Тильда. Маяк на краю света

Глава 26 О предательстве белых мотыльков, дружеских чувствах и китах-убийцах

Море Белого Шепота, двадцать шестое орботто.

Я моргнула и тут же поморщилась: в шею будто вставили железный штырь. Так что резко отпрянуть согласно первому порыву не получилось, пришлось разноименное рукой потянуться к ключице и плечу, размять осторожно окаменевшие мышцы.

Алиса бесшумно выпустила и спрятала тонкий раздвоенный язык: скверная привычка пресмыкающихся. Громко и капризно прокомментировала мое кривое состояние:

— Сколько можно дрыхнуть⁈

Я осторожно выпрямилась, продолжая разминать затекшие части тела, с удивлением сняла со щеки прилипший листок:

«Ничего удивительного, что для экипажа „Свальбарда“ прошлое — это легенда. Видимо, здесь берет начало легкомысленное отношение к собственной истории в культуре современного Буканбурга».

Тьфу. Уснула за столом. Позвоночнику подобное противопоказано.

— Что ты тут делаешь? — проскрипела я Алисе, наконец отважившись повернуть шеей вправо и влево.

И первое, что увидела, так это разлегшегося звездой поперек кровати спящего Чарличка. Завалился прямо в сапогах, как был, в своем кричаще красном сюртуке. Он здесь. Внутри полыхнуло паникой и, неловко ерзнув, я с грохотом опрокинулась на пол вместе с собственным стулом.

— Да.

Это Алиса проследила за направлением моего взгляда.

Кастеллет на кровати приоткрыл один глаз:

— Не хотел тебя будить.

Я, кряхтя, поднялась с пола и угрюмо проворчала, исключительно для проформы:

— И теперь у меня вся спина деревянная.

Чарличек весело хмыкнул в балдахиновый потолок.

— Я бы перенес тебя на кровать, но ты ведь бегаешь от меня как от огня.

Меня мгновенно залило краской — уже привычно. Оставалось радоваться, что я не преобразилась в Дика, так что весь позор верно скрывает мерчевильская маска.

— Почему… ты так решил?

— Что решил?

— Что я… бегаю.

Мне казалось, это он. Хотя я тоже не против, да. Потому что ничем хорошим это не закончится.

— Да тут и решать не надо, — Чарличек со вздохом сожаления сел, покрутил головой. — Заметно.

— Ага, — ехидно согласилась Алиса.

Я попыталась сохранить лицо и предположила, указывая на бумаги на столе:

— Может, у меня просто слишком много дел?..

Чарлик поднял брови в притворном изумлении. Но неожиданно сдали… мотыльки, клявшиеся когда-то в верности.

— Она влюблена.

— В кого?

— В него.

— В Чарличка.

Картечь моих белых мотыльков величиной с кулак. Никакая рука-лицо, никакая маска помочь мне не могли. Это прямой текст, а не недомолвки на шканцах или в подводной пещере.

Алиса припечатала:

— И это тоже заметно, Чарличек. Просто ты смотришь вечно мимо, вечно в себя или в небо.

А вот это верно… Кастеллет хлопнул глазами и поспешно их протер, уставившись на меня. Я собралась привычно мотать в кубрик. Но остановилась.

— Сирены, — сказала я.

Чарличек оторопел еще больше.

— Сирены?..

— Они больше не прячутся на дне, раз вылезли наши друзья.

И рванула к двери. Но Чарличек оказался быстрее и встал между мной и казавшимся так близко спасением.

— Так ты правда влюблена в меня, Тиль?

Я спрятала свою маску и глаза в ладони. Что за… безобразие!

— Да, да, да! — хором завопили десять моих личных предателей под потолком.

Я топнула ногой и рявкнула почти как Фаррел:

— Отставить!

Повернулась к «мужу» в состоянии близком по определению к «разъяренный»:

— Сейчас есть вопросы поважнее, Чарличек. Если сирены снова рядом, учитывая, что ты вытащил Старика и он превратился в пену вместе с сыном, а Гупо убил пару штук, и еще мы плывем прямо на край света, куда они обещали нас не пустить…

— Чарличек?..

