Тильда. Маяк на краю света

Глава 15 О диалогах в предрассветном тумане, судьбе Оливии Эйдан и голой революции в голове

Остров Гудру, седьмое орботто.

Я проснулась от того, что кто-то совершенно беззастенчиво шарил руками по моему телу. Завела руку для пощечины или затрещины в тот самый момент, как открыла глаза. И увидела только темноту.

Мое запястье поймали в воздухе, а маску поправили, и в прорезях я увидела… ухмыляющегося в предрассветном тумане Чака Кастеллета. Он приложил палец к губам. Моим губам!

— Тихо, все еще спят. Где цитрусовое? Не могу найти.

Я дернула запястье, и, когда оно полетело куда-то вбок вместо куда следовало, совершила неприятное открытие, что конечности онемели и превратились в плети.

— И поэтому ты меня лапаешь⁈

Со злым отчаянием я пыталась растереть хотя бы руки. Дублет Фаррела валялся в траве отдельно от меня, предатель.

— Брось, Тиль, в конце концов — ты моя жена. Имею право.

Я вспыхнула.

— Ничего не имеешь! Мы еще… не поженились.

Руки не слушались. Кровообращение, кровообращение…

— Свадьба сегодня — договорились ведь. Да и фамилию ты себе заранее прикарманила. Хватит чваниться, где зелье? Скоро рассвет, пора приводить Фриду в чувство.

— Вот скажу деревьям… — пробубнила я.

Кастеллет закатил глаза, а потом обличительно ткнул в костер.

— Они тебе не помогут — вон ты их сколько умертвила.

— Так мы… для дела.

Я не была уверена, кто из нас двоих прав. Может, надо где-то вырезать узор друидов?..

— Видящий, Тиль! — Чак обхватил мое правое плечо и начал жестко растирать сверху вниз. Следом второе: кровь наконец побежала по телу. — Воспитание при дворе приносит одни пороки!

— Ты его вовсе не получил, — отбрила я, со злорадством шевеля пальцами — удачно! — Жан-Пьери отлучили от двора ой как давно.

Кастеллет уже принялся за обтянутые штанами ноги, и я не стала ему мешать. Становилось тепло, тело будто возвращалось ко мне. Я попыталась помассировать шею, и она отозвалась закаменевшим нытьем. Дублет от росы промок, увы, и теперь был бесполезен.

— Вот уж о чем я не жалею, — запыхавшийся голос Чака звенел застаревшей обидой. — Пусть горит ваш Вестланд в огне. Я туда не вернусь.

— Тебе и нельзя. Поймают и отрубят голову на площади Увядших Роз.

— И ты станешь вдовой.

Чак хлопнул меня по коленкам так хлестко, что я подскочила на месте.

— Ну? — он встал и протянул руку в требовательном жесте.

Я полезла рукой в корсет под рубахой. Повезло, что он туда не добрался… И снова покраснела. А если однажды захочет?..

Кастеллет отобрал склянку и поспешил к Фриде. О, только теперь я уяснила, что он, как и Фарр, остался в одной рубахе, а своим красным сюртуком укрыл девочку. Усмирив возмущение собственным женихом и страх перед совместным будущим, я подобралась поближе и заглянула через его плечо, вытягивая шею.

Чак осторожно приподнял голову спящей Фриды, приоткрыл ей губы, влил несколько капель. У меня вырвалось:

— Когда-то я тебе нравилась.

— Нравилась⁈.

Кажется, это утверждение Чака удивило и позабавило. Один из моих мотыльков подлетел к нему и шикнул:

— Сам ведь говорил, что друзья навек.

— Ах, это… Тиль, ты же слышала, что сказала моя ящерица — кстати, я назвал ее Алисой — я не умею любить и мне нельзя верить. Так что не позволяй вешать себе лапшу на уши — ты казалась мне умнее.

Вгляделся в лицо Фриды, влил еще пару капель.

