Глава 17 О предсвадебном обычае Гудру, честности и плане, что пошел наперекосяк

Остров Гудру, восьмое орботто.


Кастеллет ворочался рядом на шкурах, а я думала. О маме. О деревянной коробке. О прыжках в море с обрыва. О смерти короля Басса. О том, как я докатилась до жизни такой. О Фарре и Ро. Что сами еще не знают, как счастливы. Впрочем, Фарр как раз знает. И о всей этой безумной земле, где живут и что-то делают такие разные и такие одинаковые люди. Кто мы на ней?.. Маленькие разноцветные букашки, которые страдают и терзаются… с точки зрения Вселенной — преходящими мелочами.

И каждый имеет на то право.

И каждый…

— Тиль, не спишь? — ворвался в мои размышления голос Кастеллета.

Это у него уже начинало входить в привычку.

— Думаю.

— Думаешь?..

— Да, знаешь — люди порой этим занимаются, — внезапно вспылила я, поворачиваясь на бок, чтобы недовольно посмотреть в его бесстыдную рожу.

Зря, вообще-то, и незаслуженно. По крайней мере, в данный момент. Сама не ожидала.

Может, я надеялась, что однажды мы тоже вот так… будем не знать, как счастливы. Но это невозможно — и ты это знаешь давно. Так что нечего яриться.

— Не будь злюкой. Тиль… — причина моих бед заложила руки за голову и вперила взгляд в свод шатра, будто это было звездное небо, — ты любила когда-нибудь?

Я задохнулась. Что?..

— Да! — с готовностью откликнулись мотыльки. — Конечно!

Я ударила кулаком о шкуры и села. Замахнулась рукой на эти летающие белые клубки, отражающие с легкостью лунный свет, просачивающийся сквозь вход шатра, будто огромные неповоротливые светлячки. Они так стайкой наружу и выпорхнули, сделалось почти темно.

Но ненадолго: Алиса сонно вытаращилась на меня и замерцала не хуже любого кристалла. От мерчевильского украшения пошли блики по стенкам шатра; я нахмурилась, и край маски уже привычно впился в лоб.

— Если уж на то пошло — а ты любил, Кастеллет?

Он, кажется, удивился. Даже повернулся и приподнялся на локте. Отблески Алисиного сияния отразились от его небритого пару дней и… накуксившегося лица.

— Я ведь тебе говорил! Ты забыла⁈

Дурак. Идиот. И еще имеет наглость спрашивать… Пожаловаться у него настроение, значит. А я что — деревяшка? Друид и дерево — не одно и то же, даже если наполовину.

— Ты никогда не любил Ро, — отрезала я жестко. — Если бы любил, не травил бы. Не обманывай себя.

— Я… ради ее же безопасности…

— И ради ее безопасности шантажировал того и тем, кого она любит⁈ Знаешь, что значит любить? «Любить — это когда ее улыбка значит все на свете» — а ты что?

Если следовать Вайдовскому принципу, я не люблю Кастеллета. Потому что такие разговоры к улыбкам не ведут. Что ж, даже и лучше. С влюбленностью справиться проще: если ее не подпитывать, она просто умира…

Чак взял и улыбнулся. И у меня в голове мгновенно сделалось пусто.

— Чтоб тебя морские медведи сожрали, — неожиданно наконец выругалась я, еще и вслух.

Замялась и… легла обратно, заложив руки под голову так же, как этот разгильдяй, потому что выскакивать наружу было бы глупо, как ни хотелось. Мне теперь с ним не просто шатер, мне с ним жизнь делить. Уставилась в потолок. Блики пропали. Сделалось почти темно.

Люблю. За что мне это⁈

И собиралась влюбить. Совершенно неверный метод. Когда любишь, намеренно и безжалостно влюбить не сможешь.

