Тильда. Маяк на краю света

Глава 2 О морозном откате, семейке Жан-Пьери и приглашении на завтрак

Ночь второго орботто, море Духов.

Не могу сказать, что мне удалось выразить Чаку свое презрение или хотя бы холодность. После жжения наступает «морозный откат» — побочное действие большинства сложносочиненных микстур, коей является также и зелье седьмого горшка: озноб, тошнота и лихорадка.

Но лучше два часика таких мучений, чем долгоиграющие неприятности, некоторые из которых заканчиваются смертью. Сульфат, содержащийся в медный купоросе, например, повреждает ткани внутренних органов. Морская болезнь вычеркивает из жизни несколько дней.

Лучший способ справиться с морозным откатом — укутаться по уши и попытаться уснуть. Помню, как мы с Фарром правдами и неправдами пытались отвертеться от лекарства, а наши мамы — друид и главный зельевар, лучшее объединение сил во всем мире — кутали нас в одеяла, вливали микстуру и пели колыбельные по очереди.

Как бесконечно далеко то светлое время, как бесконечно далеки наши чудесные мамы… И мы плывем прямо к ним.

Теперь меня укутывает Чак Кастеллет. Беспринципный преступник и обманщик. В медвежью шкуру, в каком-то ином, почти что уютном месте качающегося в темных недрах ночи корабля.

Щурясь и выбивая зубами дробь, я огляделась: розовый кристалл мигмара ровно освещал заваленную топольскими накидками кровать, дубовый стол, накрытый чем-то ажурно кружевным, как в лавке Ро на прилавке «От бабули Вив с любовью». Кажется, мерчевильская скатерть. Кресло с подушкой, картина даже. Это точно картина Захариуса. «Сила воли». Паренек, шагающий сквозь грозу.

Я недоуменно поморгала.

— Г-где м-мы?

— Это моя каюта. Сегодня, так и быть, уступлю тебе кровать — выспишься с удобством. Заодно искуплю свою вину.

И наглец еще имел наглость подмигнуть. Ах, я впадаю в тавтологию. Морозный откат также подразумевает спутанность сознания. Я говорила?

— Я в-вернусь к-к себ-бе, — не могла я согласиться, даже если он это все серьезно.

— Тиль, тебе просто надо…

Но я встала, шатаясь и цепляясь в неожиданно мягкую шкуру. О таких я только читала — у морских медведей они нежные и легкие, как у кролика, но непромокаемые и очень теплые за счет трубчатого меха. Согревающие искорки с трудом проникали под кожу.

— Я могу еще жаровню разжечь…

Я толкнула дверь и почти вывалилась на палубу. Фейерверки Сольдо еле виднелись вдалеке. Честно говоря, если привыкнуть, может быть, море и не такое уж страшное место.

На первом же крене, как и полагается, меня повело. Кастеллет был тут как тут.

Я редко болела, беспомощность для меня была давно забытым чувством родом из детства. Не очень приятным. Особенно рядом с этим гадом.

— Эх, Тиль, ну куда делась та веселая очаровательная сорвиголова, которую я знал?..

Я покосилась на него, ненароком прижатая головой к его шее: мы с Чаком были почти одного роста. Моя макушка доставала ему до уровня глаз. Карих и лукавых. Сейчас в них к тому же засела отчаяннейшая печаль, почти истерика.

И я не смогла ничего ответить, только молча пялиться и стучать зубами. Чак вздохнул и, поддерживая под локоть, повел куда-то. Надеюсь, в мою каюту. Или нашу — пленников и заложников.

— Когда весь город обернулся вокруг меня, когда даже Шарк потерял надежду… Мне было больше не к кому пойти, кроме тебя. И ты могла вышвырнуть нас прочь — улицы кишмя кишели стражей и тАйниками. Но ты просто взяла и поверила, встала на нашу сторону. И вывела из Стольного тайной тропинкой. Ты знаешь, Тиль, никто не верил в меня так, как ты. Никогда.

И в меня. Когда-то. Но я благоразумно промолчала, хотя сердце немедленно начало рыдать кровавыми слезами и разрывать исподнее, будто ему можно. Ты помогла предателю и мятежнику бежать, Тиль. Но если бы не помогла… его бы обезглавили на площади Увядших Роз на следующий день после праздника!..

А я… я не политик. Мне можно.

— Аврора же… Предала меня, бессовестно и безжалостно. Она играла со мной все это время!

У меня глаза полезли на лоб. После всего… он считает, что это Аврора — предатель?..

Может, Чак того — болеет головой? У меня даже случился робкий порыв пощупать его лоб.