— Надо медленно, постепенно… Кажется, так говорил Звездочет…

Имя дал — надо же, никому из нас и в голову не пришло. Но для приручения это хороший шаг.

«Я не умею любить и мне нельзя верить».

— Ты же знаешь, что Алиса врет, Чак, — ответила я спокойно и встала, разминая ноги. Развесила дублет на рогатине у костра. — Ты любишь своего брата, ты любил отца — иначе бы не ввязался в эту глупую революцию… — я коснулась плеча жениха, он стиснул челюсти и ничего не сказал. — Просто способ выбрал неверный. Но ты очень даже умеешь любить, Чак. И так радовался, что хотя бы я тебе верю.

Я похлопала жениха по плечу. Он сбросил мою руку и покосился с укоризной:

— Давай без этого, Тиль. Ты мне не друг и никогда им не будешь, я наврал тебе в Стольном.

Я пожала плечами.

— И потом еще на «Искателе».

— Разве?.. — Кастеллет почесал затылок. — Ну, я просто был разбит.

Снова рука зачесалась залепить ему пощечину. Подонок! Мерзавец! И я хотела ему верить, а он… Что ж, Тиль, соберись. Чувства прочь. Факты — вот, что имеет значение.

— Кем я буду — решать не тебе, Чак, — вскинула я подбородок. — Ты сначала разгляди, кто ты сам, а уж потом и поговорим. — И сменила тему: — Любопытно, пришел ли «Искатель» на наш сигнал — ты не видел?

Я заложила руки за спину и подошла к обрыву. Солнце вот-вот встанет, и небо на востоке, позеленев, добавило призрачных красок и туману, окружившему наш лагерь. Только у костра мгла отступала, но море и лес, да и сама кромка обрыва были надежно ею укутаны. Ничего внизу не видно, кроме зеленоватого молока тумана.

— Он ведь лжет, да? — спросил над ухом мотылек.

Я кивнула.

— Определенно.

— Мы будем его разоблачать?

— Не знаю… Не уверена, что мы имеем на это право.

— Но мы будем его женой. Это же на всю жизнь, Тиль!

— Мы можем поговорить с Алисой.

Я фыркнула. Скажи мне кто в Стольном, что через четыре дня я буду болтать с частями своего сознания о том, как разоблачить мошенника, которому «мы будем» женой вовсе не потому, что люблю… А и люблю при этом тоже, но ему в первую очередь знать о том не положено…

— Поговорите, — разрешила я, сомневаясь, что это что-то даст.

Просто он, и вправду, привык врать сам себе. Мы все врем сами себе. Я вот тоже врала, что не скучаю… по родителям. Я нагнулась, нащупала на траве конец земли и осторожно села, свесив ноги. Оперлась руками за спиной и вдохнула тумана полной грудью. Хорошо…

Тихо. Тишина, туман, вечность.

И что нас ждет сегодня? Всего-то инсценировать свадьбу, забрать мальчишек и прыгнуть в воду с этого самого места. Так, ерунда, проза жизни, Тиль. Я усмехнулась и вытащила из корсета охранку. Тепленькая… Ах, и не позаботилась ведь выковырять из деревяшки кристалл. Обернулась и тихонько позвала:

— Чак!

Он выступил из тумана рыжим пятном плавно проявляющегося силуэта.

— У тебя есть нож?

Ящерица Алиса уютно свернулась воротником у него на плечах и, кажется, дремала. Чак, улыбаясь так искренне и мечтательно, как и у библиотечного клена не случалось — а это были наши самые безоблачные минуты — почесывал ей подбородок. Рыжая, как он сам, Алиса урчала. У меня брови поползли на лоб.

— Всегда мечтал о домашнем питомце, — шепотом ответил вернувшийся к полному благодушию жених. — Но образ жизни не позволял. Зачем тебе нож?

— Вытащить ларипетру, — продемонстрировала я дощечку. — Забыла совсем.

