ГЛАВА 5

Ночью все еще слышны звуки, но я стала лучше их игнорировать. К счастью, за прошедшую неделю больше не было криков. Однажды ночью я услышала слабую музыку с акцентом колокольчиков, когда почти уснула, как будто доносящуюся до меня из далека. Другой ночью я услышала тяжелые удары и скрежет, которые раздавались за дверью в главный зал. В другую ночь я услышала смех, доносившийся из дальнего уголка поместья.

Забавно, как быстро можно к чему-то привыкнуть. Теперь я уже почти не просыпаюсь от странных звуков. В первую ночь после нашего с Лордом Фенвудом разговора я проверила дверь в свою комнату. Ручка повернулась. Он сделал, как я просила, поэтому я сдержала слово и не открыла ее. После этого я никогда не спала лучше.

В течение недели я находила странный покой в повторяющихся днях. Приятно, когда от рассвета до заката мне ничего не приказывают и ничего не ждут. Я могу гулять по кустарнику и бренчать на поляне, не заботясь ни о чем на свете. Один или два раза, клянусь, я чувствовала присутствие Лорда Фенвуда, который снова прислушивался. Но если он там, он не дает о себе знать, как зритель.

Затем мир переходит в монотонность.

Сегодня, на седьмой день после моего приезда, я проснулась и лежу в постели, и у меня нет сил ни на что, кроме как смотреть в потолок. Какой смысл вставать с постели, когда нечего делать? По крайней мере, дома у меня была цель. Каждый день нужно было что-то делать, какие-то обязательные дела, которыми я занимала свои руки и чувствовала себя удовлетворенной в конце дня. По крайней мере, у меня была Мисти, за которой можно было ухаживать и кататься на ней.

Когда меня выдали замуж, я ожидала найти новую цель. Я опасалась, понравится ли мне эта цель или нет. Но создание дома и семьи — это то, над чем нужно работать и к чему стремиться. Ничегонеделание становится совершенно умопомрачительным.

— Вы сегодня не ходили в лес, — говорит мне Орен за ужином, наливая мне бокал. Я удивлена, что он заметил мои привычки. Мы общаемся только в начале и в конце дня, и я никогда не видела его между ними.

— Нет... — Я поддеваю вилкой картошку на своей тарелке. — Мне не хотелось.

— Все в порядке?

— Да... я не уверена, честно говоря.

— Вам неудобно? — Кажется, он шокирован тем, что у меня есть причины расстраиваться или переживать. Я не могу его винить. Меня окружает комфортный рай, где достаточно сказать слово, и мое желание будет исполнено.

— Нет, вовсе нет. — Я горько смеюсь. — Может быть, в этом и есть часть проблемы. Наверное, я так привыкла к дискомфорту, что не знаю, что делать с собой теперь, когда он исчез.

— Я могу что-нибудь для Вас достать?

— Не то, чтобы достать... но что-то сделать. Не мог бы ты спросить, не согласится ли Лорд Фенвуд пропустить по стаканчику на ночь?

Его тонкие седые брови сошлись вместе, когда он посмотрел на меня своими глазами-бусинками.

— Я могу спросить его.

Интересно, что означало это нечитаемое выражение лица до конца ужина? Орен не возвращается. Я отношу свою тарелку на кухню, мою ее, как я делаю после большинства приемов пищи, и ставя на место. Возвращаясь в свою комнату, я замечаю, что дверь в мой кабинет открыта. Два кресла ждут, запотевшие стаканы, наполненные прохладным напитком, стоят на столиках по бокам от них.

Мне не терпится занять свое место. Я устраиваюсь, двигаясь, пока мне не становится удобно. Затем я хватаюсь за подлокотники и откидываюсь назад в кресле, прижимаясь черепом к коже. Даже если лорд испугает меня, я не буду смотреть. Я хочу, чтобы эта встреча прошла гладко. Я не осознавала, насколько сильно нуждалась в искренней связи в своем новом доме до этого момента. Возможно, я не хочу любви от этого человека... но дружба, общая цель или понимание, думаю, мне бы не помешали. Даже в худшие моменты в поместье у меня была Лаура.