Он выгнул бровь так, будто это прозвище было важнее всех опасностей в мире. Я отмахнулась.

— Просто мелкая месть за Тильдика. Слушай, надо…

— Тильдик… трусишка… — Чак почесал затылок, находясь в явном замешательстве, — сирены подождут минуту. Я думал, это ты несерьезно, не по-настоящему… Что ты шутишь, подыгрываешь, следуешь уговору с острова… Я думал, мы друзья, я не…

Я поспешно накрыла ему рот ладонью.

— Ну и дурак, — как обычно, предельно честно отозвалась Алиса.

Это у него все несерьезно, не у меня.

— Мы вовсе не друзья — ты сам говорил. И притворяться решил ты, я — не по этой части!

Тяжело дыша, подняла взгляд, утонула в его каком-то излишне добром взгляде… Морские медведи, за что мне это. Зажмурилась и затараторила:

— Вообще об этом не переживай. Это мое дело — блажь, глупость, если угодно. Оно совершенно не создаст проблем и…

Чарличек снял мою ладонь со своих губ и так и оставил ее в своей.

— Кроме тех, что ты меня избегаешь, — совершенно непоследовательно заключил этот мерзавец, сложил руки на груди, заграбастав туда же мою, и расслабленно прислонился спиной к двери.

Я потеряла дар речи и отступила на шаг. Дернула ладонь — не отдал.

— А…

— Учитывая, что себя проявили сирены и, возможно, готовят нападение, а мы, вообще, плывем на край света, для всех мы муж и жена, это все же создает проблемы — не находишь?

И он… имел наглость подмигнуть! Я ужаснулась, на сей раз с размаху наступила ему на носок сапога и, пока мой драгоценный муж выл, потирая место неожиданного удара, толкнула его плечом в бок и почти прорвалась к заветной ручке. Но меня поймали во мгновение ока и зажали в стальных тисках. Пришлось замереть, как, должно быть, поступает в первую секунду кролик, попавшийся в капкан, и не трепыхаться.

— Оденься потеплее, — шепнул Чак мне в самое ухо и неожиданно отпустил, легонько толкая вперед.

Пока я попыталась осознать, что, собственно произошло, он отошел к шкафу, выгреб оттуда мое топольское разноцветное серапе (!) и какой-то длинный серый свитер. Бросил так, что я еле успела сориентироваться и криво словить, в неразмятом со сна боку кольнуло. Достал то же самое себе. Серапе у Чарличка также имелось, и даже цветов не менее сдержанных, чем мое.

— Ночью мы поймали подводное течение, а теперь — и ветер, — деловым тоном пояснил Чак, натягивая свитер через голову. Выглянул озорным взглядом из-под рыжего чуба. За время штиля он отпустил жиденькую бороду, но даже она не делала Чарличка хоть на йоту серьезнее. — Что стоишь столбом? Одевайся, трусишка, там холодрыга — мама не горюй! Перед рассветом были всполохи на небе, у Риньи отреагировала наша звездная глыба. Стрелка компаса Мерче вертится как угорелая. Дел невпроворот, а я спал всего пару часов.

Я тряхнула головой, и маска гулко свалилась на пол. Я машинально наклонилась, подобрала, осмотрела. Завязка оторвалась. Морские медведи…

Чак тут же оказался рядом — встряхнул за плечи, не заботясь шрамами и маской. И я снова ее уронила.

— Посмотри мне в глаза, Тильдик, — приказал он.

В своем дурацком сером свитере из грубой шерсти — точно из Тополя… У меня в носу отчего-то стало мокро.

— Воротник перекосился, — шмыгнула я и поправила завернувшуюся горловину, как мама.

Мама. Теперь и в глазах мокрота. Я смазала крупную слезу внешней стороной запястья.

— Все хорошо. Их темнейшества натаскали экипаж по «буллингу», как они это назвали. Защитки взрываются, матросы в шоке от новых «друзей», но пока никто за борт не бросился — темнейшество следил на пару с зарей до рассвета, «видения» не проявляют агрессии. Ларипетру удалось сохранить, выковыряв из дерева знакомым тебе способом. Для сирен вода слишком холодная, так что это просто электрическое поле…

Я только снова мотнула головой. То ли утвердительно, то ли… Я — что же — снова все проспала?.. Ну, почему…

— Они ведь потому и не подплывают к побережью — море Духов и ледяная Кострима…

Все верно.

