Тильда. Маяк на краю света

Глава 8 О часе прозрения, обаятельных мужчинах и споре насчет сокровищ

Море Белого Шепота, координаты неизвестны.

— … размечтался, лавочник!

— А ты, мерзкий пират, рот не разевай! Думаешь, в штиль штурвал и отпускать можно?..

— Я запасы пополняю, не видишь, что ли?

— Ну и подготовочка! Вот у нас на «Звезде»…

— Твоей «Звездой» давно поужинали морские медведи.

— Да у вас даже пресной воды нет! Я был в трюме!

— Жаль, на тебе приказали отставить кодирование, потому что людей не хватает. Приставучий, что рыба-ножницы, чтоб она тебя поцокала, и дурней пробки на дубовой бочке. И на воде бы сэкономили, хотя и нет такой ну…

Грохот потасовки.

Я открыла глаза. Легкая резь, пелена… и сквозь нее — солнечный свет. Совершенная легкость в теле.

— Ишь расспалась, королевишна!

Надо мной замаячило белое пятно.

— Да ладно тебе, никто не знал, как колыбельная сирен действует.

— Фарр — осел. Надо было спросить, прежде, чем в море отпускать ту рыбу. А если бы не проснулась?

— А я Ро говорила думать, но разве она послушает старую добрую Социю?.. Выскочила замуж — что за дурость?..

Я моргнула. Моргнула. Мор…гнула⁈ Разве я не…

Осторожно потянулась к лицу. Лоб и скулы по-прежнему окутывала плотная повязка, но глазам… путь открыт. И носу.

Я с наслаждением втянула ноздрями запах… утра? Солнца? Соли? Свободы.

— Ро, она проснулась!

Смутные тени метались в солнечном свете. Аврорины демоны. Значит, с ней все в порядке. Фарр добрался, да и я больше не в трюме.

— Ро, да просыпайся же!

— Оставь их в покое, — строгий голос. — Абордаж, тайфун, шторм — работали наравне с экипажем.

— Точнее, тем, что от него осталось.

— Тем, что осталось от обоих экипажей, Агора, выражайся корректнее.

— Ой, уж чья бы корова мычала, Соция!

— В любом случае — дадим им отдохнуть…

Пока голоса продолжали свои препирательства, я покрутила ладони перед глазами. И — никаких бинтов! Глубокие ссадины побледнели, превратились почти что в такой себе красоты шрамы, но главное — я могу чувствовать, касаться, работать. И записывать. Осторожно села. Мир не исчез. Итак, я жива! Я… вижу! Плоховато пока, но… это вопрос времени, и глаза остались на месте. Оба. Доктор оказался прав.

Хотелось прыгать от счастья. Однако я лишь тихо опустила ноги на пол. Из обрывков разговоров наших общих страхов можно заключить, что Ро и Фарр спят где-то здесь, и, вообще, случилось несколько концов света один за другим, пока я… Пока я — что?.. «Колыбельная сирены»?.. Мелодия, что Финтэ пела в моей собственной грудной клетке в рабском трюме… Так вот, что они еще умеют, кроме как пускать электрические заряды и жрать человечину в открытом море.

Кстати, факт не доказан. Утащить на дно — не значит еще сожрать. То, что Фарр и моряки так думают — еще не показатель. Людям свойственно преувеличивать. Видел ли кто подобного рода пиршество? Задокументировал?

И сколько же длился мой, милостью сирены, сон? Покрутила головой. В шее приятно щелкнуло.

В солнечном свете — только он и был несомненен — кружились тени, силуэты, темные и светлые, большие. Близко. Возможно, пялясь на меня.

Ах, да. У нас с Ро их целая куча. Две белые тетки, «пикси», плюс мои десять мотылей… Как же весело, обхохочешься просто. Изучить бы каждый отдельно, составить досье, пришпилить на бумагу… Но сейчас, пожалуй, есть дела более срочные, а из моря Белого Шепота мы никуда не денемся.

Разве что в Мерчевиль — всплыло неожиданное воспоминание.

— А вам, барышня, не говорили, что так долго молчать — невежливо?

Судя по степени заживления ран, с начала абордажа прошло не меньше недели… Случившийся тайфун… И «то, что осталось от обоих экипажей». «Приготовиться к абордажу» — слышали мы из трюма. Тайфун застал их во время абордажа?.. «Ваша „Звезда“ теперь кормит морских медведей». Вот и причина ссоры, что меня разбудила. Ага.