О, милая Лаура. Я ежедневно интересуюсь, как она поживает.

— Ты просила меня о встрече? — Этот скрипучий голос вырывает меня из моих мыслей. Интересно, знает ли он, что, каким бы отвратительным он себя ни представлял, с таким голосом он мог бы выбрать любого мужчину или женщину?

— Да. Я подумала, что мы могли бы выпить вместе. — Я поднимаю свой бокал, отставляя его в сторону, чтобы он мог видеть. Я слышу шорох его приближающихся шагов. Без предупреждения его бокал мягко стукается о мой. Он близко; если бы я повернула голову, то могла бы его увидеть. Но я не поворачиваю. Огонь снова тлеет так низко, что в окне я могу различить лишь его высокую тень. — За что мы будем пить?

— Как насчет того, что мне удалось сохранить тебе жизнь так долго? — Он мрачно усмехается.

Я тоже смеюсь.

— Я не настолько безрассудна.

— Но я знаю, что это так. — Стул позади меня сдвигается, когда он устраивается на нем.

— О?

— Особенно в молодые годы. — В его бокале звенит лед, когда он делает глоток. — Я был причиной многих головных болей Орена, когда он ухаживал за мной.

— Орен был с Вами долгое время?

— Да, он ухаживал за мной с самого детства.

— Вы знали своих родителей? — спрашиваю я мягко, прекрасно понимая, насколько сложной может быть эта тема.

— Да.

— Как давно они умерли? — Я смотрю на жидкость лимонного цвета в своем стакане.

— Почему ты думаешь, что они умерли?

— Я слышу это в Вашем голосе. Есть определенный тон, который появляется у людей, когда они теряют любимого человека. Эта потеря оставляет пустоту, которая дает всему глухой звук, когда они упоминаются. — Я делаю глоток, пытаясь смыть этот звук с моего собственного голоса. — О, это очень вкусно. И сладкий, как мед.

— Это медовуха. Не самая лучшая из имеющихся у меня бутылок, но уж точно не самая худшая.

Я слабо улыбаюсь при мысли, что он выбрал бутылку специально для этой встречи из какого-то пыльного чулана.

— Кого ты потеряла? — спрашивает он. Моя улыбка исчезает.

— Обоих, — говорю я. — Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой. Отец сказал, что она не была создана для этого мира, что она была слишком хороша для него. Но ему повезло, что она хотя бы оставила меня для него.

— А твой отец?

— Он руководит — руководил — торговой компанией, как Вы знаете... — Я прервалась. Его смерть более свежая. Я пыталась засунуть ее подальше, в ту же коробку, которую занимает потеря моей матери, но это не одно и то же. Я жила с отцом. Мать — это лишь блеклые воспоминания и эмоции, запечатленные в моей душе.

Лорд Фенвуд проявляет терпение, позволяя мне погрузиться в свои мысли на несколько минут.

— Джойс, его жена, потребовала, чтобы он начал более активно заниматься бизнесом и чаще бывал на торговых кораблях. Он уезжал так часто, что неделями мне приходилось бороться, чтобы вспомнить черты его лица. Потом... корабль, на котором он был, затонул. Никто не нашел тел, так что на какое-то время появилась надежда. Но прошло уже столько времени...

— Я глубоко сожалею. — Он серьезно. Ни в одном из наших разговоров я не почувствовала запах лжи в его дыхании. Меня поражает, что все, что мне говорили в этом доме, было правдиво, как дождь.

— Я пережила.

— Как и все мы.

Несмотря на то, что мы сидим спина к спине, я представляю, как он выглядит позади меня. Откидывается ли он назад в своем кресле, как я откидываюсь назад в своем? Если бы вы посмотрели на нас сбоку, могло бы показаться, что мы пытаемся опереться друг на друга, отчаянно ища поддержки? Изолированные в мире, где мы были отрезаны от тех, кто должен любить нас больше всего?

