Сумерки Эдинбурга

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Смятение Бернадетты было столь же очевидным, сколь трогательны оказались ее отчаянные попытки защитить свою хозяйку. Когда ей стало ясно, что Иэн все понял, служанка попыталась спешно увести мисс Харли наверх, но не тут-то было. Девушка сбежала в гостиную и обвила Иэна руками.

— Бедный мой милый Стивен! Ну расскажи, где же ты был? — говорила она, ласково гладя лицо гостя.

Иэн позволил ей увлечь себя в следующую комнату под суетливые увещевания служанки.

— Ну же, ну же, — умоляюще твердила она, — да разве ж этот джентльмен на мистера Вайчерли схож?

Кэтрин тем временем толкнула Иэна на золотую козетку и уселась рядом.

— Так это ж он и есть! — воскликнула она, цепляясь за руку инспектора, как за спасательный круг в бескрайнем океане.

Бернадетта покачала головой, в ее добрых зеленых глазах заблестели слезы:

— Вам бы и вовсе лучше из спальни не выходить, пока не полегчает.

— Чепуха, я пре… прекрасно себя ч-чувствую, — ответила Кэтрин, не без труда выговаривая слова и сонно моргая отяжелевшими веками. Ее прямые волосы в беспорядке лежали на худеньких плечах, а прозрачная сорочка не скрывала до костлявости худой фигуры. Кэтрин показалась Иэну еще более худой, чем при их первой встрече всего несколько дней назад.

— Ты мне л-лекарство при… принес? — спросила девушка, легонько похлопывая его по плечу.

Иэн взглянул на Бернадетту, та опустила глаза.

— Да, — сказал он, — чуть позже дам.

— А я сейчас хочу, — капризно сказала девушка, по-детски оттопырив нижнюю губку.

— Давай так, — сказал он, — иди наверх и оденься, а потом мы с тобой поедем в город кататься.

— О, Стивен! — воскликнула Кэтрин, обхватив его лицо руками. — Чудесная идея! Ну а ле-лекарство дашь?

— Сразу дам, как оденешься.

Девушка испытующе, словно подозревая ложь, посмотрела ему в глаза, но потом все же поднялась с козетки и неверным шагом пошла к лестнице, бросив оттуда на него еще один пристальный взгляд. Несмотря на шаткую походку Кэтрин, Иэну показалось вдруг, что она не поднимается по лестнице, а взлетает, не касаясь ступенек ногами, будто наркотический дурман усугубил и без того свойственную ей ауру бесплотности.

Когда Кэтрин скрылась, Иэн повернулся к горестно обмякшей Бернадетте:

— Лауданум, не так ли?

Служанка растерянно моргнула, а потом качнула своей большой головой с массой рыжих кудряшек:

— Прошу прощения, сэр? — Видно было, что она изо всех сил старается притвориться оскорбленной в лучших чувствах.

— Ваша верность госпоже достойна уважения, но вы же понимаете, что никак не поможете мисс Кэтрин, скрывая от всех ее пагубное пристрастие?

— Я и правда не смекну, о чем вы, — сказала Бернадетта, не оборачиваясь, но это не помешало Иэну услышать ее сдавленный всхлип.

— В этом нет вашей вины, — сказал он.

— А то, думаете, не знаю? — страдальчески воскликнула женщина, резко поворачиваясь к нему. — Я ж с ней ночи напролет сижу, когда бедняжка заснуть не может!

Вашей госпоже очень повезло с вами.

— Может, и повезло, — сокрушенно сказала Бернадетта, — да толку-то?

— Давно она уже?.. — спросил Иэн. — Я про привычку эту.

Бернадетта грузно опустилась на протестующе заскрипевший под ее тяжелым задом диван. Иэна несколько удивила такая вольность — похоже, горе заставило женщину позабыть обо всех классовых различиях.

— Она-то с самого детства нервной девочкой была, а уж как мать померла — милее женщины и не было на свете, Бог мне свидетель! — тут Бернадетта перекрестилась, — сущая беда началась. Вы уж простите мисс Харли, ей немало горя повидать пришлось.

— Не мне ее судить. Я искренне надеюсь, что она найдет силы победить свой недуг, пока не будет слишком поздно.

Бернадетта не сдержала дрожи. Ей, конечно, и самой не раз приходилось видеть отсутствующий взгляд тех несчастных, что без остатка предались пагубному зелью, — их нередко можно было встретить в виндах и проулках Кэннонгейта. Те из них, у кого не было средств на утоление губительной жажды, вскоре начинали торговать своим телом.

— По всей видимости, зельем этим ее до недавних пор Стивен обеспечивал, — задумчиво сказал Иэн.

— Да, сэр. Бог знает, где он его брал.

— Дядя знает?

— Да уж не мог не заметить, хотя мне и слова не сказал, благослови его Господь.

— Где он сейчас?

— В конторе. Мистеру Вайчерли и по сию пору замены не нашел, так что сидит там, сердечный, допоздна.

— Бернадетта, — сказал Иэн, — я хочу, чтобы вы хорошенько подумали, где мистер Вайчерли мог добывать это вещество. Вполне возможно, что от этого зависят жизни очень многих людей.

— Лауданум-то?

— Лауданум — это производный продукт опиума, как вы, наверное, и без меня знаете.

— Э-э… ну да, припоминаю, сэр.

— Так что, если у вас есть хоть какие-то предположения касательно того, где мистер Вайчерли мог приобретать опиум, я бы искренне попросил…

— Постойте-ка, — перебила она, — мистер Вайчерли и верно не раз говорил, что в заведение какое-то ходит, да как оттуда ни придет — все не в себе, ну… под воздействием, так скажем.

— Что за заведение?

— Да будто бы про сову что-то… Я так поняла, что это навроде паба, но ведь и недопоняла чего, может?

— Больше ничего не помните?

— Китайца несколько раз вспоминал какого-то, Понг звать. Я потому запомнила, что на игру похоже — пинг-понг… Ну его еще виф-ваф называют, — добавила она в ответ на непонимающий взгляд Иэна.

— Ах да, — кивнул он, — настольный теннис.

— Вот-вот.

— Спасибо, Бернадетта, — Иэн поднялся и, наклонившись, поцеловал добрую женщину в лоб, — вы мне очень помогли.

Служанка покраснела и замахала на него руками, на которых еще местами лежала мука:

— Пустое! Хоть бы это вам помогло бы того найти, кто бедного мистера Вайчерли убил.

— А вы пока приглядите за мисс Харли, хорошо?

— Все сделаю, сэр.

Выходя из дома Харли, Иэн почувствовал, что его шатает от голода. Голова была легкой, как воздушный шарик, а ноги будто и вовсе не касались земли — Иэну казалось, что он не шагает, а почти летит нал мостовой, словно помощник фокусника. Купив у первого же прилавка пирожок с мясом, он чуть было не подавился, проглотив его в один присест. Потом Иэн вытер пальцы платком и решительно зашагал в сторону Кэнонгейта — средоточия всего темного, недоброго и противозаконного в Эдинбурге.