— «Искатель» сильно поврежден?

Все божки или демоны — не знаю, кто они в первую очередь — зафыркали вразнобой.

— Это все, что ее интересует! — всплеснула руками одна из теток.

Пикси пропищал в ответ:

— А Ро бы спросила «все ли живы?»

— И так понятно, что не все, — отмахнулась я, прислушалась к не утихающей драке на палубе: к ней присоединились свист и улюлюканье.

Мерчевиль и Буканбург делят одну палубу, значит… В экипаже не хватает людей. Да за одно зрелище столкновения культур умереть не жалко.

— Но ОН — жив.

Прямо перед моим носом завис мотылек, я даже разглядела его глаза навыкате, мохнатое тельце… и ехидную улыбку. Потрясающе. Потянулась пальцем. Потрогать.

— Она непробиваемая! — пожаловался мотыль и покинул доступное мне поле видимости.

— Просто ты плохо тренировался, — заявили друзья Авроры. — Вот у нас Аврорик — шелковая ходит.

Ну, это недолго осталось. Я им зарю третировать не позволю.

Конечно, я рада, что ОН жив. Просто… это не имеет значения. Ни для него, ни для меня. И — точка, вопрос закрыт. Нет смысла печалиться о том, чего никогда не случится.

Я поднялась со своей койки, по-прежнему застеленной шкурой морского медведя: в голове чуть кружилось, зато качка почти не досаждала и ничто не болело, несмотря на предупреждения доктора и мои медицинские познания. Проспать неделю?..

Как же хорошо видеть. Я, шатаясь, подошла к самому яркому пятну — окну. Зажмурилась от боли — когда небо хлынуло в глаза. Поморгала, заслоняясь ладонью. Штиль. Спросила:

— А доктор?

— Что доктор?

— Обаятельный мужчина…

Это белое видение с неопрятной прической заломило руки. Балахон до земли, вспомнила я. Скривленное кислое выражение лица.

Постойте. «Обаятельный мужчина»?.. Что?.. Такое бывает?.. Видение и… человек? Я мотнула головой, покачнулась. Взгляд упал на скрюченные фигуры. Ах. Видимо, Ро и Фарр. Я наклонилась поближе, щурясь. Да, лежат в обнимку. На сдвинутых койках, подобных моей…

По стеночке вернулась к своей койке, стащила медвежью шкуру и накрыла друзей. Аврора засопела, а Фарр что-то пробормотал. Мое зрение не позволяло разглядеть подробности, но, кажется, они не ранены.

Как, вообще, объяснить, что Ро спит, а ее страхи мне байки травят?

Выходит, доктор-обаятельный мужчина жив. Вот и отлично, с ним все и обсудим. С ним мне много чего надо обсудить. Например, как я могла проспать неделю и даже не оголодать. Его каюта должна быть тоже где-то в общем коридоре, по дороге к трюм, если мне не изменяет память. Надеюсь, на палубу выходить не придется. Обстановка там накаленная, а я пока не в боевом духе. Это вот Ро…

Страхи отчаянно продолжали надеяться втянуть меня в разговор.

— Ро настояла, чтоб доктор Риньи тебя посмотрел.

Риньи, значит. Надо запомнить. Человека, с которым ощущения как с отцом в детстве.

Итак, что у нас на повестке дня? Я с наслаждением загнула чудом зажившие пальцы один за другим: испытание ларипетры в серебре, основы сопротивления буллингу (ведь амулеты однажды взорвутся), наблюдение внутренних демонов и их классификация… Вычисление вероятности того, что мы с Фарром и Ис не сироты. Расшифровка друидского узора.

— Ро у нас хорошая.

Я уже нашла дверь и собиралась выходить.

— Вот и не забывайте об этом, — погрозила я пальцем и перешла на шепот — чтобы не разбудить спящих. — Попытаетесь ее снова за борт отправить — и я за себя не ручаюсь. Она не умрет — у нее есть ларипетра, а что касается вас…

Сощурилась как можно менее дружелюбно.

— Вас я для начала классифицирую. Вместе с доктором Риньи.

Надеюсь, их физиономии побледнели.

— Давно пора ей задать жару, — пропищал зеленый пиксенок моим мотылькам, — как вы терпите эту зануду!

