Тильда. Маяк на краю света

Глава 33 О ночных выстрелах, историческом пассаже Юин Блэквинг и свете того самого маяка

Долина гейзеров Свальбарда, предрассветный час, двадцать восьмое орботто.

Я так и не поняла — разбудил нас страшный рев, выстрел или удар о не защищенную как следует ягелем землю.

— А-а! — это Чак рядышком потирал ушибленную спину.

Небо и не думало светлеть, однако затянулось туманом, как днем, и все признаки разноцветного сияния вместе с романтикой звезд с него исчезли. Вскочившая ощетинившаяся Айда громко ворчала в отблесках еще не догоревшего костра. Я, кряхтя, поднялась на локте, пытаясь сообразить, что, собственно, произошло.

— Ох, Тиль, — кажется, вспомнил муж о моем существовании, — не ушиблась?

— Это был странный сон? — ожесточенно протирая глаза, спросила я.

— Сам не знаю… Не один же на двоих. Что с этим медведем не так?..

И вдруг тишину сотряс новый рев. Не приснилось! Айда ответила рыком, от которого душа застыла в крови и жилах.

— Кажется… я слышала еще и выстрел? — почему-то шепотом спросила я.

Чак быстро подскочил на корточки, раздул, разворошил костер. Бросился к нашим серапе — ого! — у него внутри была нашита уйма карманов. Брызнул из жестяной мелкой фляжки на платок, обмотал сучковатую крепкую ветку, сунул в огонь. Зашипело, и запылал факел.

— Мне тоже послышалось… — он поднялся, осмотрелся вокруг, тыкая факелом в темноту. — Вставай, трусишка, — протянул мне руку. — Отдых закончился.

Огнестрел есть только у ШурИка. Я схватилась за ладонь Чака и рывком поднялась. Да. Отдых закончился… Расстроенно зевнула, постучала по груди, чтобы продохнуть сквозь намертво прицепившуюся тахикардию.

Выстрел безумного отшельника, ушедшего с нашими друзьями.

И этот рев. Снова. Десять медведей Свальбарда…

Айда по-прежнему рычала, вглядываясь во враждебную темноту. Смею надеяться, она видела больше нашего и была сейчас на нашей стороне.

— Звуки в тумане распространяются дальше обычного… — пробормотал Чак. — Сложно сказать, откуда, сложно сказать, как далеко. Проклятый туман!

— Ты и без тумана много бы не рассмотрел, не кипятись.

В отличие от мужа, у меня внутри жизнь замирала.

Вдруг Айда совершила резкий бросок вперед и… попятилась из тумана назад, жалобно скуля. Навстречу ей двигался громкий… лязг и… мутное голубое пятно света. Вместе с хриплым надрывным пением:

Скоро луна истлеет

И прочь помчат ветра.

Да, человек стареет,

Но его душа всегда жива!

Мы не поверили. Вот никак.

— Аврора⁈. — воскликнули одновременно.

Но кто-то в тумане презрительно прокомментировал:

— Сумасшедшая.

— Ты лучше стучи своим кинжалом по жестянке! По звукам тут не один медведь, — отозвалась и вышла наконец к костру…

Да. С замотанным в шарф горлом, красным носом, шапкой набекрень… Но, сирена меня разорви — она! Наша сгорающая дотла заря…

— Аврорик! — полетела я с распростертыми объятиями прямо Авроре на шею.

Через ее плечо на перевязи висел… буканбуржский далекозор.

— Тиль!

— Это еще что?

— Так мало ли…

Я рассмеялась. Ну, да… Они оба «мало ли».

Чарличек на фоне буркнул нашему медведю:

— Айда, это друг.

— Или «друзья» — хотел ты сказать.

Второй голос был хмур, надтреснут и… смутно знаком. К свету костра вслед за Авророй вышел… Седрик Джарлет. Его единственный глаз был недобро прищурен — будто бы… рассудок к нему вернулся.