— Ну, ладно тебе… Это все равно уже не имеет значения. Потому что она теперь Вайд, еще более законно, чем прежде и… ну, в общем обманывать себя нечего. Моя любовь безответна — ничего не поделаешь. Но это красиво. Создает такой… романтический благородный ореол, знаешь… Который я с честью буду носить…

Благородный ореол. Сам орел. Вот какой из него…

— … переживу — от безответной любви не умирают.

Я засопела. Не умирают. Эмпирически доказано.

— Не надо мне тут откровенничать, я тебе «не друг».

— Но мы завтра женимся. А брак без честности — это же ночной кошмар.

Ха! Фырканье получилось неудачным и вышло через нос.

— Ты — и честность? Это совместимо?

— Тогда хотя бы ТЫ будь честна. Что скрываешь ТЫ? — Кастеллет пропустил мой выпад мимо ушей и все перевернул по-своему.

Как всегда. Гад. Жизнь мне тоже перевернул, и не замечает. Что я скрываю⁈.

Я хотела скептично усмехнуться, но вдруг… расплакалась. Е-мое! Вот уж не ожидала. Кастеллет зашевелился, шуршанул шкурами и… обнял меня.

— Тиль… ну, чего ты? Испугалась, трусишка?

— А ты думаешь… это вы привычны… а я… а я домой хочу-у… — тихо пробубнила я у него на груди, даже не предпринимая попыток оттуда выбраться.

— Ну, ну… — он нежно гладил меня по голове, и, если опустить прошлое и будущее, момент был идеальным. — Вернешься ты еще в свою башню, к своему старому клену, к розовым горшкам…

Я заскулила еще сильнее. Моя башня, мои розы…

— Их теперь никто не поливает…

— Вернемся и посадим новые.

— Вернемся? Ты шутишь⁈ Мы же с острова выберемся. О камни разобьемся. А даже если нет — еще на конец света плыть, а там солнечный ветер, звездная пыль и еще Видящий знает чего…

— Тиль! — засмеялся Чак теплым дыханием мне прямо в макушку. — Нечто думаешь, не справимся? Заря, я, темнейшество — мы все прожженные герои! Ты сама сказала!

Ну… он был прав. Я хлюпнула носом. Жених осторожно нащупал завязки маски у меня на затылке, распустил, снял, промокнул слезы Видящий знает откуда взявшимся платком. Приложил к носу.

— И тебя вытащим, трусишка. Ну, давай.

— Чего?..

— Высморкай это все. Неужели мама так не делала? — он пару раз легонько нажал на ноздри сквозь платок. — Моя говорила «давай продуем нос». Ну?

Прозвучало смешно. Я тихо засмеялась сквозь слезы и послушалась уговоров — «продула нос». Его и правда заложило. Вот одна из причин, по которым всегда избегала плакать.

Я отобрала платок и закончила дело сама. Насколько это было возможно. Прогундосила:

— Что стало с твоей мамой? — я ведь ничего о госпоже Жан-Пьери не знаю.

— О, это давняя история… И не очень веселая. И — увы — на перемену ее конца нет шансов, как у твоей.

— Вот знаешь, Чак, когда ты говоришь вот так — ты будто правда мужчина.

— А я не «правда мужчина»?

Было странно вот так говорить в темноте, разглядывая только легкую, будто звездную пыль в воздухе в узкой полоске лунного света. И шкуры, и угадывающиеся очертания наших ног под ними. Алиса уснула, наверное, и больше не искрила. Мотыльки тоже не нарушали ночного покоя, если это так можно назвать. Легкий ветерок трепал полу шатра, и свет порой показывал призрачно белую руку Чака, которая по-прежнему покоилась на моем плече.

— В большинстве своем ты ведешь себя как капризный испорченный мальчишка.

Чак негромко хохотнул. Снова мне в макушку. Так лежать на нем было уютно и тепло. В конце концов… могу себе позволить. Тем более, что народ Гудру требует от жениха и невесты «спать вместе» перед свадьбой. Требования идеально удовлетворены.

— Шарк тоже так говорит.