Зеленый. Я вижу цвета! И… кроме силуэтов начинают проступать детали. Я поднесла ладони к щекам и уперлась обратно в бинты.

— Непросто, — признались мотыльки. — Но она ведь пресекает на корню любые…

— Я вам пресеку на корню. Проводите меня к доктору, что ли, раз уж такое дело, — приказала я.

Да здравствует дядина книжка.

Мотыльки послушно окружили меня белыми тельцами, и там, где один задел предплечье, сделалось щекотно.

— Про Чака молчок, иначе вы трупы, — приказала я и дернула ручку. Та не подалась. Вернее, ручка-то подалась, но не дверь.

Я надавила еще раз… И полетела наружу — так внезапно преграда исчезла. Врезалась бы в стену напротив, если бы кто-то ловко не поймал меня в объятия. Въехала носом, но под повязкой раны — о диво — не встревожились.

— Тиль⁈.

Кастеллет?.. Я осторожно отстранилась и поднялась с его груди, на которую грохнулась. Хорошо, что эрл не видит, как я краснею под повязкой. На сей раз я точно краснею.

— Прости.

— Рад, что ты на ногах. Как себя чувствуешь?

Голос Чака дрожал, глаза блуждали… Он схватил меня под локти, заглянул в лицо, хотя что там можно было разглядеть… Я мотнула головой, надеялась высвободиться, да не получилось: гад держал крепко. Я облизала губы. Зачем он со мной так?

— Ура, ура, ура!

Несносные мотыльки радостно закружились вокруг нас, как розовые лепестки вокруг брачующихся. Я дернулась, но случайно поймала взгляд его солнечных глаз. Так близко, что различила цвет. Карие. Что за сентиментальность, Тильда?.. Подобные мысли обречены на провал, ты не…

— Ничего не обречено! — возразил мотылек номер один.

— Просто ты трусиха, боишься…

— Не слушай их, — торопливо перебила я мотыльков, показывая им за спиной кулак, а Чаку — улыбаясь.

Чак растянул губы в ответной улыбке и снова посмотрел на меня. Видящий, лицо его было изможденным, под глазами — темные круги, воротник смят, грязен. Я рада, что зрение продолжало возвращаться так быстро, но… не на такой ценой.

— Хорошо, что тебе лучше, Тиль.

— Ты… что же, спал здесь?

Чак Кастеллет опустил голову, случайно уткнувшись в мой перевязанный висок.

— Мне больше некуда идти. Знаю, вы не рады меня видеть, но… Брат…

Кажется… он держал меня не ради меня, но ради себя. Чтобы не потеряться, потому что он давно уже… без места на этой земле. Я неловко обняла его в ответ, погладила по спине.

— Он… с ним все хорошо?

— Риньи сказал, надежды нет… Началось заражение крови, уже пошли третьи сутки, а он так и не очнулся. На него ведь накинулись все птицы в отместку… за тебя. И Бимсу, и Фарра, и даже Какадук Авроры. Нашего сокола они заклевали на смерть, а Шарка… Он не должен был, Тиль. Шарк делал слишком много того, чего не должен был, но он просто не знает, как иначе, понимаешь?.. Я не знаю, как иначе, мы оба…

Чак говорил и говорил, захлебываясь, будто ребенок. Видящий, выслушивал ли его кто-то хоть однажды за эти девятнадцать лет?.. Я забыла о своих ранах и бинтах, о том, как страшен Джарлет, о походе к доктору Риньи, мотыльках, что могли сдать меня в любой миг, об упомянутых трех сутках, путешествии на край света, поиске родителей, о том, что Чак нас сто раз предал; настолько мне было жаль этого… маленького, напуганного ребенка внутри него.

— У меня нет никого, кроме Шарка. Он не слишком любил меня; как человека, понимаешь? Считал, что я — трепло, у которого в голове ветер, и был совершенно прав… Но он вытащил меня тогда, любил, хотя бы за само родство. А я — его. Потому что у нас никого не осталось. Его семью тоже вырезали два года назад. И мы… снова нашлись. Что я буду делать, Тиль, если его не станет?.. Что?..