— Орен сказал мне, что ты расстроена. Сегодня годовщина смерти одного из них?

Я качаю головой. Понимая, что он меня не видит, я говорю:

— Нет, мама умерла в начале осени, а отец — летом.

Произнеся это вслух, я понимаю, как близка первая годовщина его смерти и как сильно изменилась моя жизнь за год. Я должна быть более грустной, я думаю. Но я испытывала некоторые эмоции так сильно, что, кажется, они сгорели, оставив после себя лишь обугленные края моего сердца.

— И «смятение», наверное, слишком экстремальное слово, — заставляю я себя продолжать. — Полагаю, мне нужно что-то делать, какая-то цель здесь.

— Тебе не нужно ничего делать, просто понежиться в роскоши, которую я могу тебе предоставить.

— В том-то и дело, что я не создана для безделья и роскоши.

— Ты старшая дочь лорда-торговца. — Он усмехается. — Орен рассказал мне о вашем поместье. Я знаю, к какой роскоши ты привыкла.

— Вы все еще ничего не знаете обо мне, — без нужды напоминаю я ему с легким укором. — И если Орен считает наше поместье роскошным, то вам стоит попросить его проверить свое зрение. — Его молчание побуждает меня продолжить. — Поместье держалось на гвоздях, штукатурке и молитвах. Я должна знать, я была ответственна за то, чтобы держать его в вертикальном положении.

— Ты?

— Я знаю, что так не выгляжу, но на самом деле я довольно рукастая, если можно так выразиться; я могу выполнять самые разные работы по обслуживанию и уходу. Ни одни из них не являются исключительно качественным, я вынуждена признать. Но достаточно хорошо. Я не могу приготовить Вам пир, но могу сделать так, чтобы еда была вкусной и Вы не голодали. Я не могу построить Вам дом или объяснить тонкости архитектуры, но я могу сказать Вам, когда крыша рухнет и где нужно укрепить ее, чтобы она продержалась еще одну зиму, пока не будет достаточно денег, чтобы нанять нормального мастера. — Я передаю свой стакан из рук в руки, думая обо всем, чему я научилась в силу необходимости. Часть меня страдает от внезапного желания объяснить жестокость Джойс каким-то неправильным уроком. Я качаю головой и делаю еще один глоток медовухи. Ее намерение не имеет значения, когда ее исполнение было таким жалким. Я пытаюсь дать ей преимущества, которых она не заслуживает.

— Так ты говоришь, что предпочла бы быть моей служанкой, а не женой?

— Нет, — говорю я так быстро и резко, что слышу, как он неловко ерзает на своем стуле. Я даже не извиняюсь за свой тон. — Я никогда больше не буду чьей-то служанкой.

Я слышу, как он тихонько вдыхает.

— Прошу прощения за мою формулировку. Я бы никогда не сделал тебя слугой.

Еще одна правда. Я издаю вздох облегчения.

— Но мне бы хотелось иметь какую-то цель. Я бы хотела чувствовать себя полезной, по крайней мере. Мне нравится, когда мои руки заняты.

— Я поговорю с Ореном и узнаю, есть ли какие-нибудь задания, для которых, по его мнению, ты могла бы справиться.

— Спасибо. — Я смотрю в потолок, жалея, что здесь нет зеркала, желая разглядеть его получше. — Чем Вы занимаетесь, чтобы занять часы своего дня?

Он снова хихикает, и я слышу, как он делает глоток.

— Я? Я пытаюсь стать королем.

Я смеюсь вместе с ним. Но самое странное, что в воздухе нет даже намека на дым. Он говорит правду.

Но в этих землях уже много лет не было короля. Кем он надеется стать? Я так и не нахожу в себе смелости спросить об этом на протяжении всей нашей приятной беседы.

На следующее утро Орен ждет меня после завтрака. Я чуть не роняю свои тарелки на пол кухни от удивления при виде его.

— Из-за тебя у меня чуть сердце не остановилось. — Я тяжело вздыхаю, пытаясь успокоить свои внезапно расшалившиеся нервы.