Чак подошел к тумбочке, безошибочно нашел баночку со слизью сирены и, в который раз нарушая мое личное пространство, осторожно коснулся пальцем шрама. Прохладно и нежно.

— Они не такие уж и страшные — поверь. Может, уже хватит этих ночных побегов Дика? Мы вполне можем спать в одной кровати: в конце концов, мы официально муж и жена. И мое общество тебе явно не неприятно. Я же…

Мне стоило немалого труда отнять его руки от своего лица под легкомысленные романсы, распеваемые белыми мотыльками. Никто не женат, если уж на то пошло — разве мы клялись хоть в чем-то? — но этого я обсуждать не стану.

Вот ведь идиот Тильда… Если бы у тебя правда были бы мозги, ты просто согласилась бы с ним на одну кровать и что бегать глупо. Но нет — тебе хочется взаимности, чтоб ему было важно, что ты думаешь и чувствуешь, как живешь и какое сердце у тебя бьется в груди, а если нет… бежать. Ты не так планировала! Ты…

Поэтому ты совершенно точно избегаешь его общества, и все планы здравомыслия летят сиренам под хвост.

— Как твой брат? — я пыталась звучать строго и безразлично.

Чак, явно подготовивший некую веселую тираду в ответ на мой жест, помрачнел.

— Пришел в себя, но очень слаб… Самое странное — у него нет «демонов». Риньи считает, что это из-за потери памяти. Меня вот не узнал, все зовет Юин, свою жену…

В дверь раздался стук; от неожиданности я вздрогнула. Чак снова взял меня за плечи, и я прикрыла глаза — еще немного, и я ведь поверю в то, чего нет… Но для него мы — просто друзья… Просто друзья, Тиль. Это ведь куда лучше, чем ты думала.

Это даже значит, что ему важно, какое сердце бьется у меня в груди. Все далеко не так плохо.

Почему же горько?..

Это же лучше, чем ничего.

— Светлейшество! Жаль вас прерывать, но пора на мостик.

Голос Фарра.

— Прости, — негромко сказал Чак, — мы обязательно договорим. Одевайся и выходи. Все будет нормально, Тиль — запомни. Не забивай себе голову ерундой.

Он подарил мне долгий прощальный взгляд, распахнул дверь и вышел. Порыв ледяного воздуха ворвался вместе с сухим вопросом Фарра:

— Ерундой?.. Все в порядке?

— Переволновалась. А твоя как?

— Тоже переволновалась и тоже ерунда. Судя по скорости, курсу и широте…

Дверь захлопнулась, едва не прищемив мне нос.

«Переволновалась и ерунда»?.. Фи… Раз ему все равно… Морские медведи, какая жалость, что ему все равно!

— Да! — громогласно отозвался потолок.

Алисы след простыл. Я топнула ногой, взбешенная собственной сентиментальностью. Портит все! Именно поэтому мне противопоказано находиться рядом с Кастеллетом, хотя бы временно, пока я не справлюсь…

Я покосилась на шкуру с тоской. А под ней так хорошо… спалось. И мягко, и уютно… Особенно если без одежды. Ни за что больше.

Я собрала волосы, натянула свитер, заглянула в зеркало: Чак успел нанести слизь только на тот шрам, что на щеке, я ожесточенно принялась за височный.

Куда весомее, чем проблемы глупостей безответной любви, прозвучали слова про скорость, курс, широту и свечение камня и горизонта, про верчение стрелки компаса. А еще… появление внутренних демонов, которое вряд ли случайно, несмотря на то, что сирены никогда не были замечены в холодных водах. Они не агрессивны, но за этим явно стоит некий умысел. Следует оставаться настороже: в этом путешествии случилось многое, что никогда прежде не бывало замечено.

Возможно, стоит поговорить с Кастеллетом. Что, если уж мы друзья… пусть не… разжигает во мне ненужных чувств. Слишком много поставлено на карту, чтобы… он прав. Чтобы пришлось еще от него бегать. Понимаю — подтрунивать и переходить границы это стиль его жизни, но… для друга он ведь может постараться?

