Тильда. Маяк на краю света

Глава 6 О единомышленнике, белых мотыльках размером с кулак и трюме для рабов

Море Белого Шепота, мерчевильские воды. Третье орботто.

Надо отдать должное тому тюремщику, что забрал меня в трюм — он не был жесток, как полагалось бы обычному буканбургскому пирату. Где-то уже внутри он остановился, решительно развернул меня за плечи. Я честно пялилась, но различала лишь расплывчатый силуэт. И немного света. Остальное — боль.

Провожатый осторожно повернул мою голову вправо, влево. Будто рассматривал. Голос у него был хрипловатый, низкий:

— Глаза уцелели, повезло. Но шрамы, увы, останутся. Эх, а была такая миленькая… — цокнул языком. — Идем.

Взял за запястье, повел дальше, скрипнул дверью, усадил.

Мягко… Я пошарила ладонью. Кровать?.. Отдернула руку.

Начал накрывать душной волной страх.

Я коснулась рукой груди, ища ларипетровую охранку. Ведь она должна защищать, да?..

От внешних факторов. Не от внутренних, Тиль.

Сирены, что чуть не сожрали моих друзей и на которых «Искатель» открыл безжалостную охоту. Аркебуза. Злой Шарк. Его окровавленная фигура и неожиданная ярость Голубинки. Я падаю навзничь и… бьющий крыльями и клювом, рвущий когтями лицо сокол… Мое лицо.

«Останутся шрамы». Я потянулась проверить. Клочья, дыры и… удар током. Теперь я чувствую. Взвыла.

— Руки, — только отозвался мой провожатый, пропавший с незримого горизонта.

И мягко, но твердо опустил их мне на колени.

— Все будет хорошо.

Будет хорошо⁈. Да никогда! Могло быть хорошо вчера утром, когда я привидением тащилась домой… Еще могло. А теперь уже никогда не будет.

Внутренности, скрученные в узел, выстрелили, будто распрямившаяся пружина. Я согнулась от резкой боли. Они больше во мне не помещались, но и прорвать оболочку тела не могли. Дыхание застряло где-то на дне желудка. Сейчас разорвусь в клочья, лопну, как…

Лекари в трактатах называют это «феноменом шока». Организм по-быстрому выбрасывает в кровь лошадиную долю анестетика, чтобы встретить опасность лицом к лицу и победить, ну, а боль оставляет на потом, на сладкое. И вот — теперь отведенный мне анестетик заканчивался. Быстро, неумолимо и беспощадно. Я впилась пальцами в матрас: горло пульсировало неясными толчками, по спине вился струйками ледяной пот, глаза — по-прежнему слепые — пытались выскочить из орбит, и там, снаружи, их словно снова терзали когти налетевшей с воздуха птицы. Вздохнуть сделалось невозможно, я сучила ногами по полу и в мучениях умирала.

О чем я буду жалеть?.. О том, что так и не начала жить, как пела Аврора в своей арии третьего дня…

Взорвавший изуродованное лицо водяной фонтан стал полной неожиданностью. Я дернулась, пытаясь зажмуриться, отбиться, кажется, закричала…

— Спокойно, спокойно, — придержал пират мои руки вновь. — Это цитрусовое зелье. Расходую на тебя судовой запас, глупая. Ну, кто бросается на ближайшего родственника предводителя, а?.. Спокойно… За такое и на месте могли убить. Но судить вас с командором будут позже. Будто вчера родилась.

И он подул мне в лицо. Больно. Я не знаю, текли ли слезы. Или это была кровь. Или зелье.

Я действительно родилась вчера. Когда ступила на палубу этого идиотского корабля.