Орен продолжает выгребать золу из очага, крошечные угольки все еще тлеют в глубине, готовые вновь разжечь огонь.

— У меня больше дел здесь, чем у Вас.

— Но ты никогда здесь не бываешь.

— Как, по-вашему, готовится Ваша еда? — Он смотрит на меня, пока я пересекаю комнату и иду к раковине. Я жду, что он скажет мне не мыть посуду, но он этого не делает. Возможно, это потому, что я занимаюсь этим уже неделю, и он знает, что останавливать меня бессмысленно. Или, возможно, это из-за того, что Лорд Фенвуд сказал ему вчера вечером.

— Я не знаю, — признаюсь я. — Я предположил, что там может быть повар. — Я пожимаю плечами и включаю воду, сосредоточившись на посуде, а не на нем. Мне до смерти хочется узнать, есть ли еще люди в этом доме или нет. Но я не хочу лезть слишком явно. Я уже знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.

— Нет.

— Тогда ты невероятен в приправах. — Я улыбаюсь ему.

Орен усмехается, когда заканчивает высыпать золу в металлическое ведро.

— Вы пытаетесь завоевать мое доверие.

— Я говорю правду. — Я пересекаю комнату, чтобы освободить раковину, чтобы он мог помыть руки — он покрыт сажей до локтей. — Кроме того, я не думала, что мне нужно ссориться с тобой. Нужно ли мне быть в ссоре с тобой?

— Полагаю, то, что Ваше присутствие здесь, оказалось не таким плохим, как ожидалось.

— Потрясающая поддержка, — сухо говорю я.

Он игнорирует замечание, выключает воду и слишком долго вытирает руки. Мне интересно, о чем он думает.

— Хозяин определенно заинтригован Вами.

По моему телу пробегает покалывание, похожее на теплый румянец после слишком горячей ванны. Почему мысль о том, что Лорд Фенвуд заинтригован мной, возбуждает меня? Я пытаюсь отогнать это ощущение, пока оно не достигло моих щек.

— Почему ты думаешь, что он «заинтригован» мной? — Любопытство берет верх. Я не могу остановить себя, чтобы спросить. Я должна знать.

— Он все больше и больше интересуется Вами, и я давно не видел, чтобы он проводил так много времени с новым человеком.

Он вообще почти не проводил со мной времени. Если это его понятие того, что он проводит много времени с кем-то, то это просто чудо, что он не сошел с ума, как затворник.

— Ну, ты можешь передать, что мне тоже нравится проводить с ним время. Я чувствую себя гораздо менее одинокой, когда он делит со мной стаканчик на ночь.

— Я передам ему. — Орен направляется к боковой двери на кухню, держа ведро с пеплом в руке. — А теперь идемте. Несмотря на мои протесты, лорд сообщил мне, что у Вас есть работа на сегодня.

— Правда? — Я не могу скрыть своего волнения, когда бегу за ним. Однако на пороге задней двери я останавливаюсь. — Я думала, мне нельзя заходить в заднюю часть дома?

Здесь все в порядке. — Орен указывает на старую каменную стену, которая тянется по периметру участка, выходя за правое крыло дома и уходя в лес. В тусклом свете леса я могу различить точку, где он рассыпается в прах. — Ни в коем случае нельзя пересекать то место, где заканчивается эта стена. Наша защита распространяется только на ее пределы. Это значит, что сад в безопасности.

Сад находится между стеной справа от нас, правым крылом поместья позади нас и столовой-консерваторией с левой стороны. Удивительно, что я не заметила этого раньше, но, возможно, это потому, что назвать это «садом» — слишком щедрый способ описать эту территорию. Заросшие грядки выходят на потрескавшиеся дорожки, покрытые толстым слоем хвои. В углу, где стена примыкает к дому, стоит деревянный сарай, который держится просто чудом. Орен подходит к тому, что, как я предполагаю, является компостным контейнером рядом с ним, и выбрасывает золу.