— Ты, наверное, не знаешь… Но мы ведь не только вместе вели лавку, но и жили. Ей не нравилось, чем я занимаюсь, она бранилась и переубеждала, и будто мы могли…

Кастеллет умолк.

— Р-ро любит Фарр-ра, — бессердечно прокаркала я ему очевидное. — Эт-то м-моя двер-рь. С-спас-сибо.

Кастеллет на прощание развернул меня за плечи и заглянул прямо в душу, совершенно игнорируя вероятность, что я тут сейчас в холодный пепел рассыплюсь вместе с медвежьей шкурой.

— Тиль, пожалуйста… хотя бы ты не оставляй меня, хорошо? У меня никого больше нет. Ро… мы так с ней похожи. Я думал, мы понимаем друг друга, но она оставалась далека, смеялась, играла… не воспринимала всерьез. Как дознаватель ее получил?.. Я не хотел ему проигрывать… Я вообще не люблю проигрывать. Она говорила, что она ему не помощник, что она о нем забыла… Шарк смеялся, что я поверил, сказал, я наивен, а все очевидно…

Чак шмыгнул носом. Я прищурилась и чуть вытянула шею: он… все это взаправду или играет? Как понять? Даже если сомневаешься?..

Я собиралась не разговаривать с ним. И не стану. Все, что могло быть — умерло. Но слушать… Я не могу отказать в этом ни одному нуждающемуся. Вообще никому. Фаррел всегда смеялся, что я не умела прерывать. Мне, конечно, было очень плохо, но я попыталась поддержать разговор изо всех сил и случайно сменила тему.

— Т-ты нас уб-бьешь?

Чак даже меня отпустил, отступая на шаг.

— Видящий, Тиль! Какое «убью»? Даже Шарк не собирается. Просто это был единственный способ убедить вас троих… м-м… присоединиться к экспедиции. Вы все — очень важные люди на этом корабле… — врун попытался вернуться к своему обычному паясничанью. — Только капитану Гэрроу не говори, он мечтает прибить дознавателя… — но тут Кастеллет помрачнел, резко и основательно. — И я тоже. Я это обязательно сделаю. Только не своими руками.

Потом рассмеялся и почесал затылок.

— Так что дознавателю тоже не говори. Ну, и Авроре. Она ведь теперь на его стороне.

Чак наморщил нос, как обиженный ребенок. Ну… если Кастеллет получал все сердца без разбору, а Авророво не вышло… то каприз его объясним. Но все же бесчеловечен. Ему не хватает отца, чтобы отстегал за такое ремнем. Мой папа так не делал, да и я была послушной девочкой, а вот Фарру доставалось часто. И у него, и у Ис крутые характеры с детства.

— Вообще никому не говори… Тиль?..

Я подтянула сползающую на палубу шкуру, откровенно страдая от морозного отката и не зная, что еще ответить.

— Я п-пойд-ду.

Кастеллет снова прошелся пятерней по моей макушке любовно и без спросу.

— Отдохни. Завтра ты взглянешь на мир другими глазами.

Честно говоря, я уже взглянула. Сегодня. И мне не понравилось.

Но папа говорил «ученый должен уметь смотреть в глаза правде». И впервые я поняла, что он имел в виду. Все есть, как есть, и надо уметь принимать мир именно таким. Я вернулась на свою койку, а в каюте до сих пор было пусто. Кутаясь в шкуру и отключаясь, я все думала: а он сам понимает, зачем мне ее дал?

— Тиль…

Меня тихонько тормошили за плечо. Я вздрогнула. Сны снились странные, похожие на серый пушистый кошмар.

— Ты как?

Надо мной склонилось лицо Ро. Позади чернел Фаррел Вайд. Эта его вечная мания носить черное.

Я резко села, и меня едва не сбросило с кровати. Обернулась. В окне дергалось небо, на сей раз солнечное и безоблачное. Корабль!

Не приснилось. Я потрясла головой, кучеряшки беспорядочно разлетелись во все стороны — после памятной ночевки у Ниргаве я не заплетаю косы. Но тоскливая черная дыра и ощущение потери чего-то невосполнимого осталось. Сглотнула. Зелье седьмого горшка сделало свою работу, и теперь я хотя бы в телесном отношении в порядке.

Пришлось натянуть на лицо заинтересованное выражение. Хотя мне правда было интересно… Но, желательно, немножко позже. Через одну вечность, например.

— Это ты как, — передразнила я зарю. — Вчера ты была явно не в себе.

