Море Белого Шепота, девятое орботто.
Вообще-то, я могла бы вернуться в каюту — это дело понятное. Но… я привыкла смотреть на вещи рационально: первичная каюта «заложников» уже мне не принадлежит, по всем этическим законам. Да и Чак имел честь напомнить — у нас теперь тоже жизнь как бы… семейная. А я все никак не запомню. Но если на острове и в подводной пещере оно одно, то в море — другое. А после путешествия — и вовсе третье. И как долго такой статус Кастеллету будет нужен — неизвестно.
Потому рассчитывать на это место тоже стоит так, слегка. Ни в коем случае не как на закон сохранения энергии.
Можно еще к доктору Риньи, конечно, но там Седрик Джарлет. Находиться рядом с сумасшедшим племянником Блэквинга без друзей страшновато, пусть он и в коме. А вдруг очнется?..
Так что путем исключения остался один путь: на мостик к моему мужу-мерзавцу. Разговаривать, выяснять расстановку сил и как мы теперь жить будем. И я упорно карабкалась по стеночке и перилам на шканцы.
— Долог же был твой путь. Тильдик.
Кастеллет стоял опершись о штурвал и безоблачным взором глядел в безоблачное небо. Ему, похоже, стесняться было нечего, как и переживать. Ну, просто невинный кролик.
Я показательно громко фыркнула, не отпуская переборку.
— А я ведь тебе тоже могу прозвище придумать.
Чак смерил меня странным, словно бы оценивающим взглядом.
— Пещера сирен хорошо на тебя повлияла, трусишка.
— Я тоже так думаю, — кивнула я деловито.
Помолчали. Я думала про прозвище, и в голове было пусто. «Чарлик» казалось недостаточно обидным. Что там Аврора еще говорила? «Тилечка»? Чарлечка. Или Чарличка?..
— Ты сказала Финтэ удивительные слова.
— Удивительные?.. — я подвисла.
Чак-Чарличек сообщил растаявшим голосом:
— Про… любовь.
И посмотрел прямо в лицо. Вместо на курс, горизонт, как прежде, или куда там ему надо смотреть как рулевому. Проникновенно. Как умеет. Он врет, Тиль, он врет и играет. Только я все равно смутилась и покраснела.
— Ой, да что там удивительного.
Чак выразительно повел глазами, явно не соглашаясь. Он что, пытается из меня признание какое вытянуть?.. Я попыталась выкрутиться:
— Это в каждой второй книжке можно прочитать. Теория, известная каждому.
— Ну да, у тебя их было много. Дай руку.
Я, завороженная глубоким взглядом его карих глаз, поймавших луч солнца, и одновременно не веря ни единому слову, подошла. Чак взял мои пальцы, ласково сжал, а потом положил на штурвал рядом со своими.
— Сердце корабля… почувствуй его.
У меня и так ноги еле слушаются… еще и стоять между ним и штурвалом… я же вовсе растекусь в лужу!
Безобразие. Каналья, мерзавец. Чарличек!
— Вот так… — шептал мне Чак прямо в ухо горячим дыханием, — это не требует больший усилий… Попробуй… держи… Слейся с ним в одно целое. Не отпускай!
Ого. Штурвал, оказывается, может скрутиться в сторону. Я закусила губу и налегла всем телом. Попыталась безразлично огрызнуться:
— Я думала, во время переговоров никто штурвал не держал.
— Держал. Вахтенный. Если не держать — корабль отдастся воле волн, а мы ведь этого не хотим?
Я подумала. Ну, пожалуй, не хотим. И помотала отрицательно головой. Вот таким маленьким штурвалом можно крутить целым кораблем… Невероятно, конечно, пусть и объяснимо. Уже увереннее выровнялась рядом с чем-то, что выглядело так похоже на обычное колесо телеги Тенора, на которой мы ездили в Альпурху.
— Даже в штиль надо следить за курсом. Видишь стрелку?
Компас. Самый обычный, не мерчевильский. Прикреплен прямо перед рулем. Я кивнула.