— Растрепа. Держи.

Он вытащил из-за голенища сапога складной и протянул мне, опускаясь рядом на корточки. Я ковырнула тут, там — не получалось. Как же они вмонтировали?.. Повертела дощечку так и эдак, жмуря глаз, но маска мешала разглядеть под нужным углом и то и дело царапала лицо.

— Дай сюда, — неожиданно уселся Кастеллет на обрыв рядом и отобрал защитку и нож.

Трава была мокрой. Но скоро выйдет солнце, будет жарко, штаны высохнут.

Алиса деловито обнюхала мое ухо, сделалось щекотно, я засмеялась. Почесала ей тоже голову.

— Успокоилась? Ты очень шумная, Алиса.

Алиса зажмурила глаза, довольная лаской. Ничего не ответила.

— Но молчать, видимо, умеешь не менее страстно, — пришлось признать.

— На, — протянул тем временем Чак ларипетру. В ползущем между нас тумане она лишь слегка отсвечивала. — Спрячь пока обратно в свое хранилище.

Я поджала губы. Есть вещи, о которых говорить вслух как бы не очень. Например, о девичьих корсетах. Отвернулась и сунула, куда следовало. Он слишком долго жил среди разбойников, нахватался… Чак хмыкнул, завел мне волосы за ухо, задевая маску. Я замерла. Медленно повернула к нему голову.

— Не смущайся, Тиль. Скоро нам, вообще, придется поцеловаться. Ты хоть выдержишь?

Щеки у меня горели огнем, безобразие. И сделать ничего нельзя. Я спрятала их в ладони, забыв, что основную часть скрывает маска, и пробубнила:

— Выдержу, конечно…

— Порепетируем?

— Что⁈

Лицо Чака приблизилось настолько, что мы столкнулись носами. Я увидела, что у него веснушки. И обгоревшие на солнце ресницы.

— Маска придает твоему образу загадочности, Тиль, — прошептал Кастеллет.

А я и не знала, что сказать. Зачем он так со мной?.. Он ведь… понарошку. Но почему сердце стучит набатом и, кажется, сейчас выскочит из груди? А если я умру от этого? Нет, Тиль, это экстрасистолия, от нее не умирают. Но кровь попортить она может знатно… Ведь мы — до смерти, и вправду…

Если я его не заставлю влюбиться в себя, то моя жизнь превратится в кошмар. А я на такое не согласна.

Без сотрудничества с Алисой не обойтись — правы мотыльки. Хотя почему-то это пахнет предательством. Ха, чем не месть мошеннику.

Тем временем его губы коснулись моих: легко, невесомо, почти незаметно. Всего на миг. Не отстранился, пролез пальцами под маску, приподнимая.

— Ты должна ответить, — прошептал прямо в губы. — Иначе Гудру не поверят.

Я решила сделать вид, что ничего внутри у меня не млеет:

— Ты говорил, если хочешь, чтоб тебе поверили, надо меньше убеждать.

Преувеличенно нежно оторвала его пальцы один за другим с мерчевильской маски, а затем дунула в нос.

— И на лицо мое вам смотреть запрещено, господин мошенник.

Потому что я никогда не забуду, как он скривился вчера.

Он отодвинулся, скрестил руки не груди, воззрился на меня с озорным интересом.

— Даже после свадьбы?

— Учитывая, что наш брак фиктивный…

— А кто сказал, что фиктивный?

Ну, честное слово! Что за игры со мной⁈ Я взяла себя в руки и ответила как можно более надменно, вспоминая превратности придворной юности, прежде чем у меня появилась своя башня:

— Я сказала. Потому что так хочу. Я спасаю твою шкуру, — и максимум презрения, — а ты не трогаешь мою.

Кастеллет хмыкнул. Туман рассеивался, уже был виден край обрыва и леса. Догорающий костер потрескивал пятном в тройке десятков шагов. И откуда-то пробивался рассеянным светом первый луч солнца. Мир словно смутно засиял. Не так, чтобы опускать вуаль. Просто… как волшебство из детской сказки.