Судить… Меня и Фарра. Смех и грех. Его даже жальче, ведь всегда судил ОН, и никогда — ЕГО. Его вообще судить было чревато…

Мой неожиданный врачеватель брызгал еще и еще, боль шипела, пряталась в угол, как опасная змея. Промокнул чем-то. Еще и еще. Промокал, мыл, тер, щелкал ножницами. Должно быть, кожу. Я стискивала зубы, чтобы не завопить, но от того делалось лишь больнее. Пару раз взмахнула руками, пытаясь защититься от этого всего, и тогда обнаружила, что у пирата жесткая борода.

— Теперь мазь. Терпи. Или свяжу.

Я едва не порвала покрывало в куски. Лицо снова будто оборвало все связи с мозгом и исчезло. Затем мой мучитель принялся за примочки. Глаза… долгожданная прохлада. М-м… Даже захотелось улыбнуться, пока он обрабатывал щеки, лоб, макушку, затылок — ах, верно, я им тоже приложилась… А что насчет волос?.. Они у меня еще есть?..

Было бы жаль, если бы их состригли вместе с кожей.

В смягченные мазью опухшие губы мой врачеватель осторожно протолкнул трубочку. Приказал:

— Пей.

Я хотела бы сказать ему хоть что-нибудь, элементарное «спасибо» или категорическое «не буду», но послушалась. Рот онемел, жидкость втянуть получилось не сразу. А пират принялся за накладывание повязки на свое творчество.

Где-то прогремел гром.

В холодном мятно-медовом отваре ощущения растворялись, парили, путались. Разведенное ветреное зелье. Легкая доза. Утишить боль души и тела.

Будто второй раз за сутки пережила морозный откат. И снова выжила.

Мне… становилось легче. Ужас бледнел, испарялся, оставались только волны и усиливающаяся качка.

Даже немного… смешно. Могла ли кудесница Тильда, сидя в башне Стольного города, догадываться, что однажды ей повыдергивает волосы сокол в море Белого Шепота, полном сирен?.. Потому что ей взбредет в голову напасть на…

— Он мог убить… моих друзей, — сочла нужным объяснить я, выпуская из губ соломинку.

Двигались они с трудом. И было больно. Но терпимо. Поэтому я добавила, просто чтобы проверить, что могу:

— Лопух.

— Это тебе они друзья. А ему — враги.

— Но без них он не дойдет на край света.

Да. Они слушались, чем дальше — тем лучше.

— На край света? Что ж, значит, в кои веке правду болтают на «Искателе».

Мой невидимый собеседник явно удивился и… обрадовался?.. Но продолжил заматывать мою голову вокруг, добравшись до носа. Морщиться в ответ на отдаленные боли при прикосновении плотного бинта было чревато.

— Вы доктор?

— Судовой плотник и лекарь, — подтвердил он мою догадку.

— И ВАМ поручили меня вести в трюм?..

— Капитан Гэрроу — конечно, скотина, но не настолько, чтобы запретить мне выполнить свой долг. К тому же, приближается шторм, матросы нужны на палубе. Что там насчет края света?

— Так вы не знали, куда мы плывем?

Душа и истерика благополучно отправились на покой. Какое облегчение. И можно было систематизировать накопленную за сутки информацию в процессе дискуссии. Да, говорить неудобно, но после пережитой болевой атаки это все мелочи.

Капитан Гэрроу — «скотина»?.. Неожиданно.

Судовой врач рассмеялся, продолжая колдовать над моей головой.

— Куда капитан скажет, туда и плывем. Обычное дело. Но — на край света?.. Это любопытно.

А мне любопытно, почему любопытно ему… Наверное, следовало бы переживать за Фарра, за Ро, за наше положение, жизнь и будущее… Но… было пусто. Вероятно, мне не хватало благородного альтруизма моих друзей. Исследовать, узнать… вот, что имело настоящую ценность.

И без глаз это будет проблематично.

— Говорите, зрение вернется?

Простерла руки в пустоту. Целитель их ловко поймал, снимая ошметки рукавов и — по идее — рассматривая. В последний раз коснулся головы, принялся за руки.

— Когда я сниму повязку. Сама не трогай.

— Почему вам любопытен край света? Это не легенда?

