Сумерки Эдинбурга

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Одинокая фигура стояла на Замковой скале в тени Эдинбургского замка, глядя на расстилающийся внизу город, застывший в зимней спячке. Он не любил это время года. Холера забрала его мать зимой, после чего и без того едва сносная жизнь превратилась в сущий кошмар. Отец увез их с братом в город, открыл там аптеку и уже никогда в жизни не улыбался. Чем старательнее он пытался скрыться от своего отца, тем сильнее старик стремился его унизить. Регулярные драки переместились с заднего двора в подвал аптеки, пол которого был густо усыпан сеном из соседней конюшни.

Засунув руки в карманы, он бесцельно шел по Хай-стрит, камни которой за прошедшие столетия повидали воинов и волхвов, монахов и торгашей, святых и нечестивцев, — но он не думал ни о ком из них, а вспоминал ночь, которая изменила все. После смерти матери прошло всего несколько недель, и горе все еще жило в доме, как мрачный гость, не выпускающий троих его обитателей из своих печальных объятий.

Вытащив одной особо ненастной ночью обоих мальчишек из кроватей, отец с пьяным бормотанием стал наматывать ремень себе на кулак. Когда мальчики дрались вяло, этот ремень начинал гулять по их спинам. Они знали это, как знали и то, что в течение последних недель ярость отца сгущалась и усугублялась, так что теперь была способна их обоих попросту уничтожить.

Той ночью он решил больше не драться с братом. Пора было сказать старику «нет», и он понимал, что если не сделает этого сразу, то не сделает никогда. Он отказался, и все насмешки отца были бессильны.

— Педик! Слабак! Старая жалкая баба! — орал отец, пьяно пошатываясь и размахивая ремнем. Второй брат испуганно сжался в углу.

Он готовился к ударам и очень удивился тому, что их не последовало. Вместо этого ремень молниеносно охватил его шею. От неожиданности он не успел издать ни звука, а отец уже шипел в самое ухо, обдавая его густым запахом виски:

— Противиться вздумал? Я тебе покажу, что с такими бывает, шпынь ты ненадобный!

Петля стала стягиваться.

Он почувствовал, как жизнь вместе с дыханием покидает тело, и последняя мысль была о том, какое счастье, что все наконец-то кончится. А потом он очнулся на полу, над ним склонился перепутанный брат. Отца рядом не было, как не было и радости, что он выжил, — только страшное разочарование: значит, страдания продолжатся. Тогда он еще не знал, что это было только самое-самое начало.