Я пролезла головой в дырку широкого серапе и шмыгнула в наконец свободную дверь. Сначала — достать Аврору. Почему-то мне показалось это первоочередным делом, учитывая, что у нее там «ерунда» и «переволновалась».

Неотступно крепло ощущение, что штиль в душе случился только у меня за составлением учебника и страданиями над вновь обретенным сиротством, а вот темная лошадка «светлейшество» и поседевшее «темнейшество» явно общались: теперь даже о женах судачат между делами. Аврора со своими занятиями психосознательности успела достичь успеха, правда, стащив идею буллинга я уже знаю откуда. Опять же — налицо сотрудничество с мужем. И только я практически безрезультатно предавалась печалям, тоске и одиночеству.

Говорю же: эта влюбленность — роковой порок, который просто необходимо вырвать с корнем. Стыдно, но и факт… остается фактом.

Меня учили, что факты важнее всего прочего.

В конце концов, сиротой я была бОльшую часть жизни, так что нет смысла проживать это еще раз. Родители погибли почти так же, как мы думали. Просто теперь я куда яснее понимаю, какими были их последние минуты, сколько им пришлось пережить… Но я взрослая, я переживу. Ничего нельзя было изменить. Их давно нет, они больше не страдают.

А будем ли страдать мы… покажет время. Мы просто можем тоже сделать все возможное.

Дверь я нашла без труда. Постучалась.

— Ро!

Внутри тишина. А потом кашель. Из щели тянуло пряными нотками цитрусового. «Переволновалась».

— Ро! Это я!

Упорная тишина. Но, кажется, я услышала снова кашель и шуршание. Налегла на дверь. Закрыта на ключ.

— Аврорик! У тебя все в порядке?

Через мгновение я услышала ответ почти стариковским голосом:

— Заболела.

Я сузила глаза.

— Открой.

Промелькнула мысль, что странный недуг Фарра, выразившийся седине, передался жене, и сейчас я увижу Аврору старухой. Старик успел уверить, что это ничего страшного, только резкая остановка выработки меланина, но вдруг он ошибся?..

Сердце стучало как сумасшедшее. Я нарушаю все режимы и вместе с тем… я так сокрушительно жива.

— Подожди… — опять шуршание, шарканье, сухой кашель… Щелкнул ключ, дверь отворилась.

Аврора была Авророй. Красные мутные глаза, набрякший нос, небольшая лихорадка и цветное одеяло вместо халата, мерчевильская шаль как облако на шее да запах апельсина по всей каюте, но — Аврора Бореалис осталась собой. Я с облегчением вздохнула и бросилась ей на шею.

— Напугала… Всего простудилась⁈

И даже пикси не мучают. Кружатся в невнятном хороводе под потолком, совершенно не обращая на нас внимания. «Не проявляют агрессии» — вот уж верно сказано.

— Ночью. Организм на пару с Фарром сказал «хватит» и загнал в кровать, — Ро неловко отстранилась, веселый смех перешел в кашель. — Если не боишься заразиться — проходи. Чай пить будем.

Конечно же, я вошла, затворила дверь.

— Фи, еще мне такой ерунды бояться. Да и мой организм не измучен — он все благополучно проспал, как всегда… Только не пульфит пополам с ветреным! Ты знаешь про сирен?

Ро улыбнулась, залезая под одеяло. Вид у нее, несмотря на болезнь, был цветущий и радостный. Я взялась за ручку знакомого черного чайника над свечой. Пахло чем-то горьким.

— Знаю… Что больше не на дне. Поле… включили, — она ткнула пальцем в пикси и закашлялась. — Это лесной мох, я собрала у алтаря в тот день… В моем мире мы его пьем как антибиотик. Смело можешь пробовать.

Я плеснула в чашку. Горько и пробирает до пяток. То, что сейчас надо. Похоже на пульфит, но меньше свежести, больше пряности.

Присела на край кровати, как давеча она — на мою. Подумала и забралась с ногами.