— Стрелка указывает на…
— Я знаю, — перебила я, ничуть не смущаясь, — на север. Но мы идем не прямо на север, а… — я прищурилась, считывая название.
И не думая о том неожиданном факте, как же уютно вот так стоять между Чарличком и штурвалом. Вечно бы так стояла…
— Наш курс норд-норд-ост. Видишь, стрелка слегка отклонена вправо?
— Как вы вычислили?
— Темнейшество терроризировал карту и звезды, как это ему свойственно. Остров, который видела заря на карте в пещере, там и есть.
Чак резко отступил назад. Я всполошилась, намертво вцепилась в огромный руль.
— Но теперь дежурным будешь ты. А я — по делам.
Меня так и прошило ужасом. Что⁈.
— Ча… Чак! — едва не заорала я, мой крик поймал его уже на середине трапа.
— Да, трусишка? — поднял он брови, легко возвращаясь на шаг назад.
— Ты же не… не бросишь меня здесь⁈
— Еще как брошу. Ведь ты — Дик, матрос «Искателя Зари». Разве не надо отрабатывать свой контракт, который ты подписала?.. В моей любимой рубахе?..
Засранец!
— По-моему, это ничтожная плата, — он пожал плечами с гаденькой улыбочкой.
Весело ему! Я хотела топнуть ногой, но не смогла ее поднять.
— Я же… еле стою!
— Так тебе никуда ходить и не надо. А вот получит настоящий вахтенный свою долю в трюме, и можешь просить его тебя сменить, — ехидно поиграл Чак бровью. — Только с курса не сбейся — его темнейшество снимет с тебя голову. Или с меня. Но теперь это одно и то же — ты ведь понимаешь, да? Его темнейшество всю ночь пытался сделать из меня штурмана, квартирмейстера и законопослушного старпома одновременно. Представляешь, чего мне стоило все это стерпеть? Так что теперь — прикрывай. А мне надо поговорить с дядей Тири.
Я хотела брякнуть совершенно неуместно сентиментальное «ты хотя бы поел?», но на «дяде Тири» мозг заело. После всего… Чак ведь больше не собирается его убивать?.. Нет, он сказал «поговорить»… Будем надеяться…
На что⁈.
А про «законопослушного» — и вовсе било рекорды. Но съехидничать я не успела — Кастеллет бегал быстрее, чем мои мысли.
И еще непонятно, почему он стерпел нотации Фарра…
Тишина и яркий день без жалости. Ни волн, ни ветра. Отчаянно морщась, я прикрыла глаза козырьком ладони, посмотрела вдаль. Ничего. Синее море без края. Синее небо без края. И… я скосила глаза на компас. Норд-норд-ост. Слегка скрутила штурвал. Выровнялись. Да. Теперь ровно по стрелке.
Подставила лицо солнцу. А ведь хорошо как… Когда нет на нем маски. Когда только соленый воздух и терпкое тепло дня. Когда не надо сражаться за жизнь. И когда совершенно не знаешь, что впереди. Кроме курса норд-норд-ост.
А солнце выпаривает из крови остатки пульфита, ветреного зелья и совершенно обоснованных опасений.
— … — луженый желудок, Гупо!
— Да на здоровье, только подальше — мне это рагу не по душе.
— Тебе никогда ничто не по душе, даже когда Гэрроу был жив…
— Кроме гарпуна и сирен, а лучше все вместе!
Команда возвращалась с дележа в трюме. Хорошо Фарр и Чак придумали: под бумагу отдать дело в руки рабов: те, запрограммированные по делу, приказа ослушаться просто физически не смогут. И при правильной расстановке сил никакого кровопролития при всем желании не получится. А бумага… дает шанс имперскому флоту, как Ис и мечтала. Объединенному имперскому флоту, а не хищно шныряющим в тумане шхунам Буканбурга да потопленной эксклюзивной мерчевильской «Звезде». Это — первый шаг. И очень… правильный, толковый и логичный одновременно.