— Шарк⁈ Ты… вернулся?

Чак, вместо того, чтобы подскочить от радости, сел куда-то на Айду. Мы не говорили с ним о брате. Полагаю, Кастеллета по-прежнему терзали противоречивые чувства по поводу его персоны, и, когда Джарлет пришел в себя не вполне, наверное, даже был рад. Не нужно было выбирать, занимать сторону, выбирая жизнь без ненависти — отказываться от брата. А теперь?.. Когда в голос Джарлета вернулся металл:

— Уверен, ты предпочел бы, чтобы не возвращался.

Он хохотнул не очень хорошо. В правой руке он держал кинжал. В левой… поблескивала жестяная… кастрюля?.. Левая же нога его по-прежнему оставалась в бинтах от колена и выше, старший Жан-Пьери лишь слегка прихрамывал. Зачем он здесь?.. Аврора кашлянула, и я обнаружила, что по-прежнему держу ее за плечи.

— Смотрю, медведь вам не враг. А где же остальные?

— Отправились… за вами.

— За нами⁈ — удивилась Ро и переглянулась с Джарлетом.

Он возразил, присаживаясь правым боком на бревно, где еще недавно сидели мы впятером напротив ШурИка:

— Мы никого не видели.

Судя по кряхтению и преувеличенно осторожному обращению с ногой, рана, нанесенная вчера китом-убийцей, его беспокоила.

— Этот… местный с ружьем… он с ними, да? — спросила Ро и слегка побледнела.

Мы молча кивнули. Почему же они не встретились?.. Я бессознательно сжала пальцы Ро, и она до боли сдавила мои в ответ. Бесцеремонная Айда подошла и ткнулась носом в наш замок рук, чтобы обнюхать новоприбывших. Заря тихо и грустно засмеялась.

— Как вы здесь оказались? Что произошло? — сухо и по-деловому — совсем не в своей привычной манере — спросил Кастеллет, присаживаясь на камень с факелом в руке.

Ответил Джарлет. Также неприязненно:

— Риньи сделал зелье морской соли. И эта идиотка, очнувшись, решила рискнуть, выпить и переть за пропавшим мужем.

Я выдохнула, обернулась на Ро. Заря пожала плечами.

— Есть теория, что оно укрепляет иммунитет… Ну, то есть, способность организма бороться. Я ведь уже испробовала его на себе, когда вы, братцы, меня отравили своим веретеном. Пережила.

Чак свободной рукой накрыл лицо.

— Так вот почему ты была так бесшабашна…

— Она в принципе бесшабашна, — пробормотала я. И возмутилась: — Но доктор-то как согласился⁈ Побочка у морской соли всякая, неисследованная, я молчу про морозный откат, а если тебе потом хуже станет? Его действие не слишком долго, а ты уже и так явно в состоянии крайнего нервического истощения…

Ро улыбнулась мягко:

— Доктор не верил в принципе, что зелье морской соли может поднять меня из состояния «температура 42». Вот я и предложила эксперимент провести.

— Сначала на мне, — буркнул Седрик Джарлет.

— Разве ты недоволен? — пожала невозмутимая Аврора плечами. — Все путешествие провалялся в коме. Хоть маяк на краю света увидишь. Только…

Резкий крик с воздуха и хлопанье крыльев прямо над головой заставили меня присесть, накрыть голову локтями и — пусть и было не слишком близко — броситься опрометью Чаку на грудь.

— Тильдик… это всего лишь Голубинка. Ну, спокойно… — гладил Чак меня по волосам и плечам, а меня все трясло. Куда он факел дел, я не знала, и, признаться, меня это волновало сейчас меньше всего. — Я удивлен, Шарк. Что тебя после всего взяли с собой, а не бросили в трюм.