Я облизала губы языком. Печет по уголкам, как раскаленными углями…

Многие интеллигентные люди считают, что легенда. Я тоже не была никогда уверена, а вот материалист Фарр резко поменял мнение. Женившись на девушке… с того самого света.

— Говорят, там есть маяк. На берегу острова, где он стоит, можно собрать звездную пыль.

Звездная пыль⁈. О ней толковал Фарр в паре с солнечным ветром… Но я уточнила:

— Кто говорит?

— Старики. Книги. Предания. Мерчевиль. Буканбург. Это слишком много, чтобы в этом не было щепоти правды, не так ли?

Руки он тоже протер цитрусовым зельем для начала. Апельсин. Простейшая дезинфекция, хотя в народе зелье и принимают чаще внутрь ради бодрящего эффекта.

— Что такое звездная пыль?

— Пылевые частицы сгоревших звезд. Считается, именно из звездной пыли было изготовлено стекло далекозора Блэквингов. Теперь он хранится в сокровищнице дворца Чудесного Источника.

А вот и неправда. Фарр выменял на него противоядие для Ро, и теперь труба или у Шарка, или у Чака. Компас королевы Мерче, далекозор Блэквингов. Два артефакта древних врагов. Уже в третьем году А о них можно найти первые упоминания, в топольских источниках, задолго до основания Вестланда. Автор источника утверждал, будто один помогает видеть невидимое, другой — найти к нему дорогу. Невероятно! Артефакты снова в комплекте. Плюс зелье морской соли, для которого нужна слизь сирены — Чак упомянул, что ему пришлось ее добывать.

Интересно, как он это сделал.

Но у нас теперь на борту есть собственная сирена, можно собрать слизь и попробовать соорудить эту многоэтажную, легендарную микстуру!

Все вместе это понадобилось дяде, чтобы найти портал в другой мир. Зачем же нам плыть на край света, если для портала все есть?..

Значит, не все. Поэтому и плывем. Чего-то не хватает, и об этом чем-то знают Ро и Фарр, оттого и живы.

Я — «привязка». Маячок, чтобы выйти именно на пространство, в котором скрылся дядя. А не в пустоту, верно?

Как он вышел на Ро. Я попыталась зажмуриться и помотать головой, но вышло плохо и больно. Впрочем, в общую картину все данные укладывались.

Теоретически — возможно.

Звездная пыль и солнечный ветер. Поток заряженных частиц и частицы сгоревших звезд. Заряженные дают сияние в небе. А что дают те, сгоревшие?.. Это…

— А теперь — прости. Я должен выполнить приказ. Вставай.

Он закончил бинтовать руки. Кажется. Мои ладони превратились в сплошные лопасти.

— А вам зачем звездная пыль? — снова с трудом спросила я — после молчания уголки губ спеклись — расставляя лопасти в стороны и надеясь не упасть.

Где-то снова отдаленно грохнуло, корабль дал крен, и я бы свалилась, если бы не доктор. Поймал меня, и я почувствовала, как он пожал плечами. И еще — что он ниже меня и довольно кряжист.

— Частицы подобного рода не могут не иметь особых свойств. Исследовать останки сгоревшей звезды? Я ведь…

— … ученый! — поняла я.

Доктор рассмеялся и легонько хлопнул меня по спине, которая, наверное, единственная не пострадала в схватке с судьбой.

— Тебе болтать много вредно, кудесница Стольного города. Или забинтовать тебе и рот?

— Не надо, — быстро пошла я на попятный. — Я не часто болтаю.

— Оно и видно. Пошли.

— А что вы думаете… про купол? Сегодня в море?

Доктор отреагировал живо.

— Это ларипетра? У… м… жены командора в браслете?

— Да… — мы вышли в коридор, доктор легонько подталкивал меня в спину, задавая направление. — Оправленная в серебро, в Стольном такие украшения назвали «светилкой». Возможно… это реакция? Как у мигмара?