Черная дыра высосала даже сочувствие. Неприятно себя не узнавать.

«Куда же делась та веселая сорвиголова?».

— Вчера мы все были не в себе, — приобнял Аврору за плечи Фарр. Какой же он счастливый, а. Я таким его с самого года Ы не помню. — А сегодня нам предстоит составить план действий.

Интересно, ночью они тоже составляли план действий? Или целовались?

Почему-то эта мысль меня не вдохновила. Потому что я вспомнила про другой поцелуй. И, чтобы отвлечься, спросила:

— А что насчет противоядия?

— Оно подействовало.

Вот и хорошо.

— Он… правда отравил тебя, Ро? Поцеловал и… отравил?

— Сначала отравил, а потом поцеловал…

Аврора вздохнула и поджала губы. Коснулась их пальцем скорбно. Мое сердце гадостно уколола ревность — вот почему одним — оба, а другим… Эх, ревновать Аврору, быть недовольной своей долей — когда я успела так поглупеть?.. Я даже схватилась за грудь одной рукой, надеясь размять будто воткнутую в нее иглу, а другой похлопала подругу по плечу:

— Он патологический лгун. Так бывает. Но тебе он ведь не нужен.

Ро задумчиво уставилась на меня своим зеленым взглядом. Как весенняя листва каштана, знаете. Только на два деления темнее. Она умеет смотреть, как и Чак, прямо в почки. Вот и верно — родственные души.

— Откуда ты знаешь такие слова? — совершенно неожиданно удивилась заря.

Я подняла брови, застигнутая врасплох. А почему бы и нет, собственно? Слышала где-то.

— Я ведь ходячая энциклопедия, да? Лгун — тот, кто врет. Патологический — м-м… это вроде болезни.

— Это слово родом не отсюда… Случайно, ты его не от дяди слышала?

— Дяди?..

Возможно…

Наш обмен недомолвками прервал Фаррел Вайд. Этот упрямый осел никогда не отличался терпением. Хотя эти оба друг друга стоят. Альтруисты, каких свет не видывал, даже если ради идеи придется самоубиться. И лезут в пекло, не думая о последствиях.

Я так сделала всего раз — вчера, а жалеть буду, наверное, до смерти. И вряд ли ее ждать придется долго.

— Главное, что Чак — преступник. Чем он заманил тебя, Тиль? И чего потребовал?

Я и не подозревала, что наливающийся румянец можно почувствовать без зеркала. Как ему объяснить? Это было стыдно. И в принципе необъяснимо. Так что я развела руками и отвечала кратко:

— Он говорил, мы друзья. Позвал в путешествие и я согласилась.

Сохранить лицо оказалось непросто. Но я справилась и могла гордиться собой по праву. Может быть, из меня все же получится достойный друид.

— Потом примчался ты и… я поняла, что… мне сказали не всю правду.

— Да, я видел дальше. Ты просила Кастеллета за меня, а Джарлет едва не бросил тебя в море.

Ро вздрогнула и сжала кулаки.

— Да как он мог!.. Я так надеялась…

Интересно, зачем ей переживать насчет Чака, когда у нее есть Фарр?.. Я положила ладонь на ее кулак и улыбнулась:

— Заря, Кастеллет не так плох: он вступился за меня.

— Кисло вступился, — встрял Фарр. — Только потому, что ты племянница Звездочета.

Верно. «Привязка». Я скрестила ноги на койке и наклонилась вперед.

— Что значит «привязка»? Ведь вы оба знаете, в какую экспедицию мы плывем, верно? Ты, Фарр, принес далекозор. Говоришь, Ис разрешила? Отчего наша императрица так расщедрилась к преступникам? Я понимаю, на весах была жизнь Ро, но все же — будем честны — Ис тебя не жалует, заря. И зачем Кастеллету и Джарлету он понадобился? Или Страннику? Это ведь не слухи, что далекозор уже исчезал из сокровищницы? И именно из той погони ты привез Аврору. Говорил, что она — важная ниточка… К чему? Слишком много белых пятен. Пока вы мне не объясните, я с места не сдвинусь. Вы оба ведете какую-то игру, и я так наивно ничего о ней не знаю. Пока не узнаю — меня здесь нет.

Хотя, скорее, это они трое, а не двое, ведут игру. Седрик Джарлет, несмотря на всю свою суровость, выбывает, как и я. Он не играет. Он — по-серьезному. А я — наблюдатель. Даже корабль — лишь транспортное средство. Имеет значение только эта окаянная троица.

— Одни гуманисты вокруг, — проронил Фарр с комичным вздохом, влюбленно косясь на Аврору. Та въехала ему локтем в ребро.

