Сумерки Эдинбурга

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Эдинбургский городской морг был местом темным и затхлым, здесь пахло плесенью и невыполненными обещаниями. До Иэна донесся шорох крысиных лап и редкий стук капель, точащихся из неведомого источника, — размеренный гулкий звук, напоминающий погребальный звон церковного колокола. Чем больше Иэн пытался не слышать этот звук, тем глубже он ввинчивался ему в мозг. Кап, кап, кап, кап.

Сержант Дикерсон шел сзади, ступая по каменному полу по-кошачьи беззвучно, — похоже, это место нравилось ему не больше, чем Иэну. Дорогу указывал шагающий впереди с фонарем дежурный — маленький косматый валлиец Джек Керридвен. Иэну уже случалось встречаться с ним раньше, и, хотя то был весьма сварливый коротышка, добрая пятая[2] односолодового помогла изрядно сгладить самые острые углы его характера. Иэн вручил своему провожатому бутылку «Кардý», которая стоила его недельного жалованья, и теперь очень надеялся, что это вложение окупится.

Иэну казалось, что с каждым следующим шагом каменные стены затхлого коридора постепенно сближаются. Чтобы утишить приступы накатывающего откуда-то из желудка ужаса, он заставил себя дышать глубже и медленнее. Иэн изо всех сил старался не замечать всего того, что так явно напоминало ему о подвале, в котором он однажды оказался заперт огнем. Время так и не стерло из памяти весь ужас той ночи. На лбу выступил холодный пот, руки и ноги мелко задрожали, а сердце бухало не тише турецкого барабана. По-прежнему безучастно раздавался медленный стук капель. Кап, кап, кап, кап. Набрав полную грудь пахнущего плесенью воздуха, Иэн усилием воли заставил себя переставлять одну ногу за другой.

Керридвен распахнул внушительную железную дверь, явно выкованную еще в Средневековье. Она захлопнулась за их спинами с гулким лязгом, дрожью отдавшимся в стенах пещероподобного здания. Процессия оказалась в большом помещении с кафельным полом и голыми кирпичными стенами, укрытыми десятилетиями наносившейся краской. Иэн не мог отделаться от мыслей о том, что скрывается под слоями краски и свидетелями каких страданий довелось быть этим стенам. Язычки газового пламени дрожали в рожках на бурых кирпичных стенах; сквозь ряд вытянутых узких окон в помещение заглядывали скудные отблески дневного света, сумевшие пробиться через завесу сырого зимнего тумана. В этой просторной комнате с высоким потолком и окнами Иэн почувствовал себя заметно лучше.

Вдоль дальней стены тянулся ряд каменных столов на привинченных к полу стальных основаниях. Все они были одного размера — под человеческое тело. На третьем от стены столе лежал накрытый обтрепанной грязной простыней труп.

Керридвен эффектно, словно исполняющий свой коронный номер фокусник, сдернул простыню:

— Пожалте. Ждет не дождется, бедолага, чтоб за ним пришел кто-нибудь.

Иэн взглянул на него:

— Семья? Невеста? Никого?

Керридвен отрицательно покачал головой, обдав собеседника запахом перебродившей выпивки из-под седеющих усов:

— Не-а. Может, кто и приходил сюда в ночную смену, да только вряд ли.

Иэн взглянул на распростертое перед ним тело. Юноша оставался полностью одет, его голова была повернута под странным углом — видимо, при падении случился перелом шеи, а может, и нескольких позвонков в придачу. Однако, несмотря на множество сильных гематом и других заметных повреждений, было ясно, что при жизни это был следивший за собой, ухоженный и даже симпатичный молодой человек. Густые светлые волосы обрамляли овал лица с правильными и чистыми чертами. Одежда — также весьма пострадавшая — была хорошего качества и весьма недешевой. В высшей степени странно, подумал Иэн, что у такого человека не нашлось родственников или друзей, готовых оплакать его кончину.

— Вижу, вы еще не сняли с него одежду, — сказал он Керридвену, — в карманах было что-нибудь?

Керридвен переступил с ноги на ногу и кашлянул:

— Да вроде ничего такого — грязный платок, ключей связка… а, да — еще карта игральная. Тройка треф, сэр.

— Я хотел бы на нее взглянуть.

— Постойте-ка, вроде не выбрасывал… — сказал Керридвен, охлопывая карманы своего халата. — Точно! Вот!