Джарлет расхохотался все еще зло. И даже в объятиях Чарличка мне от этого смеха было так бессознательно страшно, что я сама недоумевала. Ведь понимала — ничего он мне не сделает, даже если захочет. А все же… И я прижимала ладони к лицу.

— Твоя заря всегда была больной на голову — я предупреждал. Хотя теперь, вижу, у тебя новое увлечение, — ядовито ответил Джарлет. — Еще и меченое моим…

— Шарк, если ты еще раз пренебрежительно отзовешься о моей жене или жене капитана, я тебе…

Аврора поспешно перебила набычившихся братьев Жан-Пьери:

— Не обращайте внимания. Все мы знаем — у Джарлета не осталось сердца просто потому, что он сильно любил Юин.

— Что⁈

Братья воскликнули одновременно. А впрочем… если он орал ее имя, когда был не в себе… то что это еще может значить, как не всепоглощающую ненависть или любовь? Ведь Седрик — тоже вестландец, который прячет сердце от неуютных ветров. А Чака… воспитала дорога, открытая всем сторонам света. Я выглянула из объятий мужа. Аврора, держа на согнутом локте моего белого кречета, втолковывала Джарлету:

— Да и других добровольцев исследовать ледник на «Искателе» не нашлось. Мы по дороге сполна обсудили это, Джарлет. Ты помогаешь мне найти наших, а я тебя доставляю к маяку на краю света. И мы оба имеем шанс не умереть. Вы ведь нашли маяк?..

Я кивнула, все еще не понимая, проснулись мы или нет.

— Ха… — попытался пошутить Чак, похлопывая меня по плечу, — темнейшество так убивался, а она живее всех живых.

Я пожурила мужа, высвобождаясь из его объятий:

— Вообще-то, она крепко рискнула с этим зельем.

Вспомнила про шрамы, едва посмотрела на повязку на злом лице Джарлета. Прикрылась ладонью: чужой. Опасный. Враг. Пусть и… потому что ранен когда-то… Чак без слов забрал мою руку в свою и уточнил:

— Вы тоже слышали выстрел?

Ро закусила губы, Джарлет тряхнул головой утвердительно.

— Мы думали, это вы. И ваш медведь.

— Их на Свальбарде не то девять, не то десять. Не уверен, как тот сумасшедший их считает — вместе с Айдой или нет. Как бы нам их отыскать в этом треклятом тумане и темноте?..

Сейчас я увидела, что факел давно лежит в костре, безнадежно испорченный.

— Но если на них напали медведи, значит, они пошли на равнину? — вспомнила я рассказ ШурИка, завороженно глядя в танцующее пламя. — Зачем?.. Это же не по дороге к побережью?

Голубинка раскрыла крылья и требовательно крикнула. Ро посмотрела на ногу забытого всеми кречета. И охнула:

— Тиль… здесь записка!

Прежде, чем я подбежала, Ро уже сняла маленькую бумажную трубочку и подала мне. Там было нацарапано криво: «ПОМОГИТЕ!». Я сглотнула. Но как⁈. Кто?..

— Это почерк Фриды, — сказал Чак прямо у меня над ухом, заглядывая.

Мы с Ро пораженно воскликнули в унисон:

— Фриды⁈

— Я сам учил ее писать.

Джарлет тяжело поднялся:

— Седой парень втирал Барму про какую-то Фриду, будто весь день не может ее найти.

О Видящий. Это же ясно как день.

— Фарр велел оставить трап, — сказала я, оглядываясь на Чака. Он хлопнул себя по лбу.

— Они с Бимсу не могли упустить свой шанс на приключения. Голубинка, почуяв, смотала к любимой детворе.

— И они во время прогулки нарвались на медведей?.. Или… медвежат?.. ШурИк говорил, что весной, когда потомство…

Чак наставил на меня палец, пытаясь подхватить мысль:

— Пытаясь скрыться в холмах, ребята наткнулись на темнейшество и компанию…

— Или темнейшество и компания наткнулись на их следы и отправились выручать, что более вероятно.