Матросы «Искателя» галдели, препирались и… оживленно судачили.
Я невольно вспомнила слова Ро, что людей ничто не объединяет так, как общая выгода. Да, заря знает толк в человеческой психологии. Как и «темнейшество», а про «светлейшество» я и вовсе молчу.
Угораздило меня оказаться среди этих талантов.
— … только баб многовато. Не место им на судне, да и в битве суеты было…
— Если так подумать, все с нее и началось! С бабы командора. Околдовала всех…
— Гупо, она капитану жена, ты бы поосторожней…
— А то что — сдашь? Кишка не доросла, юнга!
— А я могу Голубинку напустить.
Вир и Бимсу стояли на нашей стороне. Хоть что-то.
— Капитан Барм тоже с ней намучался, но беспредела не позволил. На третьей заставе…
— Рабом теперь твой капитан, Мати!
— Ну и зря… по звездам он ходить умел и фарватер знал лучше всех.
Я уши развесила. Тот самый Барм, о судьбе которого переживала Аврора в лодке у острова.
— Так и командор умеет.
— На баб твой командор смотреть умеет, Вир! Она же крутит им как хочет, орет не затыкаясь! Это что за капитан, если позволяет?
— Да ладно! Даже в раковину сирен он дудел, хотя все знают, что она принадлежит Авроре. И ты получил хорошую бойню, Гупо. Каждому свое. Хватит бухтеть.
— Но влетела на борт с безумными глазами она.
— Ну, баба — что с нее возьмешь.
— Вот. Я и говорю. Чтоб Буканбург взял бабу на борт⁈. Их удел — на суше дом моряку беречь.
Один из мерчевильцев — не Китэ, не Прум, не Мати — согласился рассудительно:
— В Мерчевиле женщин берут не в море, а на бал.
— Вот, — голос Гупо казался довольным.
— Ну, и что делать прикажете? С женами квартирмейстера и капитана?
— Он не квартирмейстер. А старпом.
— В Буканбурге это называется квартирмейстер и баста.
Матросы разбрелись в поле моего зрения и расселись на бочках. Даже в голову им не приходило, что одна из «баб» сейчас штурвал держит. Я проверила. Норд-норд-ост. Держит баба и не сбилась.
— Штиль… — проворчал Гупо. — Снова кваситься будем. Да что с ними делать… Терпеть.
— А вот у нас женщины в море ходят, — раздался в хоре все тех же голосов новый.
— У ваших дикарей?.. Молчал бы лучше!
— И не только берут — женщины сами водят лодки. Вдоль береговой линии, да. Но — рыбачат наравне с мужчинами.
— Островитянин, ты бы лучше…
— Он правду говорит, — я рассмотрела, что на сей раз голос подал Хью. — Я из Буканбурга, нравы наши знаю. Но пожил на острове Гудру и скажу вам: мы слабый пол недооцениваем, он не только на хозяйство годится.
— Ты говоришь так потому, что у самого дочка на борту болтается. Парням мозги пудрит.
— Не пудрит! — синхронно возмутились Вир и Бимсу.
Хью мрачно пообещал:
— Только попробуйте слово про Фриду сказать дрянное. Голову оторву. А поверьте, я умею.
— И мы тоже оторвем, — встали плечом к плечу подростки.
— Да, и птицу свою напустишь… Ври больше.
— А ты не видел, что с капитаном Джарлетом она сделала? Напомнить?
Бимсу завелся. А жалуются, что женщины суету разводят. Люди они как есть люди, и не от того это все зависит, мужчина ты или женщина. Парень свистнул, и мой кречет слетел откуда-то со снастей с ее любимым свистом. Ох. Я невольно заслонила голову рукой и усилием воли подавила восстание кишок.
— Тс-с! Тихо! Не дай Видящий, капитан услышит… Мостик ведь.
Из-под прикрытия и ледяного дыхания страха меня прорвало хохотом. Поздно они вспомнили.
— Кто там на мостике?