Иэн взял карту. Рисунок оказался необычным — три пляшущих скелета в залихватских красных фесках. Трефы были центральной частью каждой из фигурок.

— Странная карточка, сэр, — сказал сержант Дикерсон, заглядывая Иэну за плечо.

— Странная, — согласился тот, аккуратно опуская карту в нагрудный карман пиджака, а потом снова повернулся к Керридвену. — А каких-нибудь личных вещей — кошелька, например, часов или колец — не было?

— Не-а. Может, те забрали, что тело нашли.

— Не сомневаюсь, — сухо кивнул молодой инспектор. Служители эдинбургского морга были хорошо известны своим обычаем «освобождать» усопших от не нужной им более собственности, однако краденое при этом скрывали так искусно, что уличить кого-то было крайне непросто. Держатели же бесчисленных городских ломбардов и эдинбургские скупщики краденого всегда без вопросов принимали вещь и быстренько перепродавали ее, заметая следы.

Керридвен снова переступил с ноги на ногу и кашлянул, явно желая как можно скорее уединиться с бутылкой, что ждала его в каморке дежурного.

— Я вам еще понадоблюсь, джентльмены?

— Спасибо, мистер Керридвен, — думаю, мы справимся и сами, — ответил Иэн.

— Ну, тогда я пошел. Свистнете, как уходить соберетесь.

Развернувшись, Керридвен поспешил вон из комнаты, и его торопливые шаги вскоре стихли в коридоре.

Сержант Дикерсон поскреб подбородок:

— А разве он не должен присутствовать при осмотре тела, сэр?

Иэн поглядел вслед сбежавшему Керридвену:

— Служителям морга не впервой пренебрегать своими обязанностями по зову бутылки, сержант.

Ответный смешок Дикерсона прозвучал в этом скорбном окружении так неуместно, что сержант тут же осекся и опустил взгляд на лежащий перед ними труп.

Мертвое тело являет собой картину одновременно любопытную и мрачную. Сперва смотрящий ощущает инстинктивное отвращение к смерти и ко всему мертвому, затем это чувство сменяется болезненным любопытством, удивлением, и, наконец, приходит очередь печали. Если же тело не обезображено, то иногда возникает странное ощущение, будто человек вовсе не мертв, а того и гляди откроет глаза и сядет.

Хотя Иэну уже случалось иметь дело с трупами, он раз за разом вынужден был проходить все перечисленные стадии. Тело молодого Вайчерли уже начало разбухать за счет расширения скопившихся в пищеварительной системе газов. Кровь постепенно покидала ткани, оттекая к тыльной части тела, и кожа трупа обретала серый оттенок смерти — то, что называют трупными пятнами. Тем не менее лицо покойника до сих пор сохраняло отпечаток кротости и благородства. Хотя, быть может, после разговора с хозяйкой Вайчерли Иэн был пристрастен, но в любом случае чертовски жаль, подумал он, что в сущности еще мальчишка погиб так неожиданно и страшно. И тут в голове у инспектора появилась строфа одного из его ранних стихотворений:

Дикерсон неловко переступил с ноги на ногу.

— Что теперь, сэр?

— Что вы думаете об этом молодом человеке, сержант?

Дикерсон вытер ладонью потный лоб — несмотря на царившие в помещении сырость и холод, его лицо пылало.

— Он… он умер, сэр.

— Что ж, блестяще. А что еще?

— Я не совсем понимаю, о чем вы.

— Мертвые говорить не могут, поэтому за них это должны сделать мы.

— Ваша правда, сэр.

— Так что?

— Э… что именно вы имеете в виду, сэр?

— Каждое преступление — это повесть, история, рассказанная задом наперед. Мы знаем, чем она закончилась, и должны выяснить, что случилось в ее начале и середине.

— А как мы это сделаем?

— Взгляните на него, сержант, и расскажите, что видите.

Дикерсон уставился на тело Вайчерли и с трудом сглотнул:

— Ну, он совсем молодой, кажись.

— Что еще? Что скажете о нем как о человеке — внешность, манера одеваться?

— Ногти у него ухоженные.

— Хорошо. Еще что-нибудь о руках?

Поежившись, Дикерсон поднял кисть мертвеца и стал ее разглядывать.

— Я б сказал, что кожа очень гладкая, сэр.