— Почему?

— Почему так говорит?

— Нет, почему так себя ведешь?

Чак не ответил. Было слышно, как где-то совсем рядом по-лягушачьи трещит ночной козодой.

Я переспросила в тишине:

— Чак?..

— Тиль, это уже… слишком. Лично.

Я вывернулась, вытащила ларипетру из корсета и посветила ему в лицо. Кастеллет отпрянул от неожиданности — кристалл вдруг загорелся особенно ярко.

— И это благодарность за утешение! Тиль! Ты от братца научилась фокусам допроса⁈

Мы расхохотались, какое-то время боролись — я пыталась засветить ему в глаз, а он — уклониться и одновременно вырвать кристалл.

Но… снаружи раздался хруст ветки и кашель. И никаких козодоев. Мы прервали нашу возню, я как обычно — замерла. Так вышло, что под Кастеллетом. Весьма… гм… неудобно. Он отодвинулся, я села, и мои стремительно краснеющие щеки больше не защищала маска. Начала шарить по шкурам в ее поисках. Раздался голос Ро, но от сердца не отлегло, будто мы занимались чем-то противозаконным.

— Ой, я услышала, что вы не спите… Тиль, принесла тебе знаешь-что. Я не трогала, это ведь твое.

В щель просунулась ее рука с маминым кладом. Едва я несмело перехватила, как Аврора отпустила и исчезла. Коробка вывалилась в шкуры нам на ноги. Я поспешно высунулась из шатра и приглушенно позвала:

— Ро!

Ее быстро удаляющаяся фигура остановилась и обернулась. Прозвучала виновато:

— Простите, что помешала… Но я не думала… И — рада за вас, Тиль.

Послала воздушный поцелуй и побежала обратно к себе, хихикая. Мда. Я так и осталась сидеть с головой снаружи, ногами — внутри.

Это как бы я за них рада, а я — что… А мы — что…

— Слушай, а ведь это идея… Давай так и сделаем, Тиль?

Я влезла обратно, тряся головой и сгоняя наваждение.

— Что?

Огладила коробочку. Подсветила потерянной в играх ларипетрой.

— Притворимся, что влюблены. Идеальное ведь решение — и как я не догадался!

Он серьезно⁈ Я подняла полный ярости взгляд.

— А ей и притворяться не надо! — имел несчастье влететь в шатер один мотылек.

— Убью, — процедила я не то ему, не то Кастеллету.

Перевела взгляд с пораженного человека на заметавшегося под потолком пышку-мотыля. Сузила глаза:

— Пришпилю в блокнот и буду изучать. Давно хотела. Хоть одного.

— Так я… это… — залепетал бедняга, бочком двигаясь к спасительной лунной полоске света. — Не помещусь… блокнот у тебя слишком маленький…

Я провела ладонью по лицу. Случайно нащупала борозды шрамов. С шумом выпустила воздух, поспешно накрыла ладонями сияющую ларипетру, упуская коробку на мягкие сбитые шкуры. Шаловливая рука мигом потянулась к ней.

— А что за коробка?

— Сначала подай маску, — глухо попросила я.

— Зачем…

— Я тебе говорила уже — что запрещаю смотреть на мое лицо. И до, и после свадьбы. И… вообще.

Чары с оглушительным звоном разбились вдребезги, мы вновь сделались теми, кем мы есть.

— Тиль… Ну, трусишка…

Несмотря на просительный тон, жених маску все же подал. Пока я сердито завязывала тесемки на затылке, он слямзил светящийся кристалл и принялся внимательно рассматривать коробку.

— Кажется, это шкатулка с секретом. И узор… Твоей мамы?

Я поджала губы. А я — «коробка». Разумеется, шкатулка! С секретом, ну любой ведь поймет, что раз замка нет, значит, есть секрет! Тильда! Ты ведь видела такие на картинках, а не догадалась… Зажмурилась, кивнула. Как же я зла на себя! Сжала кулаки. Надо успокоиться… Все… все придет в норму.