— И ты не переживаешь⁈

Ро пожала плечами, и одеяло с них съехало. Я поправила ей подушки и шаль, затянутую крестом на груди. Аврора смотрела в мечтательную даль, опять не к месту напоминая мне Кастеллета:

— Ты знаешь… Он сказал «Мы справимся, поверь. А ты отдохни, на призраков своих похожа». И я… заставила себя поверить. Просто решила лечь и спать. И… получилось! Как ты говорила… Доверять — оказывается, это так просто и так красиво. Будто в душе расцветает что-то большое и прекрасное… Но как у тебя получается тоже вот так доверять Чаку?.. После всего…

— Кто сказал, что я доверяю, — вырвалось у меня бурчанием на злобу дня после всей сей великолепной речи.

— О-о! — бурно отозвалась Аврора. — Разве вы не…

Я поджала губы и слезла с кровати. Снова по больному.

— Мы «не».

— Но мне казалось — там, на острове…

— Тебе показалось.

Как она может вот так бесцеремонно расспрашивать! Я сложила руки на груди и отошла к окну. За толстым бесформенным стеклом… проплывала льдина. Льдина!..

— Мы так далеко продвинулись на север⁈. — я обернулась.

Аврора вытянула шею, натягивая одеяло повыше.

— Нас подхватило течение, должно быть… вскоре после твоего урока. Кстати, он был великолепен, Тиль. Теперь я понимаю, почему Сарасети передавали власть в совершеннолетие. А сначала мне это казалось глупостью. Вечно молодые правители… Если мы вернемся, я непременно возьму отпуск от всей этой политической кутерьмы и уеду на остров Сольдо на пару недель. И никаких птиц! После потери Какадука… — она погрустнела, но тут же тряхнула головой и встала, кутаясь в одеяло. — Всю ночь Фарр следил за скоростью и направлением, к нему присоединились Гупо и Чак… Конечно, я не могла остаться в стороне. Мне благосклонно разрешили остаться при условии, что я понаблюдаю за состоянием команды… Кхе-кхе…

Ро подошла ко мне, оперлась плечом о плечо и ахнула:

— Прямо Антарктика! Вот уж не думала… — она взялась за шпингалет на ставнях и дернула открыть.

Я попыталась остановить:

— Ты же простужена!

Глаза Авроры сверкнули тем самым блеском любви к приключениям.

— Ах, Тиль, мы на таком крайнем севере! Скоро, наверно, и Свальбард…

И распахнула окно. От ветра, кажется, у меня мгновенно заледенели легкие. Я невольно сделала шаг назад. Ро же стояла, подставив этому самому ветру лицо и шею, задрапированную шалью. Зажмурилась и вдыхала полной грудью. Угробят они меня с Чаком.

— Ах, смотри! Это косатка⁈.

Я оттащила подругу от окна, успев заметить невероятную бель удаляющейся льдины и морского медведя на ней, зловеще шныряющие рядом плавники, мрачную серость пасмурного седого моря… И захлопнула ставни, возвращая капитанскому гнездышку зыбкий уют.

— Марш под одеяло, — сдвинула я брови как можно более грозно, невольно вспоминая Ровену Вайд.

Ро захихикала и бегом да босиком пошлепала в постель, отчаянно кашляя.

— У-у, Тильдик, я и не знала, что ты бываешь такой суровой! Кхе. Мне даже немного жаль Чака, но именно такая, как ты, ему и нужна. Что же пошло не так?..

Я уже наливала ей чай и рыскала в поисках зелий по ящикам, когда смысл последних слов до меня дошел и заставил напрячься и замереть.

— Тиль… — голос Ро прозвучал умоляюще, — я была плохой подругой, прости…

Я в недоумении подняла взгляд. Она поправляла шаль, хотя больше тщетно теребила пальцами вязание мерчевильской бабули Вив, что все делает с любовью.

— Вроде, правда была занята, но это не оправдание… Мы все видели, что ты нас избегаешь, и никто не… И никто не понял, что надо оторваться от дел и просто обнять тебя, спросить"Как ты?'…

Я передернула плечами, зарылась носом в чуть колючий ворот свитера. Он пах козами. Ковыряет, и ковыряет, и ковыряет…

Непоседа Ро снова слезла с кровати, подошла, взяла мои руки в свои, заглянула в глаза. Я усмехнулась, внутри глотая слезы. Они не подошли, да… Не спросили… Возможно, тогда… Но они — герои, а я нет… Им надо было решать вопросы, а мне — писать учебник, и…

— Тильдик? Что я могу сделать для тебя?..