— Стоит проверить. Но ларипетра на вес золота. Если я выну ее из охранки… как бы не оказаться в море, — усмехнулся доктор.

И я почувствовала к нему безусловную симпатию. Последний раз подобные дискуссии я вела с отцом. Девятнадцать лет назад. Эти девятнадцать лет слишком часто преследуют меня со вчерашнего дня. С дня, в который я родилась заново.

Меня охватил неожиданный азарт. Мир может творить, что ему угодно, а для меня открыты все дороги, которыми я захочу пойти.

— Могу отдать вам мою. Пока я все равно не смогу провести опыты. Меня же как бы заключают под стражу в ожидании суда. И еще я временно не дееспособна. Но это все временно, доктор. А как закончится — я заберу свой артефакт.

Чем больше я говорила, тем меньше было больно. Оказывается, стоит просто поменьше молчать, а не побольше.

— Мигмар при встрече с морской водой ее адсорбирует. Ларипетра, оправленная в дерево — создает ментальный купол, нейтрализует создаваемые сиренами импульсы. А ларипетра, оправленная в серебро, встречаясь с морской водой… создает не ментальный, а буквальный купол… Такое возможно?

Дерево, конечно, не обычное, а с друидской резьбой. Полагаю, народ непосвященный приписывает это некой магии, но… я помню, как мама, рисуя этот узор, твердила, будто в нем заключена душа леса. Это… не волшебство, это наука. Потому и Чак смог научиться говорить с деревьями, пусть он не друид. Дело не в происхождении, дело не в том, кто, дело к том, как. Надо спросить Ниргаве. Отправить Голубинку…

Но птицы теперь запрещены. Возмутительно!

Хотя — дерево само по себе диэлектрик. Пока не намокнет…

— Здесь лестница, развернись, — приказал доктор после продолжительного молчания.

Пока не намокнет! Пошарила ногой. Вот, пустота. Люк, должно быть.

Разминала губы беззвучной артикуляцией. Чтобы не было снова больно.

— Береги руки. Я попробую проверить.

Ладонями опираться на деревянные переборки оказалось испытанием, пусть и терпимым. Доктор не пожалел цитрусового и ветреного, плюс мази… Обезболил как следует. Что не значит, что завтра я буду в порядке.

Завтра можно будет лезть на стены.

Но при качке спускаться было сложно, меня то и дело впечатывало куда-нибудт, а потом я и вовсе свалилась на пятую точку.

Когда ребята упали в воду, деревяшки намокли. Следовательно — потеряли изоляционные свойства. Выходит, они должны были видеть своих демонов. А как повела себя ларипетра?.. У них — светилась. Она в принципе светится на свету. Возможно, дело в обычном преломлении света. Но у Ро — создала купол. Серебро — отличный проводник. Получается…

Я попыталась бинтованной «лопастью» найти охранную подвеску. Дернула, но снять не вышло. Пришлось попросить доктора:

— Возьмите сами, я не могу снять.

Доктор расстегнул ремешок, прикоснувшись к моей шее грубыми пальцами. И тяжесть подвески исчезла. Я тут же услышала:

— Ну и идиот из тебя, Тильда, отдала сокровище первому встречному, который даже не знаешь, как выглядит!

Мой первый белый мотылек. Я засмеялась.

— Я тебя не вижу, но рада, что не буду одна. Мне нужно разминать мышцы лица.

— Ты не будешь одна, — как-то странно ответил доктор. — Там есть командор. И не перестарайся.

— Фарра тоже забрали! Надежды нет! — вопил мотылек.

Бедняга. Его даже не утешает разгадывание загадок, как меня.

— Теперь будешь уродиной!

Грустно, но… не критично. Я и раньше о красоте не задумывалась, а с лицом или без для Чака я — пустое место. Я похолодела. Чак! Нельзя думать о нем! Ведь тогда…

— И Ча…

Я поспешно перебила,.обращаясь к доктору:

— А что с птицами? Теперь писем писать не получится?