Наверное, какая-то их общая шуточка. Я сложила руки на груди, давая понять, что тверда в своих намерениях.

Аврора оглянулась на Фарра. Тот изобразил милостивый жест рукой. И наша зеленоглазая заря присела на койку рядом со мной. В Фарровых штанах и рубахе, такая… нездешняя и неотразимая.

— Твой дядя, Тиль, он… пронзил пространство. Попал в другой мир. И туда же забрал беглецов с рудника. Для этого, среди прочего, ему нужен был далекозор.

Я не поняла.

— Что?..

— Ты верно все поняла, сердце движения «Странник» — это Чак и Седрик, точнее — Шарк. Это то ли его настоящее имя, то ли прозвище, я так и не поняла… Они выступили в оппозицию потому, что…

— … они оба — Жан-Пьери, — не сдержался Фаррел.

Я раскрыла рот. Морская качка ушла на второй план.

— Сыновья Лукреция, — пояснила Ро с готовностью.

Конечно, я это знаю. Так вот оно что. Что-то неуловимое в нем сразу показалось знакомым. Мы не играли с Жан-Пьери в детстве: у короля Басса с их отцом случился какой-то серьезный раскол, их семью отлучили от двора, еще когда нам было лет по шесть… Но я знала этих двоих. Старшего звали именно Седриком — имя достаточно распространенное. Он был очень взрослым и смотрел на нас свысока. А младший… я не помнила его имени. Но он совершенно точно был рыжим и проказливым.

Но ведь семью Лукреция…

— Их… сослали?

— Кастеллета, — ответил Фарр, переглянувшись с Авророй.

Сердце пропустило удар. Сколько лет ему было тогда? В год Ы мне почти исполнилось двенадцать, когда Лукреций… Рыжий мальчишка был моим сверстником. О Видящий.

— Седрик тогда был уже женат на дочери Блэквинга и, как родственник предводителя буканбуржцев, не попал в список осужденных.

Это новая информация. Слишком много новой информации. И она бурлит и бродит. Мне нужно побыть с ней наедине. Где же моя башня? Я поджала губы и провела пальцем по узору плаща, посмотрела на шкуру медведя, валяющуюся на полу.

— Выходит, Жан-Пьери… мстят?

— Я потому и пыталась уговорить Чака остановиться… — всплеснула руками Ро. — Потому что… мне его жаль. Ну, что я поделаю, Фарр, мне по-прежнему ее жаль! — и она ударила Вайда в грудь со всхлипом.

Я не стала говорить, что мне тоже жаль. Хотя одновременно хотелось прибить каким-нибудь изощренным способом этого жалкого негодяя.

Фаррел погладил свою любимую девушку по златовласой голове.

— Наивный гуманист. Он — преступник, ничто этого не изменит. И, едва мы вернемся в Вестланд…

Снова они со своим гуманистом. Это слово родом будто оттуда же, откуда «патологический». Дядя… в другом мире?

— Даже не говори мне о казни! — тем временем взвилась Ро. — Тебе вечно только кого-нибудь бы повесить!

— Отрубить голову, — влезла я. Потому что Фарра тоже жаль, достаточно посмотреть на его физиономию. — В Вестланде отрубают голову. Но публичные казни можно пересчитать по пальцам рук, уверяю тебя, Аврора. Ты как будто из другого мира. Хотя… постой… так и есть⁈

Вайд кивнул одновременно с вытирающей рукавом щеки Авророй.

— Твой дядя… ээ… вроде как поменялся с ней местами. А «привязкой» был Йорген.

Йорген Мурст. Знаю, слышала от Ис, что Фаррел убил его. Мы с детства не были дружны, но кто ж мог ожидать, что из него вырастет такая сволочь.

— Он как две капли воды похож на Нелло, моего попутчика, — торопливо вставила Ро, пытаясь уловить мою реакцию. — А я случайно надела вещь, которая ему принадлежала.

«Привязкой».

— Родственники или двойники по обе стороны — непременное условие для переноса.

Я сделала вдох и выдох. Если это правда… То очень смешно, Чак. А еще — это открытие века. Да даже не века, а в принципе — истории. Вслух же я сказала:

— Фарр, ты же материалист до мозга костей. Какие другие миры?

— Тиль, я сам в замешательстве. Но… ведь с этим сложно спорить — ты сама видишь Аврору. И это все из исследований твоего дяди. Я… прочитал их, в ту ночь, что ты была в Тополе.

Вот те на.

— А друидский язык…

— Мой отец был дознавателем. Он научил меня.

