Сумерки Эдинбурга

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

На улицах Эдинбурга существовало тайное племя мужчин и женщин, вершащих свои дела под покровом ночи и выходящих на промысел после заката. Они скользили по городу в тусклом свете газовых фонарей, всегда на грани тьмы, зыбкие и едва заметные глазу законопослушных горожан, словно порождения ночного сна. У них были свои обычаи, законы и ритуалы, тайна была их неизменным спутником, молчание — девизом.

Фонарщики и сторожа, воры и грабители, карманники и проститутки, они жили в таинственном зазоре между сном и явью, и жизнь их была столь же безмолвной и напряженной, как затаенное в груди дыхание.

Джейми Макензи был одним из равноправных членов этого племени и знал большинство своих соплеменников хотя бы в лицо, на уровне приветственного кивка при встрече. Джейми был одним из огромного войска эдинбургских лири — фонарщиков, покидавших свои дома на последнем издыхании дня, бредущих улицами по сгущающимся в темноту сумеркам от одного кованого столба к другому с воздетым над собой шестом.

Солнце уже скрылось за Замковой скалой, когда Джейми вышел из своего дома в проулке Крейг-клоуз, оставив позади «Островитянина» — таверну, где некогда поэт Роберт Фергюсон заседал плечо к плечу со знаменитым Диконом Броуди и членами прославленного Кейп-клуба. Левая часть лица Джейми была изуродована, так что он старался не поднимать взгляд на встречных. Шестилетним мальчишкой он слишком близко подошел к коню, которого подковывал отец. Жеребец был норовистым и не упустил возможности лягнуть ребенка, смяв тому скулу и выбив глаз. Со временем отчаянно стеснявшийся своей внешности Джейми стал предпочитать ночь дню, так что профессии лучшей, чем фонарщик, было и не сыскать.

Вместе с тем его хорошо знали в городе, и горожане наперебой приветствовали Джейми, еще издали приметив знакомый силуэт. Вид долговязой паучьей фигуры, неспешно ковыляющей по узким виндам и клоузам города с колыхающимся сверху шестом, странным образом успокаивал горожан — их даритель огня, верный изуродованный Прометей, вновь вышел на свой ежевечерний обход. Его прозвали Долговязым Джейми за здоровенный рост, больше ста восьмидесяти, и худобу, как у приходской коровы. Иногда за ним увязывались дети, на ходу придумывая про него стишки и песни. Порой их выкрики становились жестокими — дети есть дети, но чаще малыши вслух фантазировали о ночных похождениях Джейми, которые казались им таинственными и увлекательными.

Однако этим вечером, несмотря на то что дождь притих, детей видно не было. Порывы пронизывающего ветра со свистом проносились по Кокбёрн-стрит. Джейми был этому только рад — он любил одиночество, и коль скоро погода вынудила жителей Эдинбурга остаться за плотно задернутыми шторами — тем лучше.

Под свесом крыши «Зайца и гончей» он увидел Салли Макграт. Хотя дорогостоящие барышни из Нового города называли ее не иначе, как «падшая женщина», на самом деле Салли была женщиной очень милой и доброй. Она нередко делилась своей прибылью с менее удачливыми жителями ночи и не раз угощала Джейми миской супа, тарелкой жаркого или тушеной брюквы с картофелем в местных забегаловках.

Однако лучшие годы Салли остались позади, а времена для стареющей проститутки нынче были не слишком радостные — и даже опасные. Чтобы выйти на улицу в такую ночь, подумал Джейми, надо очень нуждаться в деньгах. Он приподнял шляпу в знак того, что не заметил поблизости ни одного полицейского — в обратном случае он слегка присвистнул бы. Салли благодарно улыбнулась и поглубже запахнулась в свою накидку.

Поднимаясь на холм, Джейми стал напевать себе под нос балладу «Моя горянка». Он наслаждался звуком собственного голоса, неспешно шагая вперед, и наконец оказался у кованого столба на перекрестке Кокбёрн-стрит и проулка Лайонс-клоуз. Джейми зажег фонарь, допел второй куплет и уже собирался уходить, когда краем своего зрячего глаза заметил какую-то темную груду на мостовой в узком проулке. Сперва он решил, что это кто-то из городских пьянчужек пал в неравной битве с алкоголем, и пошел поднимать бедолагу.

— Эй! — позвал Джейми и легонько ткнул лежащего носком ботинка. — Вставай давай! Домой пора.

Потом он еще раз ткнул человека ногой, отчего с лица лежащего соскользнул надвинутый воротник, и тогда Джейми Макензи едва не задохнулся от неожиданности, потому что понял, что стоит не над обессилевшим пьянчужкой, а над самым настоящим трупом. Джейми попятился, чувствуя, что колени отказываются ему подчиняться, а потом отбросил шест и спешно заковылял к полицейскому участку, не помня себя от страха.