Кастеллет крутил шкатулку, осторожно нажимал пальцами то тут, то там. Встряхнул. Покосился на меня лукаво:

— Оло будет не в чем нас упрекнуть, тем более, у нас есть свидетели.

И подмигнул самым вопиющим образом.

— Мы провели ночь вместе.

— Она еще не закончилась. Дай сюда, — требовательно протянула я ладонь, но зря, совершенно зря.

Кастеллет отпустил мне воздушный поцелуй, будто у Ро только что подсмотрел.

— Это тебе не королевский двор, да? И не библиотека. Тиль, это жизнь — просто принимай как есть. Надо ловить момент, и им жить, потому что это все, что у нас, по сути, есть. Посмотрим…

Внутри что-то щелкнуло.

— Только не сломай! — придвинулась я поближе, мигом забывая все обиды. Он нашел первый секрет! — Пишут, что иногда они самоуничтожаются, если неправильно…

— Нет, эта просто с секретом. Но не одним. Нужен хороший свет, бумага для записей алгоритма, удобный стол… Я ее открою — непременно. Ты знаешь, что внутри?

Я было потянулась забрать мамино имущество, но жених преградил мне дорогу:

— Тебе некуда спрятать — твой корсет не выдержит нагрузки. А у меня нагрудные карманы большие.

Я наморщила нос. Он намеренно дразнит меня! Чак потянулся к своему сюртуку, сложенному в голове. Вытащил, распрямил.

— Отличная вещь, мерчевильские портные знают толк. Смотри.

И продемонстрировал мне хитро закрывающиеся на сплошной замочек два кармана. Потрогала. Один не был пуст. Что-то… круглое, плоское…

— Что там?

— Будешь много знать — скоро состаришься.

— Это же компас королевы Мерче, верно⁈

В свете ларипетры Чак сузил глаза, чем и выдал себя. Я бросилась вперед:

— Ты носил его с собой все время⁈ Ну, дай посмотреть! Это же такой артефакт!

Но вместо сюртука въехала ему только в грудь. Он посмеялся надо мной и любовно поправил снова съехавшую маску.

— Не дам. Все свое ношу с собой — таков девиз профессионального мошенника. Давай спать, трусишка. Завтра большой день.

Я надулась, оставшись ни с чем: мой неуважаемый супруг спрятал шкатулку — достаточно плоскую, чтоб поместиться в карман, но… громоздкую для корсета, увы… Сложил сюртук обратно под голову и улегся на импровизированную подушку, закрыл глаза, как ни в чем ни бывало.

Вот уж правда… Мошенник… Все стырил, еще и идиоткой выставил… Алиса покосилась на меня. Насмешливо и бесшумно высунула язык, подобно подколодке. Покосилась на сияющую ларипетру. Свет ей мешает… Или ему… Скажите, пожалуйста… Я скорбно затолкала кристалл на место и отвернулась к «стенке».

Ничего я не идиотка. Просто надо уснуть. Да. Слишком много событий за раз, вот мозг и не успевает. Я просто дезориентирована — ничего страшного не произошло, несмотря на все предсвадебные обычаи Гудру.

Закрыла глаза.

«Все свое ношу с собой» — хорошая фраза… Надо будет в следующий раз брать серапе и калебас… Привязать его на пояс, что ли… Пояс был бы полезной вещью, если туда же присобачить ларипетру, спрятанную в серебряную оправу…

* * *

Разбудил меня солнечный луч: он настырно лез в щель между шатерными полами. Я потянулась. Обнаружила, что ни красного сюртука, ни его хозяина внутри нет. Выглянула наружу. Зажмурилась. Но, к моей радости, солнце больше не слепило так болезненно, как прежде. Моргая, привыкая к свету, увидела его.

Чак сидел на пригорке., жевал травинку, смотрел в горизонт, за которым поднялось уже солнце и… выглядел непривычно серьезным. Я тихо вылезла, разгладила волосы на ходу, подошла, поинтересовалась из-за плеча.