— Ты... выращиваешь здесь что-то? — спрашиваю я.

— На этой грядке картошка, — говорит он, идя по тропинке и указывая по ходу дела. Конечно, я узнаю заостренные плоские листья картофельного растения. — Морковь здесь, вперемешку с петрушкой. Розмарин — сзади. Куст базилика прошлой зимой захватил помидоры, а потом... погиб. — Он выглядит немного виноватым за это. — Ну, как у Вас дела с садоводством?

— Все хорошо, я полагаю. — Это немного натянуто. Джойс не раз била меня хлыстом по костяшкам пальцев из-за плохой урожайности. Это не худшие шрамы, которые она мне оставила. Можно подумать, что ее суровое наказание сделало бы меня уникальной. Но это сделало меня просто сносной, потому что наполнило меня только негодованием по отношению к делу. — Но я, конечно, могу навести здесь порядок, укрепить сарай, переделать грядки. И если ты дашь мне указания по поводу растений, я их не испорчу.

Он смотрит скептически. Я в восторге от этого замысла и не хочу, чтобы он был отнят у меня из-за того, что у меня посредственные навыки в садоводстве. Поэтому я добавляю:

— Я обещаю, что не подведу тебя, Орен.

— Почему бы Вам не начать с уборки сегодня? — предлагает он. — Потом мы посмотрим, как Вы будете ухаживать за растениями.

— Звучит отлично, — быстро говорю я.

Орен оставляет меня. Это немного сложная задача, учитывая состояние сада. Но это означает, что мне понадобится несколько дней, чтобы выполнить ее. Мой разум уже начинает составлять список приоритетов и заполнять все возможности, которые есть у этого сада. Возможно, если будет достаточно материалов после того, как я все отремонтирую, я сделаю скамейку. Это может стать прекрасным местом, где можно будет посидеть поздней весной или летом, когда опылители будут радостно заниматься своими делами.

Я осмеливаюсь открыть дверь сарая, и все это чуть не рушится, когда я это делаю. Но внутри лежат грабли, и это все, что мне сейчас нужно. Я начинаю с дорожек, складывая хвою у заднего края сада. Там есть четкая линия, где заканчиваются каменные дорожки и начинается лесная подстилка. Я сдвигаю хвою на лесную подстилку, но дальше не иду.

Уже позднее утро, когда я делаю первый перерыв. Я прислоняюсь к стене и вытираю пот со лба. Мои мышцы болят. Прошла всего неделя безделья, а я уже потеряла немного сил. Жесткость в костях заставляет меня чувствовать себя еще лучше от того, что я продолжаю работать. Работа заставляет меня двигаться, а это придает мне сил.

Мое внимание привлекает звук сопения, за которым сразу же следует тихий плач. Я оглядываюсь в поисках источника, и мой взгляд устремляется в лес. Там, вдалеке, я вижу девушку с руками, сжатыми в маленькие кулачки, которая вытирает мокрые щеки и плачет.

— Что... что ты там делаешь? — зову я ее. Она продолжает плакать, как будто не слышит меня. — Девочка, ты потерялась?

По-прежнему никакого ответа.

Я оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, могу ли я заметить кого-нибудь еще рядом с ней. Никого нет. Она несет сумку, перекинутый через тело. Кто мог взять с собой ребенка в темный лес? Я знаю, что есть мужчины и женщины, которые осмеливаются промышлять в нем, но я никогда не слышала, чтобы кто-то был настолько глуп, чтобы взять с собой ребенка. Я отталкиваюсь от стены и подхожу к краю каменных дорожек, закрывая рот руками.

— Девочка, смотри, подойди сюда.

Она замирает, убирает руки от лица, чтобы посмотреть на меня. Она потирает нос костяшками пальцев. А потом бросается за дерево.

— Нет, подожди! Не убегай! — Я схожу с тропинки на кучу хвои, которую только что закончил сгребать. — Ты не должна бояться, я пытаюсь тебе помочь. Ты пришла сюда с родителями?