У меня были Фарр и Ис, у нас был Вестланд. Захариус, пусть и пьяница, как и Гаррик Тенор, задира Йорик Мурст, мы были со своей болью не одни, все королевство скорбело с нами. У нас были дома. А он… после казни отца попал на рудник далеко в горах, на рудник, где случилась чума и все умерли. Каково это было?.. К разбойникам в горы Черного Тополя. Скитался там… под дождем, снегом; сто раз, должно быть, его жизнь висела на волоске. И никто не называл его «маленький гусенок», никто не запрещал пользоваться кристаллами, никто не… Неудивительно, что брат стал для него всем. А теперь он может погибнуть.

— Мне… жаль.

— Я думал, Тиль, что спасение и понимание найду в Ро, пусть это и было трусостью… Я ненавидел себя за это. Но — нет. Несколько великолепных моментов, несколько невероятных приключений, и выбрала она другого, а меня ненавидит…

Вот надо все так испортить⁈. Я слегка отстранилась, надавила ладонями ему на грудь. Заглянула Чаку в глаза. Они были на мокром месте. У веселого, невозмутимого Чака, что болтал с деревьями.

— Не плачь, Чак, — и не удержалась — неловко вытерла ему уголки глаз пальцами.

Ничего в этом нет такого. Так делал Фарр, так делала Ро, и это было одно из самых лучших утешений. Даже гадам нужно знать, что у них есть кто-то, если они решат…

Ах, я никогда не была экспертом в человеческих отношениях. Жаль, что у меня была только одна книжка, и совсем на другую тему.

— Он ведь пока не умер?

Чак издал звук вроде икания.

— Не умер, — ответила я за него. — Значит, рано хоронить живого. Мы еще поборемся за его жизнь — я тебе обещаю.

— Глупая, — резюмировали мотыльки. — Он тебя изуродовал.

— В зубы сирен ему и дорога.

Но я отрезала, оборачиваясь к этим бесполезным созданиям:

— Это долг любого лекаря и ученого, и он выше чувств. Вы обещали меня отвести к доктору.

— Мы не обещали. Мы вообще тут…

Но Чак перехватил инициативу:

— Я проведу. На судне не пойми что творится. Мерчевиль и Буканбург вот-вот передерутся.

— Едва проснется Аврора, она расставит их по местам, будь уверен. Плыть на край света и мутузить друг друга из-за древних распрей — это глупо.

Мой собеседник закивал (и хорошо знакомая мне лукавинка блеснула в его взгляде, как прежде):

— Аврора всегда делает невозможное. Боюсь, Фаррел Вайд рядом с ней долго не выдержит.

Я пожала плечами.

— Вы, мужчины, слишком принципиальны порой, чтобы понять значение мира. Сражаетесь там, где давно надо поставить точку. Потому тебя и Джарлета перехитрила именно Ро, сплотив народ империи всего в одну неделю. Потому враждующие королевства и объединила Исмея, наплевав на выяснение, кто прав, а кто виноват. Не бывает так, чтобы абсолютная справедливость. У людей — нет. И Фарр, в отличие от тебя, хотя бы это понимает и немного доверяет чутью жены, как и она ему.

Чак молча подставил локоть. Как когда-то в Вестланде… Я сглотнула горькую слюну и приняла его руку. Кастеллет никогда не обещал мне ничего. Кроме того, что исправится. Но лично мне, в отношении нас — ничего. Я знала, что сердца девиц и доверие для него ничего не значат.

Теперь понятно, почему. Но не поддержать его… сейчас не могу. Просто потому, что все надеются… доверять, иначе в человеке человеческое не выживет. Пусть он сможет мне доверять. Мне же ничего не нужно взамен.

Над ухом у меня фыркнул мотыль. И устроился на плече, щекоча шею и торчащее из-под повязки ухо.

— Врать себе нехорошо, — шепнул. — А тем более — «обаятельному мужчине».

Но я справлюсь. Я знаю. Я всегда справлялась. Я сильная — это всем известно. Не той силой, как у Ро, что прорвется всюду ветром. Другой, тихой, незаметной, постоянной. Как река, как морская волна. Вздымаемая и раздуваемая ветром, что за чудная гипербо…

Чак толкнул дверь вперед, и солнечный свет хищно впился мне в глаза. Я, вскрикнула, заслонилась руками. Казалось, я вмиг сожгла зрачки и снова ослепла.

— Ох, прости! — торопливо покаялся мой провожатый. — Больно?