— Что делаешь?

— Думаю. Люди иногда занимаются таким, знаешь, — он оглянулся и весело подмигнул.

Я замерла, он, пользуясь моим замешательством, легко вскочил на ноги и не менее легко коснулся губами моего лба. Что⁈. Заглянул весело в глаза:

— Как спала, трусишка?

Я заморгала. Поправила маску на всякий случай. Нахмурилась.

— Почему ты называешь меня трусишкой?

— Ну, дознаватель называет же Аврору «заря». Надо ровняться.

— Так то «заря» и то дознаватель! Ты что же, вот это додумался за ним все повторять?

— Не все. Только самое лучшее.

Чак взял меня за руку и потянул вниз, к деревне.

— Вайды уже там. Все ждут только тебя. Готова выйти замуж?

Мне ничего не оставалось, как поджать губы. Выйти замуж. И прыгнуть с обрыва в море. Это ведь легкотня, верно? Это ничего страшного. Мама тоже сделала и одно, и второе.

Мы шли сквозь высокую траву замечательного цвета аспарагуса, гладкую и нежную, как… кожа сирены, чего уж тут душой кривить. Для острова Гудру — самое подходящее сравнение. То ли сегодня росы не было, то ли она уже высохла. Мне было немножко жаль, что на мне высокие топольские сапоги, и я не могу побежать по этому пригорку босиком. Скоро мы выйдем в море, если судьба улыбнется, и тогда никакой травы… Я завороженно касалась ее ладонью.

— Не молчи, Тиль. Хотя бы смотри на меня, как полагается невесте. А не на траву.

Пф-ф! Я расхохоталась и повернула голову к жениху:

— И как полагается невесте смотреть?

— Мы договорились ведь играть влюбленных.

— Ничего мы не договорились!

— Посуди сама… Ро, а значит, и Фарр, уже верят, народ Гудру — тоже. Теперь Ро не будет думать, что я по ней страдаю, Фарр — ревновать, туземцы не станут смотреть косо, и мы легко упорхнем…

Ха. Мотыльки играли с Алисой в догонялки в этой самой траве цвета аспарагуса. И он — настолько же легкомыслен.

— А как же «романтический благородный ореол безответной любви»?

Чак пожал плечами.

— Я подумал, что лучше уж взаимная.

— Взаимная и придуманная — разные вещи.

Вырвав руку, я широкими шагами пошла вниз, пиная траву цвета аспарагуса сапогами. У меня ведь… есть, а у него нет. И как играть? Это не игра! Ни за что!

Кастеллет догнал меня бегом, подхватил на руки, игнорируя, что я вырываюсь, царапаюсь, почти кусаюсь… Перекинул на плечо, смеясь.

— Я был неправ, Тиль. Я был очень неправ.

Опа. Приехали. В тысяче вещей, но что он имеет в виду сейчас?.. Его смех я ощутила всеми органами, будто из его тела вибрация перетекла в мое. Это почти… как говорить с деревьями. Так… куда больше, чем друзья навек даже!

— Когда ты вот так превращаешься в каменную статую, это очень мило. Но и не надейся, что я скажу, в чем и когда. Во всяком случае — не сейчас и не сегодня.

— А как же… «быть честным в браке»? — пискнула я жалобно, болтаясь за его спиной.

— Честность значит не обманывать. Я разве обманываю? Я просто говорю не все.

О, в этом он спец! Я попыталась лягнуться, но держали меня крепко, тогда я затарабанила руками его по спине.

— Тиль, что случилось с той рассудительной и сдержанной девочкой, выросшей во дворце Чудесного Источника?

Я обмякла. У меня не было доводов. Я просто плыла по течению. Среди высокой травы цвета аспарагуса. И мне подмигивали мотыльки и оранжевая летающая ящерица.

— Королева друидов идет! И потомок Сваля!