Я вижу, как она высовывает свое маленькое личико из-за дерева. Ее волосы до боли похожи на волосы Лауры.

— Все в порядке, — тихонько воркую я. — Я не причиню тебе вреда. — Я провожу рукой по стене, подхожу к самому краю, где она рассыпается в прах, и останавливаюсь. — Иди сюда.

Она отступает за дерево.

— Пожалуйста, здесь небезопасно для такой малышки, как ты. На кухне есть шоколад, я могу дать тебе кусочек, если хочешь. — Я понятия не имею, есть ли там шоколад, я просто знаю, что эта взятка всегда срабатывала с Лаурой, когда она была в этом возрасте.

Девочка снова появляется. Теперь я вижу, что она абсолютно грязная. Я ожидала, что ее одежда будет покрыта грязью. Я не ожидала крови.

— Ты ранена? — шепчу я.

Она качает головой и снова начинает всхлипывать. У меня в голове складывается картина того, что могло здесь произойти. Кто-то, должно быть, завел ее в лес, либо из лучших побуждений, либо по злому умыслу, а потом с ними случилось ужасное несчастье, и этой девушке каким-то образом удалось сбежать. Это также означает, что где-то там человек, или зверь, или даже фейри, который это сделал, может все еще охотиться за ней. Он может прятаться за любым из этих деревьев.

— Мне нужно, чтобы ты слушалась меня. Будешь хорошей девочкой, да? — Она все еще плачет. Я осматриваю лес в поисках опасности, а затем оглядываюсь на нее. — Ты будешь в безопасности в маленьком замке позади меня. Пожалуйста, пойдем со мной. Хозяин этого поместья очень добрый и щедрый. Он не причинит тебе вреда.

Девочка всхлипывает сильнее. Мне кажется, я вижу движение в лесу позади нее. Я крадусь вперед.

— Ты можешь сказать мне свое имя? — спрашиваю я. Она качает головой. — Меня зовут Катриа. Лес — страшное место, не так ли? — Еще одно движение на периферии. Мое сердце колотится. Я протягиваю потную ладонь. — Ну же, возьмите меня за руку. — Я не знаю, будет ли защита Лорда Фенвуда, какой бы она ни была, распространяться и на нее. Но если она возьмет меня за руку, то одним рывком мы окажемся за осыпавшимся краем стены. Если я побегу так быстро, как только смогу, мы окажемся в саду через мгновение.

Она перестает плакать и поднимает свои крошечные пальчики. Моя рука смыкается вокруг ее руки. Ее глаза вспыхивают ярким желтым светом, как свет факела в глазах волка ночью.

Девочка широко улыбается, и во рту у нее слишком много зубов, кинжально острых. Она с силой, которой не должна обладать, дергает меня за стену. Я падаю вниз головой, издавая удивленный вопль. Стоя на коленях, я упираюсь руками во влажные заросли гниющих листьев и сырой земли и рывком поворачиваю голову в ее сторону.

Девочки больше нет. На ее месте стоит сгорбленная женщина. У нее ярко-желтые глаза с прорезями для зрачков. За спиной у нее распускаются сплетенные крылья, которые волочатся по земле, когда она приближается ко мне с костлявыми когтями. Вокруг ее плеч клубится тень.

Я открываю и закрываю рот, пытаясь составить слова, но их нет. Я несколько раз моргаю, пытаясь понять, что она уйдет, что я проснусь от этого кошмара, но она подходит все ближе и ближе.

— Пожалуйста, не делай мне больно, — пискнула я, отталкиваясь от земли и крадучись отступая назад. Я должна встать и бежать, но страх сделал из меня дуру. Ее налитые кровью глаза ищут моей смерти.

— Может быть, я не причиню тебе вреда. — Ее голос невнятный и измученный — как будто кто-то вырвал ее голосовые связки и засунул их обратно в неправильном направлении. К тому же, похоже, общий язык не является для нее родным. — Если ты пообещаешь сделать для меня одну вещь.

— Что? Я дам тебе все, что ты захочешь.