— А когда-то я тебе нравился.

Ха! Хрюшка-повторюшка. Я прищурилась, отзеркаливая его же фразу:

— Разве⁈

Что ж — было весело, должна признаться.

Кастеллет резко встал, отряхнул штаны, подал мне руку, легкомысленно улыбнулся:

— Ну, значит, показалось.

И я пяткой почувствовала проигрыш. Наивно думать, Тиль, что книжный червь может облапошить опытного мошенника. Я приняла его руку и поднялась следом.

— Значит, показалось, — сказала примирительно.

Ссориться мне с ним себе дороже. И все, что могу — сделать вид, что так и надо. Я снова почесала Алисин лоб.

— Он врет, — сонно продекламировала ящерица.

Чак опешил, а я рассмеялась. Съел?.. Алиса — наш союзник!

— Я знаю.

И тут же покраснела. Он врет, что ему показалось. Потому что ему не показалось… Потому что… я только что признала это… потому что он мне нравится. Я ахнула и накрыла ладонями и маску, и то, что осталось от лица…

Чак весело прыснул, подхватил меня за талию и развернул, прижимая к себе. Я привычно замерла, уперлась руками ему в грудь, увидела прямо под нами море. Тихо ахнула.

— Смотри, — ткнул он пальцем вниз. — «Искатель».

Там и вправду внизу виднелся кораблик… Далеко внизу. Я глотала ртом воздух.

— И больше не дури, Тиль, — бедовый жених снова поцеловал меня, на сей раз куда-то в висок, чуть выше завязок маски. Нежно и мимоходом. — Пошли, пора совершать подвиги. Да не стой на самом обрыве.

Отодвинул меня легонько, и я так и осталась стоять, а он так и ушел в рассеивающийся туман. Победителем, разумеется.

— Подъем! — заорал на пару со своей Алисой уже оттуда.

Я сглотнула и приложила руки к груди. Там билось в яремной впадине сердце. Вот проснулась не к месту жажда к соревнованиям — браво, Тиль! Ты постоянно себя переоцениваешь.

Мерзавец. Подонок. Каналья.

— Мы не справимся, — прошептала я мотылькам.

Они не ответили. И мне сделалось тоскливо и одиноко.

Скучаю по внутренним демонам. «Домашние питомцы». Как же он прав… Я снова сглотнула.

Меня дернули за рукав. Я обернулась: Фрида⁈ Живая и здоровая. Лихорадки как не было, глаза ясные, улыбка жизнерадостная. Подействовало…

— Это вы выходите замуж за господина Чака, королева друидов?

— Я… — я закашлялась.

— Вы счастливица — он такой хороший человек! Вылечил меня и пообещал увезти с этого острова! Представляете⁈

В полку юных фанатов моего несносного мужа прибыло… Я присела на корточки напротив девочки, взяла ее за плечи, покосилась в сторону сигнального костра. Уже можно было четко разобрать фигуры Ро, Фарра и, конечно, Кастеллета. Там снова расцветала какая-то тихая перебранка между этими тремя безумными временами суток.

Погладила Фриду по голове.

— Господин Чак очень хотел тебе помочь, Фрида — это правда. Пока еще не вылечил, но все понемножку. Мы только вернемся в деревню на праздник, заберем мальчишек и — мигом сюда, нас уже и корабль ждет.

Девочка погрустнела, на глазах у нее выступили слезы.

— Папа тоже так говорил… Уверенный, что все получится… Что он сможет сделать все, как та женщина друид…

Я испустила тихий вздох.

— Мне очень жаль, Фрида… Что с ним сделали?

— Бросили в озеро сиренам, — Фрида закусила губу. — Они всегда так делают, если желтый туман не помогает. Поэтому вождь и позволяет Оло творить все, что вздумается.