Я помахала рукой:
— Всего лишь я.
И подставленный локоть села Голубинка, довольно попискивая. Я заставила ее перебраться на плечо и освободившейся рукой взъерошила перья.
Народ засуетился, прикрываясь от солнца и пытаясь разглядеть, кто держит штурвал.
— А, юный островитянин с братом? Как тебя — Дик? — на виду появился мерчевилец, с которым мы стояли на утренней «перекличке». Мати.
Верно. Я же «Дик».
— И что Голубинка у тебя на плече делает⁈.
— А ты что за вахтенного тут?
— А… квартирмейстер поставил, пока вы на дележе, — побыстрее открестилась я, игнорируя вопрос Бимсу. — Кто был вахтенным? Он велел службу отдать. И — да, Гупо, женщины на острове… они ого-го.
Одна Анарха чего стоит.
— Дай сменю, — поднялся наверх какой-то буканбуржец. — Небось курс потерял, дикарь…
И удивился, что нет. Присвистнул. А если б знал, что я не дикарь, а баба, так бы и вовсе… Но я решила повременить с раскрытием личности — слишком много интересного можно узнать, будучи матросом.
— Да жена квартирмейстера как раз ого-го — не орет и не полошит, как капитанская. Так бы и стащил с нее маску…
Это кто такой умный? Дрок. Мило.
— И не только маску, — загоготал Китэ из Мерчевиля.
Подумать только. А я с ними драконовы фрукты собирала. Я невольно нахмурилась — а ведь уже спустилась на палубу.
— Да ладно, Дик, не дрейфь — мы бы поделились, — хлопнул меня Дрок по плечу. — Так ты, выходит, долю не получил? А брат твой где?
Я пробормотала нечто невразумительное, пребывая в замешательстве от неожиданного чересчур близкого соседства с пропотевшим и просолившимся пиратом. Повертела бумагой, вытащенной из рукава, у него под носом.
— Ну, давай тогда уже после завтрака. Гупо, ты ж обещал похлебку? Пошли, Дик, нас ждет отличное лакомство.
Я почесала Голубинке шею. Еще не было возможности поблагодарить птицу за участие в нашем спасении.
Гупо встал с бочки, хлопнул себя по ляжкам.
— Ладно, мужики, пошли — накормлю.
— Да не может он быть госпожой Тильдой, — услышала я где-то позади шепотки ребят. — У той лицо ведь все в шрамах, потому и маску носит. Просто ее кречет неразборчив, кого клюет насмерть, а кого — сразу в друзья… Сиреново отродье эти птички…
Кают-компания оказалась не самым ужасным местом по сравнению с трюмом, пусть от столовых дворца и отличалась разительно. Темно, грязно, подванивает. Сидим один на другом, ложки и миски сомнительной чистоты, котел прямо на столе дымится, и все, что текло мимо, застыло слизью, которая вовсе не торопится становиться невидимой.
Мерзко. Но я твердо вознамерилась попробовать матросское варево — давно не ела, а ничего иного не предлагали. И, оглядываясь на общий звон и чваканье, запустила и свою ложку — предварительно отерев ее о Чаковы штаны, что явно чище.
К моему удивлению, похлебка оказалась вкусной — толстая кожура драконьих фруктов и семечки отлично заменили овощи, а бульон из диковинного нежнейшего мяса — наваристым и почти сладким.
— Ну как, Дик? — кажется, Дрок решил взять надо мной шефство.
Бруно и старик, оказавшийся его отцом, немного дичились, остальные же слились в одну толпу. Пили мерчевильское вино, нахваливали буканбуржский суп, закусывали гудруитянскими фруктами.
— Вкусно, — не стала врать я.
Гупо похвалился:
— А то. Мясо сирен — самый деликатес.
Я поперхнулась. Что⁈ Мы едим… кого-то из сподвижниц Финтэ⁈.
Бруно и старик одновременно бросили ложки на стол.
— Вы едите сирен⁈.
