Шеймас и, невесело хохотнув, вновь задергался в приступе кашля.
Иэн знал таких людей — угрюмый пролетарий, до глубины души озлобленный на строй, который не давал ему вырваться из нищеты. Если шотландское просвещение и коснулось таких людей, как Шеймас Фарли, то лишь для того, чтобы приоткрыть их завистливому взгляду все то, чего они в вопиющем убожестве собственного быта были лишены.
— Вы в поведении мистера Райта ничего странного не заметили? — спросил Иэн у Эбби. — В поисках убийцы самая незначительная деталь помочь может.
— Так его убили, что ли? — выпалил Шеймас с изумленно вытянувшимся лицом.
Эбби закатила глаза:
— Ас чего бы еще джентльменам приходить сюда, Шеймас?
— Вашу сестру никто ни в чем не подозревает, — успокаивающе поднял руку Иэн, — мы просто хотим узнать…
— Да кому такого вообще убивать понадобилось? — перебил Шеймас, качая головой. — Может, муженек ревнивый, как думаете?
— Пусть это полиция выясняет, — сказала Эбби. — Я тебе сейчас горчичник поставлю.
— Сам поставлю, не маленький, — сказал Шеймас и, тяжело ступая, вышел на кухню. Из-за двери донесся приглушенный надрывный кашель.
— Давно он болеет? — спросил Иэн.
— С прошлой зимы, — сказала Эбби. — А от сырости и холода еще хуже становится. Я говорю, давай шитье на дом возьму, чтобы на докторов хватило, но он и слышать не хочет.
— Правильно делает, — вставил Дикерсон. — Разве уважающий себя мужчина позволит, чтобы его женщина содержала?
— Спасибо, что поделились с нами столь просвещенным взглядом на общественные проблемы, сержант, — сказал Иэн. — Что ж, мисс Фарли, если сказать вам больше нечего…
— Постойте-ка, — вдруг сказала девушка, наморщив лоб, — еще кое-что сказать забыла.
— Что же?
— Хотя так, мелочь сущая…
— Мисс Фарли, преступление нередко раскрывают именно благодаря мельчайшим деталям. Что вы видели?
— Да скорее не увидела уже.
Дикерсон склонил голову набок, как озадаченный спаниель:
— Не понял, мисс.
— Вазу, сэр. А точнее, не было вазы-то — исчезла она.
— Поподробнее, — нетерпеливо сказал Иэн.
— В номере две китайские вазы было — большие такие, как у богачей дома. Только копии, конечно, не настоящие.
— Продолжайте.
— Ну вот, пока я ждала, когда мистер Макклири ко мне поднимется, то и заметила, что нет вазы-то.
— Уверены? — спросил Иэн.
— Так я ж с обеих пыль еще утром стирала.
— Мистеру Макклири сказали?
— Вы ж сами видели, какая там шумиха поднялась, — я и позабыла все. Только сейчас, кажись, и вспомнила. Что там ваза какая-то, когда беда такая случилась?
— Мисс Фарли, — торжественно сказал Иэн, — вот тут-то вы и ошибаетесь. Из этой мелочи большие выводы сделать можно. Ваза эта нам может сослужить огромную службу.