Мы потерли лбы. И что теперь?..

Аврора метнулась вправо, метнулась влево. Ее, к моему удивлению, удержал Джарлет:

— Темно. Ничего не видно, заря. Подождем утра.

Ро топнула ногой, сжимая кулаки добела:

— Будь проклята эта темнота!

— Ответ, — пришла мне вдруг мысль.

Я порылась в серапе в поисках своих путевых заметок. И накарябала карандашом, присев к костру:

«Ро с нами у костра. Ей лучше. Вы в порядке?».

— Глупый вопрос, — хмыкнул Джарлет.

За меня вступился бравый Чак:

— Ну, а ты бы что спросил? Отправляй, Тиль. Это лучше, чем ничего.

— А ты борзый стал.

— Время — лучший учитель, брат.

— Или любовь.

— Это ты точно сказал. Похоже, знаешь не понаслышке.

Джарлет, охая, отполз обратно к бревну и уставился в огонь. Неожиданно к нему пристроилась Айда. Жан-Пьери-старший, кривясь здоровой щекой — похоже, от боли в ноге — отодвинулся. Медведица — сделала шажок следом и попыталась положить морду ему на колени, как прежде — ШурИку.

Голубинка послушно упорхнула в темноту.

— А теперь — ждать, — сказал Чак.

Я обняла Аврору, задумалась, где же сесть. Бревно и Айда — хорошо, но там Джарлет. А на камне возле Чака нет места для двоих… Ро потянула нас к бревну и опустилась рядом с Седриком. Я примостилась рядом. Айда блаженно развалилась по нашим ногам. Чак хмыкнул и подбросил хвороста в огонь.

— Тут гейзеры, — сказала я задумчиво.

— Джарлет едва не обварился.

— Просто потому, что я хромаю.

— Как-то подозрительно тихо, правда? — вздохнула Ро.

Тишина пугала сильнее выстрелов и рыка.

— Хотите историю? — преувеличенно весело предложил Чак.

Что нам оставалось, как не кивнуть?

— Мне было десять… А Шарку — восемнадцать. В то время это очень много, правда?

— Эй, мелкий, даже не…

— А вот и посмею! Теперь — посмею. Я теперь много чего посмею, Шарк, — Чак подмигнул вроде бы совсем обычно, но на его физиономии было столько вызова и безудержной смелости, что я диву далась. Он шутил сейчас не чтобы защититься и закрыться, а открыто. И разницу… можно было лишь почувствовать. Или отличить по характеру микроморщин, особо тщательно подсвеченных огнем. — Это ведь все любовь. Или хочешь — сам расскажи, как увидел Юин Блэквинг и влюбился без памяти.

— Я не…

— Говорю вам, девушки… Жан-Пьери тогда уже попали в немилость и жили за городом. Это казалось, что унижение и все такое, а на деле — приволье: козы, коровы, поля и речка… Шарка затащить в наши забавы было сложно, он ведь был такой взрослый, серьезный, да и переживал изгнание со двора как подобает умудренному годами молодому человеку — возраст такой, сами жили-знаете, дамы…

Джарлет Седрик краснел незакрытой половиной лица. От ярости.

— Вот не боли у меня нога…

— Боли у тебя нога, ты бы и не встал. Так что переваривай зелье и не мешай рассказывать, Шарк. Но однажды нам — детворе разных сословий — удалось его затащить на речку, там, где дорога сворачивает к Тополю и Альпурхе. И надо, чтоб на речку из кустов выползла чумазая девица. И давай умываться да пить жадно. По мне — пугало пугалом…

— Вовсе не пугало! — взревел Джарлет, подскакивая, несмотря на ногу. — И чумазая только чуть, а сам после побега подземным лабиринтом и через лес был бы лучше⁈

И, известный нам по роли злодея, старший Жан-Пьери вдруг устыдился своей вспышки и опустился обратно. Айда укоризненно заворчала, снова мостя голову ему на колени.