А мне даже в голову не пришло попросить об этом маму. Папа был против, и мне того казалось достаточно. Другой мир? Аврора из другого мира?..

Это многое объясняет. Бедняга Фаррел.

— Ты не представляешь, Тиль…

Фаррел заходил по каюте взад и вперед. Мне давно не приходилось видеть его настолько… возбужденным? Воодушевленным? Живым?

— Мне будет нужна твоя консультация. Солнечный ветер, звездная пыль, слизь сирен, маяк на краю земли… Да у меня голова кругом.

— Теперь об этом знает только он. Правда, ирония судьбы? — подмигнула Ро.

И мы захихикали. Потому что каждой из нас с Фарром были собственные счеты. Вот так мы смеялись, боялись и говорили, и жизнь будто налаживалась. Но я понимала: это иллюзия. Когда мы откроем дверь каюты и выйдем в коридор с пятью ступеньками, новый мир напомнит о себе.

— Выходит… наша экспедиция — в другой мир? Куда дальше, чем мечтала Ис?

И сердце замерло. Я… хочу, конечно хочу! Но… вот так сразу, даже не посмотрев толком на свой? И чего ты ждала, Тиль, чего ты ждала все свои тридцать лет?..

Аврора встала.

— Шарк не смог противостоять империи и жаждет власти.

— Он потерял все и действительно опасен.

— Но где гарантии, что в новом мире он добудет власть?.. — возразила я.

— В ОК для него все равно теперь нет места. А там — вдруг повезет. А если он с новыми силами решит вернуться и выступить против империи?

— Для начала ему нужно туда попасть. Мы вот-вот подойдем к морю Белого Шепота, — заявила Ро. — И плыть будем через него долго. Если буканбуржцы какое-то время продержатся на своих защитках, то у нас их нет. И…

— Почему Чак болтал о том, что ты знаешь, как обхитрить сирен? — заинтересовался Фарр, рыская у себя на шее.

Ро поджала губы и накрутила на палец прядь волос. Она волновалась и переживала. Из другого мира, скажите пожалуйста…

— Ты помнишь?.. Я ведь была без защитки. И ты тоже, во время абордажа.

— Абордаж не в счет. Я говорил тебе, Ро, сильные эмоции…

— Это тоже. Но…

В дверь постучали. Мы все трое встрепенулись.

— Чак сказал, что нас не убьют, — на всякий случай успокоила я друзей.

— Конечно, не убьют… — пробормотала Ро. — Еще бы они нас убили — без нас им не добраться до…

Ключ, что повернулся в двери… Так нас все же запирали на замок?

Дверь распахнулась. Перед нами стояли Бимсу и еще один парнишка.

— Вир? Бимсу⁈

Брови Ро выскочили на лоб.

— Капитан и господа Чак и Шарк зовут вас на завтрак, — с видимым удовольствием раскланялись с нами оба.

Аврора посмотрела на Фарра и я услышала «меня стошнит, если я его увижу». Мне захотелось хрюкнуть. Ро умела быть уморительной. Конечно, каждый из нас думал что-то такое, но… Мы не были в той ситуации, когда можно диктовать условия. А вот Ро в таких ситуациях будто не оказывалась. Чего стоит ее приземление на палубу вчера вечером и их с Фаррелом трогательная встреча.

— Фарр, — тихо обернулась к другу и я, — потом обязательно поговорим про… солнечный ветер. А пока молчи, хорошо?

«Я тоже хочу его убить. Только не своими руками».

Этого я не переживу.

Ро натянуто фыркнула.

— Знаешь, Тиль, когда мы впервые встретились, Гэрроу уже жаждал его отправить на корм сиренам.

— Надеюсь, — прозвучал голос с палубы, — ты расскажешь, Ро, как туда не отправиться нам всем.

Мы переглянулись. Я и Ро — с паникой, Фарр — с мрачной ненавистью. Кастеллет. Хотелось выть.

— Да что ж все так не по-людски! — воскликнула Ро, озвучивая мои мысли. — Тебя, Кастеллет, как раз пусть и жрут… Лично Финтэ попрошу.

И она первой вышла из каюты, показательно задев Кастеллета плечом. Я проследила за темным как буря Фарром: ведь и он Кастеллета еле выносит не из-за политики. А так же, как и Чак: из-за Ро.

Я шмыгнула носом и проскользнула последней. Испокон веков была в жизни наблюдателем, им и останусь. И с позиции наблюдателя… все всегда слишком неоднозначно. Чтобы ненавидеть ли или… любить?