Седой Хью — Фрида сидела рядом и тоже благополучно меня не узнавала, но и, к счастью, не опровергала легенды Дика-островитянина — хлебал по-прежнему, только что-то шепнув дочери. Фриде кусок поперек горла тоже не встал. Подвох?.. Или потому, что у них есть повод ненавидеть сирен?..
Но это все же разумные существа. Какова же разница между разумными и нет?.. Если даже у деревьев есть некая разновидность сознания…
Я помешала ложкой в миске.
Ни в одних анналах не упоминалось, чтобы буканбуржцы употребляли сирен в пищу. Помахать гарпуном, обычно безрезультатно — да, но не…
— Редко удается подстрелить сирену, а вчера был урожайный день — целых две. Бульон из хвоста — это…
— Есть сирен — варварство, — с холодной яростью объявил Бруно.
— Ой ли?
Мати подпер кулаком подбородок. Отозвался Прум:
— Да ребята, после того, что они с нами творили… Я даже с большим удовольствием наверну это дело! Гупо, налей-ка мне добавки!
Зазвенели миски, половник, ложки. У всех, кроме Бруно и Старика — даже островитяне не погнушались. Я колебалась. Хвост — это все же рыбья часть… И желудок сводило все сильнее.
Старик сдвинул брови и ответил:
— Ты не понимаешь, Прум. Остров Гудру тесно связан с сиренами. Именно они защищают его от внешнего мира. Потому что цивилизация не приносит ничего хорошего. Это завещал еще бард Сваль, он же и заключил с ними союз. Сирены для каждого гудруитянина — главные божества.
Союз⁈ А вот это становится интересным… Я машинально потянулась отправить в рот новую ложку, но остановилась. Разглядела. Бульон как бульон. Тьфу ты!
— Эй, тебя в жертву этим божествам принесли, старик — я ведь верно понял?
Наш утренний сосед мерчевилец откровенно уронил челюсть на этом вопросе, а Вир хихикнул и ребром ладони подбил ее назад. Похоже, подводные истории были известны не всем.
— Ты не понимаешь ничего… это честь. Попасть к богам. Если бы не пришли святотатцы…
У меня брови полезли на лоб. То есть, он на нас за спасение злится? Хорошо, что он не знает, что один из святотатцев — это я. Бруно остановил отца, собравшегося произнести куда более длинную отповедь:
— Отец, успокойся… Да, это честь. Жилось нам хорошо — о нас заботились. Мы видели то, что недоступно смертным, могли получать все, чего бы захотели…
— Кроме неба, — вставил Хью между ложками. — Спокойно, это из хвоста морского медведя. Сто лет не ел. Налей-ка добавки, Гупо.
И подставил пустую миску коку по совместительству.
Буканбуржцы взорвались на хохотом, Прум возмущенно крякнул, мерчевильцы и гудруитяне замерли на миг, кривя рожи, а я вздохнула с облегчением и набросилась на еду.
— Такую забаву испортил, — цокнул языком Дрок.
Кто-то из мерчевильцев сказал:
— А я думал, пираты и вправду каннибалы.
— То-то вы, лавочники, ничего не имели против, — широко ухмыльнувшись, подмигнул ему Дрок из-за моего плеча.
Боцман встал и, подливая очередные два половника, вставил:
— Если бы в них был такой же навар — отчего ж… А ты твердишь, Старик, будто попасть к сиренам — благодать Видящего.
Старик поднял белесые глаза на нашего кока-боцмана и ответил спокойно, но как-то зловеще:
— Ты, убийца богов, под водой нашел бы только смерть. А жизнь под водой — признание избранности.
Гупо издал презрительное фырканье и занялся подставленными под половник пустыми мисками.
— Признание, что у тебя есть мозги, — вспомнила я.
Пока они есть.
— Дик, и ты туда же⁈ — обиженно воскликнул мой местный покровитель Дрок.
Я подняла ладони, оглядываясь на соседа.
— Не, ребят, я — увольте. Мне под небом лучше. Но что насчет барда Сваля? Почему он завещал народу Гудру держаться вдалеке от цивилизации?