— И что же вы теперь можете о нем сказать?

— Он точно не рабочий. Поди, большую часть жизни в помещении просидел.

— Великолепно! — воскликнул Иэн. — Прекрасно.

— Благодарю вас, сэр, — отозвался Дикерсон и кашлянул в кулак. Иэн хорошо знал, что подчиненные главного инспектора Крауфорда не привыкли к похвалам со стороны начальства, и жизнь редко удивляла их обратным.

— Если рассматривать его жизнь как повествование, то в тот момент, когда пути Вайчерли и преступника пересеклись, началась новая линия сюжета.

— Та самая, что нам и нужна?

— Точно! Теперь займемся его одеждой.

Дикерсон выпрямил спину и сложил руки на груди.

— Одет как торговец, ну или клерк. В конторе, поди, работает.

— Дело говорите, — кивнул Иэн. — Теперь вы мыслите как инспектор.

Дикерсон нахмурился:

— Об этом мы и у его хозяйки дознались бы, сэр.

Иэн предостерегающе вскинул палец:

— Тсс! Внимание надо напрягать сразу, чтобы потом не упустить ни одной зацепки.

Дикерсон скептически поджал губы:

— Как скажете, сэр.

— А теперь помогите мне освободить его от одежды.

— Сэр? — Лицо Дикерсона явно позеленело.

— Надо осмотреть тело.

Дикерсон с трудом сглотнул, потом закусил нижнюю губу и мужественно шагнул вперед, несмотря на явно охватившую его сильнейшую тошноту.

Трупное окоченение уже начало отступать, и, когда они потянули за рукав, рука Вайчерли неожиданно обмякла. Почувствовав прикосновение мягкой кожи, Дикерсон едва не отскочил в сторону. Его и без того румяное лицо побагровело. Сержант сделал глубокий вдох и расстегнул пуговицу на жестком воротнике мундира.

— Как вы, сержант? — спросил Иэн. Он вспомнил собственную первую встречу с мертвецом в свою бытность констеблем. То был несчастный старый оборванец, насмерть замерзший в неотапливаемой съемной комнатушке дома по переулку Скиннерс-клоуз. Шеф велел ему тогда закрыть отстраненно уставившиеся в пустоту глаза, и Иэн до сих пор помнил мраморный холод твердой плоти под пальцами. То мертвое лицо потом много недель преследовало его по ночам, и в своих снах Иэн отчаянно и безуспешно пытался закрыть широко распахнутые глаза. А они смотрели на него, ужасные в своей неподвижности, моля о помощи и одновременно обвиняя. С тех пор Иэн поклялся себе, что сделает все, чтобы присутствие смерти никогда больше не застало его врасплох.

Дикерсон откашлялся и отер пот с верхней губы.

— Держитесь, — сказал Иэн, кладя руку ему на плечо.

— Я справлюсь, сэр, — пробормотал Дикерсон, снова подступая к трупу.

Крови почти не было — похоже, основные повреждения пришлись на внутренние органы. Освобождая труп от зеленой твидовой куртки, Иэн увидел ярлычок дорогого лондонского ателье. На обшлаге правого рукава не хватало пуговицы.

— А что об этом скажете, сержант? — сказал Иэн, протягивая куртку Дикерсону.

Тот бегло осмотрел оба рукава:

— На левом рукаве две декоративные кожаные пуговицы, сэр, а на правом одной не хватает.

— И какой вывод вы из этого сделаете?

— Кажись, мистеру Вайчерли следовало заглянуть к портнихе.

— А вы взгляните на состояние остальной одежды — все в идеальном порядке, если не считать следов падения.

— Выходит, эта пуговица оторвалась, когда…

— …Когда они боролись, сержант, — там, на вершине Артурова Трона.

Дикерсон почесал в затылке:

— Вы уж меня простите, сэр, да только улика-то для такого вывода не слишком основательная.

— Тоже верно. Чтобы подтвердить мою версию, мне нужно что-то еще.

— А что именно вы ищете, сэр? — спросил Дикерсон, аккуратно укладывая куртку на стоящий рядом стул.

— Пока что и сам не знаю, сержант, — отозвался Иэн, расстегивая воротник льняной рубахи, — но надеюсь узнать, когда найду.

И в следующее мгновение он увидел на теле молодого Стивена Вайчерли именно то, что искал.