— Вождь? — и вправду, о нем было что-то сказано, но мы его не видели, ни сном, ни духом.

— Оло — его сын. Вождь официально не принял религию друидов. Но если он станет запрещать, его тоже бросят в озеро.

— «Религию друидов»?..

Это подошла Ро. Фрида кивнула.

— Вот эти узоры и сочинения про единение с природой. «Уговор с морем» — будто бы нельзя уплывать с острова. Жертвы сиренам в обмен на «защиту». Потому что никто не должен узнать об этом месте.

— Нечто подобное говорил и Таурон, — подтвердила вдруг Аврора. — Не подпустить цивилизацию к девственной природе, чтобы не стереть с лица земли… Этот страх имеет в себе разумное зерно, но… такой ценой⁈

Я задумалась. Мама никогда бы не предложила ничего подобного. Та мама, которую я помню, в принципе отошла от дел друидов, потому я и не знаю почти ничего… Но вдруг⁈. Она отошла, именно чтобы не стать таким вот… маньяком?

— Они ведь и женщину друида не хотели отпускать. Хотя она говорила, что все равно сюда придут посланники… звезд. Даже если они оставят ее…

Я всхлипнула и переместилась с корточек на колени. Все мокро, все холодно, все заело. И душа, и ноги.

— Это… была моя мама, Фрида… Моя мама. Ты… знаешь, что с ней стало?

Глазенки девочки расширились от радостного удивления.

— Правда⁈ Вы — дочь Оливии Эйдан?

Как давно я не слышала этого имени… Из-под вуали и маски вытекла слеза. Фрида тоже расплакалась. Мы обнялись крепко и отчаянно и я… зарыдала навзрыд у нее на груди.

— Папа говорил… их отвели к озеру. С ней были еще люди, вы знаете? Король тоже.

Я кивала, а слезы все лились и лились на щеки и подбородок, и даже будто из носа. Пришлось отпустить Фриду, снять вуаль, чтобы вытирать лицо рукавом. Пока мне сбоку не подали кружевной платок. Фаррел. Я с благодарностью кивнула и высморкалась. Вуаль унесло порывом ветра, и я даже не заметила.

— Вам не мешает маска? — деловито поинтересовалась девочка.

Я мотнула головой. Нечего ей видеть… того, что я сама увидеть боюсь лишний раз.

— Рассказывай… дальше, пожалуйста. Ее… бросили в озеро?

— Папа говорил… ее спрятал лес. Она… знаете — словно бы вошла в дерево.

— Только… она?

Я подняла глаза, услышав глухой голос Фарра.

— Я знаю, что не только она, что беглецов было несколько, но… не знаю точно кто. Остальных — кто не согласился остаться — бросили в озеро.

Живодеры.

Вошли в деревья. Так можно?.. Корни могут драться, листва — прятать, но такое… И что сделал с ними лес?.. Мы переглянулись с Фарром, гадая… как же это. Что же это. И что потом… И если никто не смог бежать, то как же «Сцилла» оказалась в северных водах далеко на востоке.

И можем ли мы уходить, не узнав.

— Сирены действительно пожирают людей? — поинтересовался Чак.

И я была ему за это благодарна. Потому что у меня больше не было сил задавать вопросы. Все в голове спуталось. Фрида гладила мои волосы. Странно. Успокаивающе.

Все, что мы от себя прячем, рано или поздно нас настигает.

— Если человек им кажется интересным, утаскивают на дно и развлекаются беседами, пока не наскучит. Они говорят, что…

Фрида умолкла.

— Что?

— Что мяса на земле гораздо больше, чем мозгов.

Я даже улыбнулась — настолько метко было подмечено. Во всех смыслах. Хотя Ро возмутилась, разумеется:

— Так нельзя говорить, Фрида!