— Открой окно в той комнате. — Она указывает костлявым когтем в сторону столовой. — Оставь его открытым этой ночью.

Чтобы потом она могла убить меня в моей постели?

— Конечно, — быстро говорю я. — Все, что захочешь. — Металлический привкус лжи заполняет мой рот. Я ни за что не оставлю окно открытым для этого существа.

Хм-м-м, такие, как ты, умеют лгать. — Как будто она чувствует запах металла в моем дыхании, и она пересматривает свое предложение. — Может, я просто заставлю тебя кричать так громко, что у него не останется выбора, кроме как выйти самому.

Я издаю писк, отступая к дереву. Вставай, кричит мой разум. Но я заперта на месте. Я должна бежать. Я должна бороться. Я не могу умереть вот так.

Она приседает передо мной и вонзает острие когтя мне в грудь.

— Он начал развлекаться с людьми, да? Посмотрим, как долго он будет забавляться, если у тебя не будет руки.

Старуха хватает меня за левое запястье и дергает за руку. Ее правая рука откидывается назад и вверх. Эти злые острые когти собираются вонзиться в мою плоть. Я закрываю глаза и отворачиваюсь, видя, как ее рука движется по воздуху.

Рев сотрясает землю. В этом звуке есть что-то от человека, от зверя, и все это — первобытная ярость. Воздух проносится мимо меня, а мою руку больно тянут, пока она не лопнет. Я издаю крик, когда падаю на землю. Моя голова ударяется о камень.

Я моргаю, ошеломленная. Мое зрение затуманено, и все, что я вижу, — это лес. Но позади меня идет борьба. Я пытаюсь оттолкнуться от земли, но моя одна рука отказывается двигаться. Мир переворачивается, и я выплескиваю содержимое своего желудка. Я продолжаю моргать, пытаясь развидеть все. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь плотный полог, слишком яркие. Шум слишком громкий. Я боюсь, что меня снова может тошнить.

Эти ощущения мне знакомы. В последний раз я чувствовала их, когда упал с крыши вместе с Хелен. Тогда мой мир помутнел, и когда я пришла в себя...

— Возьмите ее. — Это Орен. — Возвращайтесь в поместье, я задержу ее.

— Спасибо. — Я узнаю голос Лорда Фенвуда, даже в моем состоянии, даже никогда не видев этого человека. Я знаю, что это он. Так же, как я чувствую его присутствие позади себя, теплое и крепкое, неоспоримое. — Закрой глаза, — шепчет он, удивительно нежно и резко контрастируя с рычанием и ворчанием, которые все еще раздаются позади нас.

Я не хочу закрывать глаза. Если я это сделаю, когда я проснусь? И что тогда будет происходить? Но еще меньше мне хочется оставаться здесь, поэтому я с хныканьем закрываю глаза.

Две большие руки проскальзывают под меня, одна обхватывает мои плечи, другая — колени. Я невесома, когда лорд поднимает меня в воздух и защитно прижимает к своей груди. Я была права, он высокий. Но гораздо более мускулистый, чем я ожидала. Я чувствую эту пульсирующую силу под тонкой рубашкой, которую он носит. Силу, которую он использует, чтобы защитить меня.

— Теперь ты в безопасности. — Но даже когда он произносит эти слова, из зверя вырывается крик. Ничто не чувствует себя в безопасности.

— Пожалуйста, не делай мне больно. — Мой голос дрожит.

— Я никогда не причиню тебе вреда. — Правда.

— Что происходит? — Я вжимаюсь лицом в его грудь, чтобы не открыть глаза от искушения. Не думаю, что хочу видеть, что происходит. Образ той женщины уже запечатлелся на моих веках, угрожая преследовать меня вечно.

— Теперь ты в безопасности, — повторяет он. — Ты в моих объятиях, так что тебе нечего бояться.

Это не ответ. Но мой нос не полыхает, так что это тоже не ложь. Я выдыхаю с хныканьем и верю в него, пока он несет меня обратно в безопасное поместье.



Загрузка...