— Ро… ну, я не ты! Я не умею так… взять и сказать, что на сердце.

Ро тихо засмеялась в кулак.

— Мне следовало бы обидеться на эти слова. Я всегда думала, Тиль, что это МНЕ нелегко взять и сказать…

Я удивилась.

— Да ведь ты прямо в лоб говоришь сразу все!

Аврора кивнула задумчиво.

— И именно в этом путешествии я понимаю, что, возможно, вовсе я не интроверт, как привыкла считать…

— «Интроверт»?..

— А, забудь. Очередное понятие из моего мира, которым я третировала всякого второго встречного… Интроверт черпает энергию внутри себя, а экстраверт — снаружи. Основная часть человечества считает, что задаваться вопросом «кто я» по этому поводу — глупость. А я вот что думаю… Ведь куча войн именно из-за энергии, вечного ее источника. Разве это не значит, что и для человека важно знать, где его источник энергии?.. Так что это не смешно, что я вечно задумываюсь об этом… Я всегда говорила, что думала, и всегда были с этим проблемы… Но если я промолчу, я задохнусь. Говорить — мое спасение. Но это вовсе не значит, что я выливаю все сокровенное. Есть то, что лежит там… — она стукнула себя ладонью в грудь и снова закашляла, — и гниет… тихо. А я улыбаюсь. И знаешь, что это? Кажется, это… доверие. И именно потому я так счастлива сегодня — смогла. Смогла поверить. И по-настоящему — видишь, дуэньи и пикси меня вовсе не донимают.

— Агора пошла к доктору, — отозвался сверху один из зеленых пиксят.

— К доктору⁈.

Тут уж прыснула я.

— Ты знаешь, что твоя белая тетка влюблена в доктора Риньи?

— Что⁈ — Ро расхохоталась. — А так разве можно?

— А Соция за ней следит, — успел начбедничать один из пиксят, пока я, пожимая плечами, отвечала случайно вырвавшимся:

— А я — в Чака. В том и… трагедия.

И тут же фыркнула, осознав: вот они оба такие — болтают, болтают, и вроде о своем, а потом — чпок — и у тебя к ним душа нараспашку висит… Я думала, это эгоизм, но это… просто способ быть…

— … Тиль?..

Ее голос настойчиво прорвался в мои мысленные дебри. Я очнулась, взглянула в покрасневшие, но все еще зеленые глаза зари:

— Ну… вот да, прокололась. Сегодня мотыльки меня ему окончательно сдали, и стало еще неудобнее.

— Так это же хорошо! — Ро даже руками всплеснула. — Ты ему тоже нравишься.

Настал мой черед изумляться:

— Я⁈. — и тут же одернула дикий танец бабочек в животе и мотыльков среди пикси: — Нет, он сказал, мы просто друзья…

Ро покачала головой с эдакой мудростью столетнего друида.

— В том и дело. Когда он был влюблен, — она пальцами сделала жест кавычек, — в меня, то дружбой там и не пахло. Он просто хотел… победить. Заполучить. А тебя он победить и заполучить не пытается, а… просто хочет быть рядом. Ну, это же видно невооруженным глазом! Хоть даже Фарра спроси!

Фарр, вообще-то, знает… про все. И если б что заметил, то сказал бы. Разве что… Меня поразила мысль. Разве что не сказал специально, считая, что я не должна становиться Тильдой Сваль.

Но я… дорога Чаку⁈.

Я попыталась вспомнить каждую деталь, все, что могла пропустить…

«Искателя» резко качнуло, будто сильным ударом в правый борт, и я полетела в стену. Ро смело с кровати к моим ногам.

— Что…

Пикси и мотыльки скользнули сквозь наружу, и вернулись назад еще до того, как я помогла Ро добраться до кровати:

— Киты-убийцы атакуют!!! — заверещали они на сто голосов.