Кастеллет осторожно спустил меня с плеча и прошептал:

— А вот теперь… притвориться точно придется. Давай руку.

Мы вошли в деревню, всю украшенную причудливыми композициями из ярких оранжевых цветов вроде огромных колосьев. Массангея! Это же бромелиевые, расслабляющие свойства отвара из их растолченных листьев используются в сыворотке правды. Вот, что следует изготовить. В моей семейной жизни сыворотка правды личной не будет. Я лукаво покосилась на Кастеллета, вышагивающего со мной между полунагих туземцев с красноватыми волосами так, будто мы на приеме Исмеи. Ну, или в Золотом доме.

— Да, такой взгляд очень подходит, — прокомментировал он нежнейшим и тишайшим голосом.

И под локоть ведь как держит, и сюртук оправил, и волосы зачесал… Ну, хоть сейчас к дуче заявляйся. Верно, пусть у него не было воспитания при дворе, но он стал эрлом, втерся в доверие мерчевильского сената… Он умеет держать себя в обществе — тут и удивляться нечего. Даже если это общество — фанатичные маньяки, люди Оло.

Сзади к нам пристроились двое. Возможно, те завербованные «крепенькие мужички». Затем — Вайды, Фрида, Вир и Бимсу.

Мы направлялись к Оло, стоявшему возле того дедка, восседавшего в деревянном кресле, которого вчера я видела лишь издалека. Вождь народа Гудру.

— Королева друидов, — шатаясь, поднялся вождь с кресла. — Рад приветствовать тебя.

Верно. Яд желтого тумана.

— Я много слышал о тебе от сына и народа. И вот — наконец — вижу тебя.

Улыбка вождя казалась вполне себе искренней. Татуировка на нем была — увы — но в целом он казался добродушным, одеждой от людей Гудру не отличался. Точнее, ее наличием. Тоже только повязка на бедрах — стыдоба, и неудобно ведь. Да и по ночам холодно тут, пусть и остров теплый. Кстати, любопытно, не очередным ли течением этот микроклимат обусловлен. Ведь мы так далеко на северо-запад от Мерчевиля — последнего оплота империи в море Белого Шепота.

Я поклонилась, по-прежнему опираясь на локоть Кастеллета.

— Для нас честь быть гостями вашего острова, вождь.

Имена, кажется, у них в принципе не в чести. Оло, Фрида, Анарха — кого мы еще знаем?.. Да никого.

Кстати, о Фриде… Она правда будет бежать с нами при живой матери?.. Ну… прожженные герои решили эти вопросы, я надеюсь.

— Потомок Сваля сказал, что вы желаете провести торжественную церемонию возле алтаря, чтобы заявить о том, что сочетались браком.

Ох. Мы ведь уже «сочетались». Мне почудилось, что на щеки снова наползает румянец от этой мысли. И это его «притворимся». Что же считается, а что нет?.. Мы муж и жена? Жених и невеста? Друзья? Никто? Что сплошная правда, а что — абсолютный обман?..

Я кивнула через силу.

Аврора первой крикнула что-то вроде «долгой жизни королеве друидов и потомку Сваля!». Туземцы подхватили, взрываясь аплодисментами. Я оглянулась на брата. Он тоже хлопал в ладоши, а поймав мой взгляд, поднял брови. Будто спрашивая: «все в порядке?». Милый Фарр… Даже сейчас печется о «счастье» одной из «сестренок»… Золотая душа. И я улыбнулась и кивнула, невольно поддерживая обман Кастеллета. Пусть думает… Раз Чак решил играть, пусть Фарр не беспокоится. Может быть, в игре вовсе стираются границы правды и лжи, и я перестану мучаться вспышками «любви» и «улыбок».

Мне мучаться в принципе не свойственно! Я вздернула подбородок. Как королеве и подобает.