Взмахнула рукой и во что-то врезалась. Еле слышный возмущенный ах и шмяк свидетельствовали, что я смела мягкого мотылька. Да. Все-таки белошепотовские аномалии осязаемы.

— Вероятно.

Я закусила губу. И вскрикнула. Больно!

— Завтра обезболивающее перестанет действовать, — усмехнулся голос доктора. — Ты береги себя.

Я знаю. Эх.

— Можно было бы написать письмо Ниргаве, она из топольцев. Моя Голубинка ее знает. Ниргаве знает, что означает вензель на охранке: этот узор используют в Тополе. Возможно, это что-то расскажет нам о свойствах ларипетры. Когда до нее добирается ток.

Ток. Поток заряженных частиц. Солнечный ветер. Как реагирует ларипетра на него, если при встрече с воздействием сирен, серебром и морской водой…

Дух захватывает, как много мы еще не знаем об окружающем мире! Я напишу трактат, как только с рук сниму бинты.

— Подумаю, что можно сделать.

— А я узнаю про… звездную пыль у командора.

— Тебе сюда. Мы пришли.

Но у меня еще оставались вопросы.

— Почему вы помогли мне? А не Седрику Джарлету?

— Я оказал ему первую помощь. Остальное терпит.

Я вздохнула.

— Передайте ему мои извинения. Я не собиралась его… уродовать.

Доктор тихо засмеялся.

— Думаю, он вас тоже. Господин Джарлет… не просто так заслужил уважение Буканбурга. Ума не приложу, что с ним случилось сегодня.

Месть. Ненависть. Вот, что сводит людей с ума. Не сирены. А собственные страхи, обиды и злость: все, с чем мы никак не можем согласиться, но с чем ничего не можем поделать. Как говорила Ро, «мы должны принять, что чего-то не сможем принять никогда».

Я вспомнила ее бледность. И силу страхов. Даже за пределами моря Белого Шепота она их знала и слышала…"Я не могу принять тысячу вещей', «и мне их учить!», «ты собралась учить их, как справляться со страхами? Ха! Самозванка!».

Как она там, совсем одна?

И чего боюсь я?..

— Ты боишься, что Чак узнает, — ответил белый мотылек.

Доктор подтолкнул меня вперед, пахнУло влагой — обоняние надежно защищала повязка, и впервые можно было порадоваться ее наличию. Бедный Чак. Милый Чак…

Когда месть становится смыслом жизни…

— К вам пополнение, командор. Завтра навещу тебя, кудесница.

— Тильда?.. Тильда! — услышала я сначала неуверенный, а после — пораженный возглас Фарра.

И звон кандалов. Приехали. Трюм для рабов, как он есть. Судя по книгам — узкий сырой колодец с решеткой на палубу, чтобы удобнее было сбрасывать еду. Я задрала голову кверху, но ничего не увидела, конечно.

Скрежет запираемой металлической двери. Пошарила руками вокруг себя. Пустота.

— Выглядишь, как Аврорина Соция, — попытался пошутить Фаррел.

Мы никогда не плакались друг другу. Кроме того самого дня, когда втроем рыдали. Хотя, рыдали Ис и я. Не припомню слез на глазах Фарра после того, как он вернулся с поисков «Сциллы».

Фарр тоже… бедный. Всегда… один, гордый, одинокий и сильный. Кого удивит, что он наглухо зачехлял душу в черное? Я никогда не думала об этом.

А теперь кандалами гремит.

С людьми, кажется, вообще сложно. Почему я раньше не замечала? Всюду чувства, всюду истории, всюду недосказанное. Ничто не является тем, чем выглядит. Опасно, словно на поле, полном коровьих мин.

Только с наукой и книгами можно что-то знать наверняка. Да. Я непременно напишу обо всем.

— Я… могу сесть? — уточнила я. — Безопасно?