— А тебе не говорили? И чему только учат местную молодежь? — старик покачал головой с осуждением младшего поколения старшим.
— Делать татуировки, говорить с деревьями и… — подала голос Фрида, но отец ее резко одернул.
Я отложила ложку — миска показала дно, силы определенно вернулись в полном размере. Поискала салфетку вытереть губы, но не нашла, воспользовалась манжетом рукава Кастеллетовой рубашки.
Дряхлый отец Бруно сощурился, вперив взор в меня:
— А ты точно с острова?
Я выдохнула. Взгляды матросов оказались прикованы ко мне, и даже звон ложек на пару с чавканьем прервались. Видимо, вспомнили Голубинку, подозрения…
— Не точно.
Было бы жаль раскрывать свое инкогнито — слишком познавательно оказалось быть Диком.
— Я — ученый, помощник… госпожи Сваль. Собираю… материалы для нее.
Кажется, народу эта версия зашла.
— Так вот оно что.
— А сама она чего?
— Ну… — я обвела руками пространство вокруг нас, — ей было бы неудобно здесь. А… столько интересного. Вот про остров Гудру и сирен мы тоже хотим написать…
Я перевела полный надежды взгляд на Старика, надеясь перевести стрелки.
Старик кивнул, крякнул, облокотился о сына, который был по-прежнему бледен, растерян и несчастен, и с явным удовольствием начал вещать:
— Тысячу лет назад к берегам острова Гудру пристал большой корабль «Свальбард». Островитяне жили собирательством и ни разу не думали построить чего-то настолько большого, чтобы переплыть море и увидеть что там, дальше. Им хватало того, что есть — понимаете?
Я затаила дыхание. Прокатило. И… история началась.
— С борта корабля на остров сошли люди, похожие на вот них, — ткнул старик в плечо Дрока.
— Чего это сразу на нас?
Дрок ощетинился, услышав упрек, а Китэ напротив него издевательски хмыкнул.
— Потому что тоже убийцы. Деревьев, рыбы, зверей и птиц.
— Это называется промысел, — не согласился голос откуда-то позади.
Я не могла не обернуться. Привалившись плечом к притолоке, в дверном проеме стоял Кастеллет.
— Квартирмейстер! — воскликнул Китэ. — Присоединяйтесь к позднему завтраку!
Гупо несколько издевательски поклонился:
— Похлебка из хвоста сирены.
Кастеллет кивнул, легким движением руки раздвинул нас с Дроком и втиснулся посередине.
— Так ты ешь сирен, Тильдик? — шепнул он мне в ухо по дороге.
Я в ответ толкнула его плечом как бы невзначай.
— Ой, простите, господин квартирмейстер, — тут же повинилась, — я увлекся рассказом… Хвост сирен очень питателен, приятного вам аппетита.
— Я знаю. Меню составлял я. Прошу любить и жаловать помощника моей жены Дика! Добавки младшему помощнику!
Я даже надулась — все ему как с гуся вода! И спать по ходу не надо…
Гупо налил разухмылявшемуся Чарличку полную миску, бухнул половник и мне — желудок не был против, хотя гордость — очень даже. Вкусняющая похлебка все еще исходила паром. Сколько ж он там наварил⁈.
Попутно боцман сказал старику:
— Весь Буканбург живет промыслом. И мы этим гордимся, Старик. Да и ваши… сограждане… нами тоже промышльнуть хотели — едва ноги унесли.
Старик покачал головой.
— Они хотели вас «собрать».
Ага… В копилку. Сирены, выходит, тоже собирательством занимаются. Но собирательство бывает, получается, разное. Далеко не всегда мирное.
Один из островных «мужичков» возразил:
— Старик, мы охотимся. Мы ловим рыбу. Ты что-то путаешь.
— Это все изменилось тысячу лет назад, — упрямо ответил Старик. — Когда люди со «Свальбарда» поймали в свои сети первую сирену.