Я не успела вступить в разговор, а в него уже вмешался нахальный голос:

— Эй, сынок, а ты мерчевилец или буканбуржец? А то я не понял.

— Твой братец болтается между дном и волной, и что случится с тобой, когда он отдаст концы, красавчик?

Кто-то нас толкнул. Я моргала и моргала, но снова видела лишь тени и свет. Яркий, всепоглощающий, больной свет.

— Гляди, какой пиджачок. Слишком много финтифлюшек, что, если…

— Он вестландец, — пробормотала я.

Меня тут же заметили:

— О, и слепая девчонка. Говорят, она сделала зятя самого Блэквинга. А командор обрушил на него птицу и попал в трюм. Потому он теперь и…

Локоть Кастеллета исчез.

— Думаешь, раз денди, так дать в морду не могу⁈

Я шарила руками по случившейся пустоте, не отваживаясь открыть зажмуренные глаза.

— Чак, не дури… Им только того и надо…

Меня схватили за плечо, куда-то швырнули. Не успела и пискнуть, и вот — кто-то перехватил меня под живот, да так, что дышать стало почти невозможно.

— Верно, Чак, не дури! — передразнил тот, кто держал меня.

Пахло его дыхание гнилью. Цинга?..

— Или хочешь, чтобы мы твою девчонку тут же разложили на косточки?..

Я осторожно подняла веки. Ничего. Свет. Тень. Все. И слезы. Или кровь?

Как это все несправедливо. Как… неправильно.

— Отпусти ее! — заорал Чак, но где-то далеко.

Вероятно, его тоже держали.

— Твой брат — человек важный, но не ты.

— Он — эрл, — прохрипела я, потому что воздуха не хватало.

— Капитан Барм — тоже эрл, а отправился в рабы, как миленький. Довольно! Слишком часто мы возвращались ни с чем, а теперь даже неизвестно, где мы! Заклеймить! Обоих!

— Что же, хотите прошляпать сокровища — на здоровье, — отозвался Чак.

Неожиданно спокойно и насмешливо, как тот, прежний Чак, который умеет разговаривать с деревьями.

— «Сокровища», ты сказал, малец?

— Капитан Барм ему доверял… — пробормотал кто-то.

— А ты, лавочник, молчи.

— Гупо, давай послушаем. Гэрроу закололи, но ты нос-то не задирай от того, что был ему ближе всех.

— Доверял, и было зачем. Ребята, скажите, разве «Звезда Востока» терпела убытки, когда вы помогали Чарльзу Кастеллету?

— Да заткни его уже, Зир!

Звук краткой стычки, крик боли, усмешка.

— Не думай, Гупо, что я сражаться не умею. Так что?

Мне сжали живот сильнее. Я закашлялась. И дала локтем в бок обидчику. Наугад. Попала.

— Не было. Но с пиратами делиться не станем!

— А тогда, ребята, мы все трупы. Придется закрыть глаза на происхождение. Что скажете, господа пираты?

— Это заговор!

— Будто ты их не устраивал, Гупо!

Снова куча голосов, снова ничего не вижу, и глотать больно, и никакой почвы под ногами… Как же Ро так живет всю жизнь? Как же Чак живет так всю жизнь?..

— Сокровища — это лучше, чем рабы. Уже надоело! Я за!

— Да они хотят плыть на край света! Там защитки лопаются, и штормы хуже вчерашнего тайфуна, а мы и так не знаем, где находимся!

— Курс можно вычислить — штурман на что? — подала я голос несмело.

Мой страж расхохотался, вновь обдавая меня запахом гнили.

— Штурман кормит рыб. И наш, и со «Звезды».

— Такой вот поворот, девочка. Я обещал, что не стану трогать барышень, но это только до тех пор, пока они ведут себя, как пристало барышням, а не…

Я выпрямила голову, глядя слепыми глазами в чересчур яркое небо. «Ведут себя как барышни»?.. Да никогда!

— Тогда вам пригодится Фарр — он в звездном небе ориентируется как у себя дома. Ро знает дорогу. А без защиток… я знаю, как обойтись. Да пусти уже!

Я соединила ладони, развела локти и резко нагнулась. Обидчик отлетел в небытие.

Надо же! Сработало. Я и не надеялась, что книжная картинка…

Взрыв аплодисментов прервал одинокий выстрел.