Куда удобнее быть бравым, и делать вид, что все идет как надо. Негласный принцип нашей дружбы.

— Как тебе сказать. Где-то тут бегала пара крыс, всюду разлагается прелая солома. В углу гниют испражнения наших недавних предшественников.

— Какое счастье, что я могу дышать только ртом.

— Завидую твоей броне, мне не выдали.

Я оглянулась вокруг, скорее по привычке — по-прежнему тьма.

— И еще тут сирена. Пока она в отключке, но зубы у нее по-прежнему острые.

Я так и подскочила на месте. Ее принесли сюда⁈.

Но что, если… мы незаметно соскребем слизи?..

— Тебе стоит признаться Чаку, — объявил решительно наглый мотылек. — Только он вас может спасти теперь, ты ведь понимаешь?

Ах! Совсем вылетело из головы… Чем мне грозит снятие охранки… А думала, что не подвержена эмоциям! Была уверена!

Я так планировала! Я же веселая, я же счастливая, я же…

— Где твоя защитка⁈ — напрягся Фарр.

— Отдала… доктору.

Дотронулась своим «веслом» губ — болели. Но что я там почувствовала?.. Только хуже.

Грохот цепей.

— Вы с Авророй обе такие беспечные! Что сестра, что жена! Зачем⁈

Жена?.. Ха. Сестра я ему с детства, а вот то, что он молодожен, я и забыла… Бедняга, вот так первая брачная ночь у него будет… В кандалах. Эх. И жена под замком.

— Тиль? — требовал ответа дражайший Фаррел Вайд.

Контролер несчастный. Ро мне тоже жаль.

— Для опытов. Да брось, мы в же в трюме, до моря при всем желании не доберемся. К тому же, он безобиден, разве не видишь? Я не вижу, но ты-то видеть…

— Их тут штук десять кружит. И вид… скажем так, я не слишком люблю мохнатых бабочек величиной с кулак.

Ого. Десять.

— А Фаррел тебе наврал, — отозвалась одна из десяти мохнатых бабочек величиной с кулак. — Он тебе не друг!

Я рассмеялась.

— Вы всерьез думаете, что я в это поверю?.. Такие жалкие обидки? Наврал, но все врут. Все живут, как могут. Он хотя бы хотел, как лучше.

— Чак тоже хотел, как лучше. А ты злишься и сама себе врешь, что его забыла.

— Забыла Чака? О чем это они?.. — вмешался Фарр.

Нет… Такими темпами они все же сведут меня с ума. Говорить с тысячей голосов и не видеть ни одного — это уже шизофрения, господа. Даже если их не тысяча, а десять плюс один. Я стою в кромешной темноте, и мои руки — это просто лопасти, что даже не могут помассировать ушибы… И, вдобавок ко всему, где-то здесь — раненая зубастая сирена, что в любой момент может прийти в сознание.

— Она влюблена в Чака Кастеллета. Потому и помогла Странникам бежать из города.

— Что⁈

Кандалы зазвенели, тело ударилось о стену совершенно отчетливо. Я поморщилась, и лицо снова на миг обожгло огнем под повязкой.

— Слушайте… Помолчите, все.

— Ты и тогда так делала. Просто закрыла на замок.

— Но это так не работает.

— Вычеркнула родителей, будто их не было.

— Думала, так проще.

Думала. И это правда работало. Их не вернешь — я и закрыла эту страницу. И жила дальше. Хорошо жила, кстати. Почему же теперь это верное счастье трещит по швам⁈

— У тебя внутри дыра. Не чувствуешь?

А теперь оказывается, что, может быть, зря закрыла… Что надо было, наоборот, подбивать Ис на экспедиции, брать все в свои руки. Что Фарр не просто так вечно выступал против королевских идей наконец сделать это.

— А чувствовала. Еще вчера вечером.

— Нет, это потому, что Чак разбил ей сердце.

— И Фарр разбил тебе сердце. Наврал, что родители мертвы!