— Ни одному человеку не чуждо что-то человеческое, — шепнула мне на ухо Аврора. — Все больше убеждаюсь…

— Ну, и, — нарочито живо продолжал Кастеллет, — как она испугалась нашего ребячьего гогота — о, мы ведь громко умели смеяться! — и свалилась в речку. Тут наш Шарк и прыгнул следом. Ну, а дальше… он ее спас, привел домой обсушить, и там заявила Юин всем нам, что только за него, Шарка и выйдет замуж, и плевать ей, что он у вестландцев в опале, и выдумала ему имя Седрик Джарлет, и провела в Буканбург на «Искателя Зари», чтобы имя это славой покрыть да руки ее у отца он мог просить…

Я перегнулась через Ро, и мне показалось, что в глазу Седрика скопилась влага. Но, может, это происки неверного света костра.

— Она была необыкновенной, эта Юин Блэквинг…

Аврора похлопала Седрика по спине, едва не съедая собственные губы. И даже вот так волнуясь за Фарра она может… сочувствовать врагу…

— Мне очень жаль, Джарлет. Я не знала…

— Честно говоря, заря, она была похожа на тебя, — сказал Кастеллет. — Такая же безудержная.

Джарлет глухо возразил:

— Нет, Юин была как ветерок над полем… И вернула мне то, что я потерял тогда… Мне рядом с ней хотелось жить…

— «Любовь делает нас живыми», — вспомнила я слова Фаррела весьма кстати.

Устремила взгляд через костер на того, кто сделал живой меня. Его открытое лицо… Рыжие вихры… И ямочки на щеках — как я раньше не замечала?.. И подумала, каково это — потерять вот такого человека?.. Вот он есть, сидит здесь, смотрит на тебя, улыбается, вдыхает жизнь, и вдруг… Хлопок, пустота, темнота… Ты идешь по пустыне снова один…

У тебя остается только жеода… Если ты сможешь обратить свою боль в хорошее воспоминание… Но это совершенно не то же самое.

Мне остро захотелось оставить Аврору и пересесть к Чаку, но пока думала, как это будет выглядеть, в темноте крикнула Голубинка. И из тумана и ночи спустилась на запястье, которое я успела подставить.

— Что там? — так и запрыгала в нетерпении Аврора.

Я сняла и развернула записку.

«Дети сбежали с корабля. Нарвались на медведя с детенышами. Сейчас в укрытии. Доберемся до вас утром».

Аврора тяжело задышала.

— Они не написали, все ли живы…

— Темнейшество уж точно жив. Даже я узнаю его почерк и тон, заря.

— Не понимаю! Ведь рядом с ними Дрок, не так ли? Бимсу, в конце концов! Ведь это он научил меня побеждать медведей! Почему они не могут просто напугать их?..

— Это работает, — согласился Джарлет.

И потрепал Айдову холку. Медведица довольно зажмурилась.

— Ро, у них малыши, — вмешалась я. — Почувствовав угрозу, медведи не сбегут, а станут защищать. Если Фри и Бимсу вдруг начали играть с медвежатами, то…

Аврора опустила лицо в ладони с глухим «олухи мелкие».

— В любом случае, — сказал примирительно Чак, — они в относительной безопасности. Написал ведь — вот — «укрытие». Подождем утра, а там…

— Мы не знаем, сколько у нас времени, — возразила Ро, — пока действует зелье. И что будет потом.

Я отвернулась к огню и сдержала вздох. Потому что кто-то не думает головой. И хлещет что попало, не думая о последствиях…

— Вот что, — подал голос Чак. — Давайте скажем им как есть. Мы не знаем их обстановку. Но нам точно надо срочно пробиваться к маяку. Если что — ларипетра и кинжал, Шарк уже навык приобрел. А что могут сделать они, сейчас узнаем. Тиль, пиши:

«Ро выпила зелье морской соли»…

Аврора поморщилась. И добавила решительно:

— Я без Фарра никуда не пойду.