— Ну, это не я говорю, а сирены. И у нас ничего не получится, господин Чак. Сирены нападают на любой плот или лодку, что заплывет за береговую линию. Вон туда, видите? — она указала пальцем туда, где светлая ларипетровая лазурь резко превращалась в насыщенную синеву. В той синеве качался «Искатель Зари». — О, это ваш корабль?

— Да, — кивнула Ро. — Мы будем прыгать отсюда. Без плота.

— Без плота⁈ Но ведь…

Аврора подмигнула.

— Это секрет. Никому не расскажешь?

Фрида медленно покачала головой.

— Дай сюда ладошку, — потребовала она и кивнула мне.

Девочка послушалась. Я вытащила ларипетру из корсета и вложила, еще теплую в открытую руку подростка.

— Этот кристалл называется ларипетра. У тебя найдется серебряное украшение, Фрида?

— Папино кольцо…

Фрида нырнула за пазуху и вытащила длинную цепочку с подвешенным на ней ободком. Идеально. Второе кольцо.

— У меня есть цепочка Фарра. Плюс кольцо твоего папы, «господина» Чака и вот этот камень… И сирены не смогут нас тронуть.

— Но как…

— Увидишь, — улыбнулась я, размазывая последние слезы.

Надеюсь, во всяком случае. Фрида отдала мне камень и — с сомнением — кольцо на цепочке. Я спрятала все это обратно в свою «сокровищницу».

— А как вы их убедите отпустить вас сюда снова? — поинтересовалась Фрида.

Я закусила губу.

— Господин Чак и я… будем играть свадьбу здесь.

— О, ради такого они согласятся, — закивала девочка. — Это ведь событие, на острове они редко случаются. Как и у… сирен.

И тут я заметила, что Кастеллет ходит взад и вперед, заложив руки за спину, а вслед за ним мечется да не поспевает ящерица Алиса, вопя «сдурел!».

Мы все так и вытаращились на эрла. Он обернулся, глаза его горели:

— Мы не можем бежать одни. Ты сказала, Фрида, вождь в беде. Есть и другие, верно? Под действием яда желтого тумана или кто просто не смеет высказать свое мнение?

Фрида осторожно кивнула:

— Д-да.

Фарр, Ро и я, кажется, начали понимать. Нет, нет и нет!

— Мы не можем оставить несчастных, — сообщил Кастеллет голосом настоящего революционера. — Под гнетом…

— Это же сумасшествие, Чак! — поспешно возразила Аврора.

— Уверен, ты думаешь так же, дорогой партнер.

— Думаю, но здравый смысл…

Фаррел схватил Аврору за руку и дернул прочь. С яростным спокойствием уточнил у Кастеллета:

— Собираешься людям Гудру тоже люстру на голову сбросить?

— А-а, вот и здравый смысл! Верно, темнейшество, ты против любой революции, но мы больше не на земле империи и здесь нет площади Увядших Роз. Ты мне не указ.

— Однако я — твой капитан.

— Ты слишком привык к иерархии, Фарр. В мире есть не только черное и белое. И капитан существует только на корабле, а мы — на суше.

— Не хочешь — не надо, ты вне игры, — Фаррел пожал плечами. — Делай, что хочешь.

Хотя я знаю, что он так не думал. Отсутствие Чака развалило бы весь план. В частности, свадьбу у алтаря и повод быстро вернуться сюда.

— Корабль принадлежит моему брату — так? Следовательно, или мы спасем несчастных, или…

Мне надоел этот Чаковский детский сад, честно говоря.

— И что ты предлагаешь? — скрестила я руки на груди, поднимаясь с колен. — Потому что если у тебя есть конкретное предложение, «господин Чак» — это одно, а если просто голая революция в голове — другое. Тогда ты полетишь вниз головой вот отсюда и вот прямо сейчас. Не факт, что попадешь на борт «Искателя». А даже если, то пробьешь в палубе сквозную дыру.

Чак усмехнулся и поднял бровь.

— И ты никогда не станешь Тильдой Сваль по-настоящему.

— Переживу как-нибудь.