— На острове Гудру подобные церемонии совершаются в священном месте. Мы начнем там, а после отправимся к алтарю, — сказал вождь, когда хлопанье в ладоши и крики восторга утихли. — А после — вы сможете выбрать место, где построите дом.

Оло поклонился.

— Мы проводим их, отец. Отдыхайте.

Как пару, нас проводили… к носилкам, усыпанным все теми же оранжевыми массангеями. Я собрала их в букет: пахли цветы опьяняюще.

— Это афродизиак — ты знаешь? — спросил Кастеллет с хитрым прищуром.

Я собиралась его этим букетом стегануть в плечо, но нас… подняли и понесли. Положение сделалось слишком неустойчивым, чтобы выполнять столь сложные манипуляции. Я схватилась в борт носилок и едва не выронила свой букет. Оглянулась. Аврора и Фаррел выглядели встревоженными, Фрида и мальчишки — растерянными. «Мужичков» в толпе я не нашла, не запомнила ничего особенного об их внешности.

Что-то не так.

Кастеллет развалился со вкусом, приобнял меня, заставил запрокинуть голову.

— Посмотри в небо. Наслаждайся, Тиль. Не ерзай и не переживай. Легенда важнее. «Статус кво», как говорит Аврора и ее мир…

— Я не переживаю. Но что-то явно происходит. Постой! Ты знаешь⁈ Что Ро…

— Из того мира, в который ушел Звездочет? Разумеется.

Чак взъерошил мне волосы.

— Закрой рот — выглядит не слишком влюбленно, Тиль.

— Знаешь ли… я человек, имею право на нормальные чувства удивления и прочее, — обиделась я.

— Но не во время свадьбы. Да, что-то происходит. Узнаем, когда произойдет. А пока дышим, наслаждаемся моментом… Помнишь, что я говорил тебе про момент?

Наши носилки резко свернули в лес. Я съежилась. Еще встретить подколодку сейчас недостовало.

— Ларипетра у тебя с собой? — шепнул Чак, прижимаясь к моей шее носом. — Держи наготове.

Я послушно и осторожно полезла рукой в корсет, пока мы еще в тени деревьев… Волосы зацепились больно за что-то, я едва не закричала.

— Спокойно, — усмехнулся Кастеллет, отцепляя их. — Это всего ветка.

Меня начало потряхивать. Я прижала волосы руками в голове, одновременно придвинулась к Кастеллету, и тот милостиво обнял меня, спрятал на груди. Легенда ведь. Влюбленности.

Опасливо оглянулась назад из-под его руки. Ро и Фарр… я не могла их различить в толпе, что следовала за нами почему-то бесшумно.

— Они… их нет.

— Кого?

— Фарра и Ро…

За очередным поворотом древесный покров наконец расступился. Открывая нашим взглядам гладь великолепно гладкого, темного как ночь и одновременно прозрачного как зеркало… озера.

Носилки опустили. По руке Кастеллета, которая на моем плече закаменела напрягшимися мускулами я почувствовала — сейчас он уже узнал, что происходит.

Вперед выступил Оло.

— Это священное место народа Гудру. Прошу.

Он поклонился и позвал нас… к озеру. Я сглотнула. В озеро бросили короля. Сиренам. Кастеллет взял меня под руку. Подмигнул.

— Статус кво, — шепнул он и… мы отправились вслед за сыном вождя, который единственный тут носил штаны.

Да какой статус кво⁈ Надо бежать прочь!

— Мы — их свидетели! — из толпы протиснулся Фарр с Авророй под руку. Не пропали. Натянуто улыбнулся мне. Аврора — следом.

— Я буду держать твою фату, — сжала она мою свободную руку.

— У меня ведь нет фаты…

Кажется, эта сцена уже где-то отыгрывалась прежде.

Мы подошли к озеру.

— Мы обязаны вас представить сиренам — защитникам нашего острова, — сказал Оло.

Кого-то выбрали в жертву…

Неожиданный тычок в спину отправил меня в темную, страшную воду. Выбрали меня.

Загрузка...