Мы держали связь до рассвета — Голубинке пришлось налетаться от души. ШурИк в записке велел сказать Айде «смотритель, Айда, смотритель» и просто следовать за ней. Обессилевший Джарлет — ему зелья досталось меньше, чем Ро — ехал на ее спине, Аврора же отважно вышагивала, пусть и кашляла время от времени. Но храбрилась, оглядывалась. И верила.

Рука писавшего менялась на каждом послании. То это были каракули Фриды, то каллиграфический витиеватый слог короля Басса, то Фарреловская твердая рука, то путаные речи ШурИка. Из всего следовало, что дети решили поиграть, обнаружили гейзеры, проваляли дурака весь день, потом заприметили взрослых, возвращавшихся на корабль, хотели незаметно смотать удочки, но наткнулись на милого медвежонка. Появившаяся медведица застала весь народ врасплох, и некоторое время они улепетывали с медвежонком у Бимсу на руках. Потом Фаррел неожиданно споткнулся и упал — этот момент нас очень напрягал. ШурИк и дядя Тири выстрелили в медведицу, но лишь ранили, и зверь обезумел от боли. А потом — сплошная катовасия; держались именно благодаря холму, выстрелам в воздух и ларипетре. Мы так и не поняли, когда они сообразили отдать медвежонка. Но, судя по тому, что они двинулись в путь, этот момент случился.

Серый рассвет заставлял нас зябко ежиться и втягивать головы в воротники свитеров и накидок — на равнине гуляли ветра только так. Но уже отсюда было видно наш ориентир: теплый, надежный свет маяка в предутренне-мглистой пустоте. Такой безмятежный, будто наше полное смертельных опасностей путешествие длиной в двадцать шесть дней — это детская суета. Словно он выше всей этой кутерьмы, о которой так переживают люди. Возможно… так оно и есть.

Внезапно Айда встрепенулась, остановилась, дергая коротким ухом. Повела носом, оглянулась.

— Шарк, слезай… — дернул Чак брата за рукав.

Тот закрутил головой, словно очнулся. Безуспешно попытался здоровой ногой нашарить землю; пришлось стащить его с медвежьей спины за подмышки. От лица Джарлета пахнУло жаром, глаз помутнел. Кажется… действие славного зелья морской соли подходило к концу. Свалился старший Жан-Пьери в сероватый, как и утро, ягель, кулем.

— Ро?.. — признаться, я всполошилась. Если зелье исчерпало себя…

Аврора, натянутая как струна, вглядывалась в постепенно светлеющую серость позади. Куда бросилась освобожденная от ноши Айда. Обнимала себя за плечи. Но не от ветра.

— Это наши… Это должны быть наши, — она прижимала руки к груди и не думала сдавать позиций.

Обернулась. Улыбнулась.

— Я свалюсь, но не сейчас, Тиль… Я должна удостовериться, что с ним все в порядке… Почему у меня… дурное предчувствие?

Ветра были хороши тем, что сиренов туман наконец уступил, и видимость заметно улучшилась. Поэтому странную компанию мы различили издалека. Человек в шубе до колен радостно бросился навстречу Айде. Но был он слишком громоздким и медленным. И, когда он сгрузил ей что-то на спину, мы поняли: это потому, что нес на спине человека. Две мелких фигуры не вызывали сомнений. Все, что подросткам-бунтарям оставалось после содеянного — пристыженно смирно вышагивать рядом со взрослыми. И силуэт с арбалетом за спиной да голубым сиянием ларипетры на руке. Все.

Аврора не выдержала и побежала. Я, замирая всем существом, вцепилась в уставшего Чака, пытавшегося удержать на ногах брата.

— Почему… жизнь такая сложная, Чарличек?

