Сумерки Эдинбурга

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Джордж Пирсон задумчиво стоял у выходящего на Роял-террас окна, на подоконнике исходила паром чашка горячего чая. В его хотя и просторной, но изрядно захламленной семикомнатной квартире свободного места было мало, так что подоконники часто превращались в импровизированные столики. Нижняя часть окна запотела от пара, но Джордж вполне отчетливо видел простирающуюся внизу улицу. Он смотрел на пешеходов, спешащих по мостовой тремя этажами ниже, и мог различить черты каждого, сам при этом оставаясь невидимым за скрывавшими его полное тело зелеными парчовыми портьерами.

Он всегда чувствовал себя уютнее, прячась за чем-нибудь — конторкой консультанта ли, занавесками или дверными косяками. Джорджу казалось, что вне укрытий, у всех на виду, его тело становится беззащитным, болтается в пространстве, как бесполезный придаток, цель и смысл которого он попросту не в силах был осознать.

А потому Джордж коллекционировал. Фарфор, мебель, кружевные салфетки, книги по истории разных стран — без разницы. В окружении всех этих предметов он чувствовал себя в безопасности, под защитой. Собирательство утешало его, заполняя внутреннюю пустоту, ненадолго удовлетворяя постоянный неутолимый голод. Все эти вещи были лишь физическим воплощением чего-то гораздо более глубокого и важного. Джорджа мучила мысль, что вся мудрость человечества может однажды исчезнуть в мгновение ока. Он верил, что в недрах каждого неодушевленного предмета сокрыто что-то бесконечно более важное и нужное, чем банальный материалистический мир.

Взяв чашку и сделав глоток, Джордж сморщился. Он забыл купить сахару, да к тому же передержал чайник, так что теперь этот дорогой улун стал горьким. Джордж вернул чашку на изящное бледно-голубое блюдце. Он не мог избавиться от странного беспокойства. Даже взгляд на чашку с блюдцем, замечательный и очень недешевый образец знаменитого далтоновского фарфора, не смог успокоить взбудораженные нервы. Все субботнее послеполуденное время он провел за книгами, вот только это были не труды по истории или ботанике, как обычно, нет — на этот раз Джордж обратился к теме преступности во всех ее подробностях, кровавых и непристойных.

Преступления были страстью Джорджа, а уж в изучение интересующих его тем он всегда уходил с головой. К тому же стоило признать, что он был более чем увлечен инспектором Гамильтоном. Ладная фигура Иэна и его пытливые серые глаза зачаровали Джорджа Пирсона.

Он сделал еще один глоток горького чая и остановил свой взгляд на юной парочке, рука об руку идущей по мостовой под его окнами. Девушка доверчиво прижалась к спутнику, и хотя опущенная вуалька мешала разглядеть черты ее лица — эта поза и каждое мельчайшее движение спутников дышали подлинным счастьем. Одеты оба были просто, а значит, подумал Джордж, о богатстве говорить не приходится, но при виде такого беззастенчивого счастья его сердце сжалось от зависти. Он знал, что никогда не сможет так же публично выразить свои чувства — они в глазах общества были извращением. Живущие в его теле желания можно было удовлетворить лишь в притонах самого низкого пошиба, но сама мысль об этом не вызывала у Джорджа ничего, кроме отвращения.

Несмотря на свою захламленную квартиру, Джордж Пирсон был человеком весьма брезгливым, и мысль о том, чтобы лапать какого-то незнакомца в темной вонючей комнатушке, казалась ему невыносимой. Являясь прирожденным романтиком, Джордж мечтал о любви, а не о похоти, жаждал союза душ, а не грубого животного совокупления. Он жил в состоянии постоянного неудовлетворенного желания, мучимый образами торжествующей вокруг любви. И все же, думал он, эта острая сладость неудовлетворенного желания лучше, чем вообще ничего.

В день своего знакомства с инспектором Гамильтоном Джордж твердо вознамерился помочь ему всем, чем только сможет. Он остановил свой взгляд на груде книг, сваленных около его любимого глубокого кресла, подголовник и подлокотники которого украшали кружевные салфетки. Книга, которую он сейчас читал, лежала в самом кресле, распахнутая на главе о мотивации преступника. Вот что не до конца понятно во всех этих убийствах, подумалось Джорджу, хотя… Могло ли статься, что у него с преступником гораздо больше общего, чем можно было ожидать?

Джордж еще раз взглянул на пожелтевшие по краям страницы. И не означает ли это, что убийцу вполне можно встретить в одном из тех мест, которых сам он так долго избегал? Кобальтовая синь неба за окном постепенно темнела, Джордж в нерешительности прикусил губу, а потом шагнул к висящему на вешалке пальто. Сгущающаяся ночь и пряный искус опасности манили его. Джордж чувствовал толчки быстрее забегавшей по жилам крови. Запирая дверь, он понял, что никогда еще не чувствовал себя настолько живым.