Он не мог иначе тогда. Он сам не понимал…

— А они живы, ведь живы, Фарр, да?

— Просто он хотел быть героем.

Он и есть герой. Не верь, Тиль!

— Просто ты хотела верить, что все просто. А не искать решений.

— Ты так всегда делаешь. Живешь, как пойдет.

Ветреное зелье будто ушло на всю эту борьбу. Мне жутко захотелось заорать и затопать ногами. Все же, это работает. Плевать. Я осторожно опустилась на подозрительный пол, сосредоточиваясь на координации, забивая на все эти голоса.

— Ты их больше слушай, — пробормотала я Фарру.

— Поверь, я знаю, до чего они могут довести. Как ты?

Тогда. Девятнадцать лет назад. Маленький мальчик. И голоса. Свои, чужие, пугающие, сводящие с ума.

— Жить буду. Тяжело… было?

Фаррел грузно запыхтел, звеня кандалами.

— Для мальца — немного.

— Для взрослого тоже. И не немного. Я видела сегодня всего одну Ро. И уже… этого достаточно. Она ведь сильная, Фарр. И даже она.

Помолчали.

— Мы… выберемся, — сказал Фарр почти уверенно.

Я расхохоталась. И сразу волнистым эхом по всему телу и голове — особенно — полетели острые камни, вспарывая, ударяя и падая.

— Конечно… — просипела, сгинаясь пополам снова.

— Тиль… морские медведи тебя задери… я не могу помочь… Ты… держись…

Я пробормотала в темноту:

— Ты сам… цел?

— Цел, но немного ограничен в… движениях.

— Так ему и надо! — запели мотыльки размером с кулак.

— Так вам всем и надо!

Но я в такое не верила. Может, немножко — иначе они бы этого не говорили — но у меня слишком много дел, прежде чем помирать. Ларипетра. Звездная пыль. Электрическая проводимость.

— И не пытайтесь, — покачала я головой. — А вы… можете его освободить?

— Что⁈

— Тогда он мог бы помочь мне.

— А…

— Мы ведь с вами одно целое, разве нет?.. Нам надо выжить.

— Ты все равно останешься слепой.

— Не останусь.

— Со шрамами. Уродливая.

— И Чак на тебя даже смотреть не станет.

Я вздохнула. Вот имя Чака… мне было его жаль. Мне было себя жаль. Мне было нас жаль. Вообще, людей. И только с ларипетрой путь был… кристально ясен.

Даже всхлипнуть толком не получилось — через рот вышло как-то невнятно.

— Тиль… ты правда… О Видящий… Но чем, чем он вам так нравится?

Я попыталась своими лопастями схватить себя за плечи. Меня пробило морозом. Вот еще не хватало. Подобрала под себя ноги по-турецки, закачалась. Так легче.

— Ро нравишься ТЫ. Даже не сомневайся. Почему Жан-Пьери не могут переместиться в портал сейчас? Им нужна… звездная пыль? Это… что-то не так со стеклом далекозора, да?

Как я раньше не догадалась! Ведь доктор сказал — на маяке на краю света пыль, из нее сделано стекло далекозора. Дядя им воспользовался и сбежал. Фарр погнался, вернул далекозор и теперь этой переменной для уравнения недостаточно. Зачем еще плыть на маяк, как не за сырьем для стекла далекозора?..

Фарр фыркнул.

— Тебя, похоже, тоже надо брать в тайную канцелярию. Да, Ро его разбила… при нашей встрече.

— Некуда тебе теперь брать. Расскажи, — потребовала я. — Все.

— Все⁈

— А как же. То, что рассказала Ро, что было девятнадцать лет назад, что прочитал в архивах дяди… Все.

— Но это долго!

— А мы разве спешим?.. Расскажешь — и тогда, — я махнула туда, где должны были находиться воображаемые мотыльки размером с кулак, — они тебя освободят. Идет?

— Ну, ладно. Идет, — ответил один из мотыльков.