— Может быть… — отвечал он неуверенно, — потому, что у нас нет антибиотиков?.. Напиши Хью, что его дочка нашлась. Не хватало, чтобы кто-то еще отправился искать их с юнгой.

Лицо Фарра было всего на несколько делений теплее снега. Аврора не выпускала его из ладоней, упав на колени рядом с Айдой и прильнув к желтоватому боку медведя.

— Ро… — прошептал Фарр. — Ты жива.

— Фарр… Ты ведь не умрешь?

— Я обещал, что сделаю все, чтобы ты жила долго и счастливо… Осталось чуть-чуть…

Он почти хрипел. Не знаю, что сталось…

— Только вот через этот тонкий лед пройти… А зелье ты уже выпила… Негодница. Зато быстро отправишься… а там скорая помощь. Вот ШурИк… он знает, как вызвать…

— Дурак, — едва не плача, пожурила его Аврора, прижимаясь к его лицу. — Даже не смей умирать, слышишь? Я же сказала: умрешь ты, умру и я! Ты — моя скорая помощь, навсегда!

Фаррел засмеялся. Слабо, но… так счастливо при этом. Безумцы.

— Он просто вдруг упал, и ноги его больше не слушаются, — прошептала Фрида.

Аврора отерла едва выступившие слезы. Нахмурила лоб в три морщины.

— Ой, — Фарр вяло махнул рукой, — да ладно там… Непременно встану, только… Устал, наверно. Как ты говорила, Тиль? Нервическое истощение?

Но Ро тут же шлепнула его по руке, пресекая тщетные попытки пошевелить ногами:

— Даже не смей! Это что же такое… Как у меня было от ветреного?..

Я пожала плечами. Присела рядышком. Фарровы ноги свисали со спины Айды. Икры будто бы увеличились по сравнению с обычным размером и были твердыми, как камень.

— М-м, если позволите, — вмешался ШурИк, — я бы сказал, это мышечная дистрофия. Он, говорят, поседел резко?

Я кивнула.

— От… укуса сирены.

— Рискну предположить, что дело в уровне кортизола. Возможно…

— Но ведь больше двух недель все было в порядке! — пылко возразила Ро.

— Я не медик. Но… фрилансер. Писал иногда медицинские статьи. Если вовремя вмешаться, остановить можно. Вроде бы.

Чарличек шумно вздохнул и, как заместитель капитана, объявил:

— Дамы и господа… Тогда приглашаю вас на маяк на краю света.

Король Тириан вдруг выдал трусливое:

— Я… пожалуй, подожду вас здесь.

— С медведями, дядя Тири? — прищурился Чак.

На лик неба понемногу возвращались краски. А вот на лик Фарра — не очень. Аврора решительно сняла ларипетру в серебре с его груди, привязала цепочку к ленте с шеи и затеребила холку Айды:

— Айда… Айда на маяк.

И храбро зашагала первой.

Нам с Чарличком пришлось разделиться, даже не сговариваясь. Он взял брата, я — ШурИка. А дядя Тири объединился с детьми.

Дрок — увы — погиб в схватке с разъяренной матерью, пока ШурИк тащил Фарра на холм, а дядя Тири отстреливался из арбалета от пришедших на помощь сородичей. Дети наконец бросили испуганно кричащего медвежонка и влезли на сосну. Мужчины отбивались всю ночь на холме, тогда девочке и пришло в голову нацарапать просьбу о помощи…

Мысль о ларипетре пригодилась. Ни Бимсу, ни Дрок подсказать принцип охоты буканбуржцев не могли…

Мне страшно думать о дороге домой. Слишком много смертей.

Но маяк… этот ровный свет… он будоражил воображение. И давал странную надежду, будто все еще может быть хорошо.

Но ведь не для тех, кого больше нет. Чувств тоже больше не осталось. Только свет маяка. Только твердое вестландское знание, что главное — это идти и делать что должно.